Вера и верность!
Новогодний графоманский рассказ. Наконец-то его закончил 
Длинный, частично в комментариях.
читать дальшеУтренняя прохлада запустила пальцы под одежду, заставив Марью поёжиться. Лето кончилось. Позади, отрезая дорогу в домашний уют, хлопнула дверь подъезда.
- Вперёд, беспечный пешеход…
Утро среды Марьяна не любила со времён университета. Среда ассоциировалась у неё с желтизной, сонливостью и унынием: в среду стояли самые скучные пары, в среду было дальше всего от выходных – пошедших и будущих – а уж работа в этот день и подавно казалась каторгой. Почему бы не сделать среду выходным днём вместо, скажем, субботы?
«Напиши премьер-министру», - посоветовала она себе. «С его любовью к странным инициативам у тебя есть неплохой шанс».
Всё, решительно всё в этот день оборачивалось против Марьяны. В автобусе ощутимо воняло – скорее всего, кем-то немытым - и от этого запаха скоро стало подташнивать. Пришлось выйти на остановку раньше и слегка пробежаться, чтобы не опоздать. Не по размеру громкая собачка оглашала ведущую к работе аллею противным лаем. В довершение всего, перед самым входом подвернулась левая нога (чёрт бы побрал дресс-код с его идиотскими туфлями!), и несколько секунд, спасаясь от падения на бетонную плитку, пришлось прыгать на правой. Шедший мимо мужик в костюме даже не подумал помочь.
Тучная, источающая убийственный аромат духов Тарасьян отстала от Марьи на какие-то полминуты – та успела лишь убрать сумку и ткнуть в кнопку системника. Нагоняй от начальницы отдела мог бы стать достойной вишенкой на торте мелких злоключений среды, но в этот раз гроза прошла мимо – младшую сотрудницу величественно проигнорировали, немедля атаковав телефон. Кто сегодня вызвал гнев солнцеликой, Марью не интересовало: безвестный герой, ответственный за неведомые поставки, принял огонь на себя и эффективно отвёл его за пределы набитого столами и мониторами помещения.
Работать отчаянно не хотелось.
«Но квест на получение зарплаты никак нельзя провалить», - напомнила она своей лени.
Среда в самом деле была жёлтой – цвета электронных табличек, цвета чужих лиц, цвета ламповых внутренностей комнаты, контрастирующих с бледным миром за окнами. Сентябрьская серость изнутри уже не казалась такой мерзкой.
«Всё познаётся в сравнении. Трудись я на грязном овощном складе, этот офис тоже казался бы мне уютным».
Понемногу начала болеть голова. В последе время это случалось чаще и таблетки не особенно помогали.
- Марьюшка, распечатай мне сводный отчёт за август.
- Хорошо, Елена Геннадьевна.
«Хорошо, что я его сделала – хотя по плану он до сих пор в работе. Но кого волнует?»
Пока бумажка ползёт из общего принтера, можно встать и слегка размяться. Свысока посмотреть по сторонам. Помрачнеть.
Женщины таращат глаза в мониторы. Кое у кого уже дымится чай – хотя всего-то девять утра. Строева и Светланова шепчутся. Машка явно раскладывает пасьянс – куда ещё ей тыкать мышью с таким сосредоточенным видом?
Отчёт допечатался, и Марья отнесла его Елене Геннадьевне, заслужив сухое «угу».
«Работа мечты. Ещё десять лет в этом болоте – и я превращусь в такую же уродливую тётку и тоже буду попивать чаёк, сплетничая о какой-нибудь ерунде.»
Марья нахмурилась. От сеанса самобичевания вряд ли стоит ждать пользы. Сама виновата, да. Не о таком мечтала? А о каком? Мечты бесполезны, если не дополнены точным планом. Были у неё конкретные мечты? Закончить ВУЗ, найти абстрактную работу? Попасть в страну сиреневых пони? Абстрактная работа - вот она, бессмысленная и беспощадная. А единственна сиреневая вещь на горизонте – кофточка Тарасьян. На пони никак не тянет, скорее уж, на корову…
Она вернулась к работе, споро превращая разрозненную груду циферок в осмысленную структуру. Больше работаешь – меньше думаешь. Меньше думаешь – лучше спишь. Лучше спишь – лучше работаешь…
«Тьфу!»
Офис понемногу затягивал Марью, превращая её в свой придаток. Звенел, щёлкал, обрабатывал информацию, тратил сахар, глядел в окна и выпускал наружу щупальца телефонных переговоров.
Звуки пульсировали: скрежет древнего принтера, крики Тарасьян, дробный стук пальцев по клавиатурам - офисная симфония то сливалась в единый, буравящий шум, то распадалась на сотни отдельных партий, каждая из которых норовила ухватить кусок сознания Марьи и утащить как можно дальше, как можно глубже. Следом поплыло зрение. Заколебались и вспучились пузырями стены, задрожал, готовясь обрушиться, потолок, а лица коллег, наоборот, приобрели пугающую чёткость. Выступающие носы, влажные, огромные рты, блестящие шары глаз - все они шевелились, двигались, из-под штукатуренных, раскрашенных масок выползало нечто сокровенное и поганое, оно тут же находило свои подобия и вступало в ними в спор - рты разевались ещё сильнее, мышцы под кожей напрягались, стягивая дряблую плоть и обнажая крупные зубы. Вокруг Марьи бушевал скандал, словесное побоище, смысл которого нельзя было разобрать, и волны злобы сминали и без того утратившую опоры реальность. Тучеподобная Тарасьян беззвучно орала на Машку Негожеву, та, оскалясь загнанной в угол крысой, изливала в ответ порции незримого яда, поодаль сцепились три молодящиеся дамы из абонентского отдела, программистка Строева, которую за глаза звали морской свинкой, трясла распухшей родинкой на щеке, пытаясь не то перекричать, не то задавить Светланову - и весь этот ад расползался вширь, углублялся, обретал всё больше отвратительных черт. Зубы сцепившихся сотрудниц росли, выпирая изо ртов; лица становились озлобленней, человеческие черты в них таяли, растворяясь в звериных гримасах. Ещё немного - и эти блестящие, большие зубы будут пущены в ход. Немного, совсем немного...
Оскаленные лица разом повернулись к Марье и расплылись улыбками предвкушения.
- Марьяна!
Глаза не желали собираться в кучу. Марья тупо смотрела перед собой, потерянная в неожиданной тишине.
- Ты как себя чувствуешь? Всё в порядке?
Тарасьян. Её озабоченное лицо перед глазами и плавает. А где… На работе, конечно же. Где ещё?
Захотелось расплакаться. Опять приступ. И у всех на виду.
- …сидишь и смотришь в одну точку, ничего не слышишь. Думали скорую вызывать.
- Я… Простите. Со мной такое бывает. Вроде… вроде снов наяву. Что-то с нервной системой. Уже всё в порядке, спасибо.
Взгляды. Из каждой щели, со всех сторон. Весь отдел пялится – сочувственно, жалостливо, насмешливо. Тема месяца для туалетных бесед.
- А врачи что?
- Не могут понять, в чём дело. Года три уже.
«Поскорей бы закончилась эта пытка. Я на пределе. То ли зарыдаю, то ли наору на кого-нибудь.»
- …купленные, что с них взять. У мамы участковый врач – так тот вообще…
Голос Тарасьян снова опасно поплыл, то долетая до сознания обрывками фраз, то пропадая где-то на полпути.
- Знаешь что? Поди-ка ты домой, отдохни. У тебя отчёты за август уже готовы?
- Да, но…
- Вот и молодец. Иди, иди. Ты вон какая бледная вся, того и гляди в обморок упадёшь. Может, Серёжу попрошу проводить?
- Нет, спасибо… Мне уже лучше.
Подарок от Тарасьян. Неужели искренний?.. Зато спектр взглядов пополнился завистью. Хочешь заработать сочувствие? Заболей. Хочешь удостоиться зависти? Пропусти по болезни рабочий день.
- Пусть, пусть идёт! Молодая ещё, себя поберечь надо.
«Поддакивают. Может, и правда искренне. Только я всё равно не отличу одно от другого.»
***
«Утро, десять часов, среда. Куда может спешить девушка в белой рубашке, юбке чуть выше колен и приталенном пиджачке? Конечно, к ненаглядному психиатру!»
К тому самому добродушному дядьке, что стал уже одним из лучших знакомых. В кабинет, где старенький шкаф до отказа набит бумагами, а на кушетке треснул кожзам. Туда, где на окне беленькая решётка, за которой трепещет ива.
На улице дышалось свежо и вольно, и хотелось не в больницу, не в облако её удушливых ароматов, а в парк, в лес, в ботанический сад, на худой конец – или сразу домой, под одеяло. Но…
Пустой дребезжащий вагон подхватил Марьяну, увлекая совсем не туда, куда стремилась её душа. За окнами трамвая расцветали радужные сады, сквозь которые, как спины дельфинов сквозь гребни волн, то и дело проглядывали автомобили. Стекло холодило лоб.
«Только бы не отрубиться, только бы не отрубиться. Вези меня, железный трамвай, вези в страну таблеток, анализов и уколов.»
Мимо часовой башни, где на белом циферблате ни единой отметки. Мимо вьющихся, как плющ вокруг дерева, лестниц. Мимо всплывающих из-под привычного городского пейзажа фантасмагорических картин, то дрожащих, как миражи, то пугающе реальных.
Трамвай не подвёл. До больницы удалось добраться без происшествий, и даже маяться в коридоре почти не пришлось – что такое десять минут по сравнению с классической очередью? На месте оказался и добрый дядька Игорь Вячеславович – день, словно извиняясь за негодное утро, принялся услужливо подсовывать удачные стечения обстоятельств. Уже позже, сидя на стуле и отвечая на хорошо знакомый перечень вопросов, Марья вспомнила, почему когда-то определила психиатра в категорию добряков: при первой встрече, идя мимо неё, мрачной и насупленной в ожидании приёма, тот сунул ей в руки фруктовую конфетку. В ином случае она никогда бы ничего не взяла у незнакомца, но в тот раз машинально развернула и съела. Апельсиновый вкус вспомнился так ярко, словно конфета до сих пор была у неё во рту.
- Что ж, шизофрения у тебя, Марьюшка, по-прежнему не просматривается. Это хорошо.
- А что просматривается?
Психиатр помедлил с ответом, глядя на девушку поверх сцепленных пальцев. Марья знала, что ответа попросту нет.
- Давай лучше зайдём с другой стороны. Когнитивных нарушений я у тебя не вижу. Психически ты здорова, дееспособна, личность не страдает. Тут картина стабильная и беспокоиться пока не о чем.
- Пока?
- Пока. Потому что, как ты понимаешь, галлюцинации, видения, бредовые состояния – это всё психопатологические явления, у них есть определённые причины. Я бы сказал, что тебе очень повезло… в том смысле, что обычно эти явления сопровождаются разрушением психики. Ты ведь алкоголь, наркотические вещества не употребляешь?
- Вы же знаете, что нет.
- Знаю, ты девушка честная. Но поначалу я, видишь ли, в тебе сомневался. Очень некоторые симптомы похожи на… впрочем, не будем об этом. Вернёмся к нашим неприятностям. Причины. Органические поражения мозга, ты понимаешь?
Марья понимала. Эти поражения в её голове искали уже несколько лет – без особых пока успехов.
- Тот факт, что мы не можем их обнаружить, в какой-то мере обнадёживает – это означает, что процессы не зашли слишком далеко и не развиваются. С другой стороны, не зная причины, мы не можем и назначить конкретное лечение, только купировать симптомы – а это всегда, в той или иной мере, подавление деятельности мозга, угнетение отдельных функций… Ну, ты сама всё знаешь.
- Угу.
- Спусковых крючков по-прежнему никаких?
- Я не замечала. Вроде бы, никакой привязки к конкретным ситуациям.
- А запахи, например?
- Вы же уже спрашивали.
- А ты ещё раз подумай.
- Сегодня в автобусе неприятно пахло. Но прихватило уже на работе.
- М-да. Ты таблеточки принимаешь, как я рекомендовал?
- Конечно.
- И с таким результатом, хм… Если тебе совсем уж некомфортно с этими… проявлениями, можем попробовать более сильные препараты. Как два года назад. Но я бы советовал потерпеть, незачем молодой девушке такое колоть.
Марья вспомнила лечение двухгодичной давности и содрогнулась. Возвращаться по доброй воле в то амёбообразное состояние, пусть даже и без видений, хотелось меньше всего на свете.
- Я, наверное, воздержусь.
- Оно и к лучшему. Но на томографию головного мозга ещё раз сходить придётся, и на анализ крови я направление дам. Если картина изменилась, сразу её зафиксируем и будем думать, что делать дальше. И чуть что – сразу ко мне! Звони, если нужно, телефон мой у тебя есть.
После визита к психиатру, как всегда, стало легче. То ли от таблеток, то ли от самого факта.
«Сиреневым пони не пробраться в больничную цитадель.»
Будний день, обеденный час. Город суетливо шевелил транспортными потоками, потягивался, как кот, под тёплым осенним солнцем. Город сверкал зеркальными окнами самодовольных офисных особнячков и серьёзных деловых башен, подмигивал Марье, словно разделял с ней общую тайну, шептал на ухо шелестом листвы и вечным гулом автомобилей. Домой не хотелось – дома было мрачно, тоскливо и одиноко. Дома стоял проклятый компьютер, окно в иллюзорную жизнь, которая порой становилась привычней, чем настоящая. Настоящая… Та, которую можно потрогать пальцами – это она? Шершавая кора дерева под ладонью – это она? Солнце, лучи которого заставляют жмуриться – это она? Если да – почему она не держит и не даёт опоры, почему позволяет человеку топиться в омуте сетевых иллюзий?
«Небо, слабых не милуй, всем не под силу бремя свобод», - припомнила она строчку старой песни. - «Не сумел удержаться – падай, сам виноват.»
Возле парка Марьиным вниманием завладела вывеска небольшого кафе. Сначала её буквы, стилизованные под тёмное дерево, привлекли взгляд, потом слегка искривили траекторию движения и наконец Марья, признавая победу тайных желаний, уже осознанно двинулась навстречу завлекательным ароматам кофе и выпечки.
«Я, наверное, видела это кафе сотни раз. А зайти решилась впервые. Странно.»
Среди десятка небольших чёрных столиков и ажурных стульчиков оказалось даже уютней, чем она ожидала. Свисающие из горшков растения обрамляли два больших полукруглых окна, понизу стояли тускло отсвечивающие бронзовыми деталями старинные кофейные приборы. За стойкой, на деревянных полках, гнездилось множество баночек с мармеладом и цветными конфетами.
«Внутри не хуже, чем снаружи, как сказал бы Вини-Пух. Или это был унылый осёл? Не помню.»
Задумчивая девушка приняла у Марьи заказ – чашка кофе, яблочный штрудель. Хотелось попробовать всё и сразу, но квест на зарплату был далёк от завершения, заставляя ограничивать желания капризной плоти.
Тихонько прихлёбывая кофе, Марья глядела в окно – на спешащих мимо прохожих. Молодой человек с сумкой для ноутбука – в костюме, бледный и торопливый. Женщина средних лет, крашеные волосы, озабоченное лицо. Потёртый субъект с опущенными плечами. Никто не шёл медленно, никто не смотрел по сторонам.
«Одна я тунеядствую. Зато спокойно и тепло – что мне ещё надо?»
Жизнь за окном текла, будто в очередном фильме про офисный планктон. Вот проехала машина. Вот представительная дама села на заднее сиденье большой блестящей повозки. Вот студентки прошли мимо, над чем-то весело хохоча. У каждого – своя история и каждому нет дела до остальных. Что же тогда держит их вместе?..
«Сюжет игры. Лучшей многопользовательской игры всех времён и народов. Хотя мне привычней считать остальных людей NPC.»
- Разрешите?
- Не разрешаю.
«Одинокая девушка в кафе. Кто-то чует запах добычи.»
- Я закажу вам пирожных.
Марья соизволила поднять взгляд, оценивая щедрое предложение. Предложение явилось под видом парня в чёрной рубашке, джинсах и задранных на лоб солнцезащитных очках. Прилизанные тёмные волосы формировали на голове подобие вертолётной площадки.
«Пикапер, как пить дать. И рожа противная.»
«Рожа» наблюдала за Марьей внимательно, без улыбки. Обычное мужское лицо, без изъянов и ярких черт. Разве что глаза – но мало ли на свете глаз, обещающих поведать тайны вселенной?
«Тайны вселенной редко простираются дальше банального секса.»
- Вам ничего не обломится.
- Это меня устраивает.
«Чёрт с ним. Я этот столик не покупала.»
- Два миндальных и два клубничных бисквита. Взнос за то, что портите вкус кофе своим присутствием.
- Будет исполнено.
Он заказал пирожные и чай. Пока официантка несла заказ, Марья неотрывно пялилась на тарелку: как бы нахал не подсыпал ей в еду дряни. Нахал подсыпать ничего не пытался, разговоры тоже не заводил.
«Может, пронесёт?»
Не пронесло. Она только-только успела отправить в рот кусочек нежнейшего бисквита, когда парень, решивший, видимо, что выжидал достаточно долго, нанёс удар.
- А вы, говорят, интересные вещи видите?
Внутри ёкнуло. Щекам стало горячо-горячо.
- Кто... говорит?
- Ветер шепчет.
- Убирайтесь. Не знаю, что у вас ко мне за дело, но у меня к вам дел точно нет.
- Зачем так строго? Тем более, что я всё равно не уйду.
- Тогда уйду я.
- А от себя вы тоже... уйдёте? - незнакомец сделал точь-в-точь такую же паузу, как и она парой мгновений ранее.
Пальцы, державшие вилку, сжались. Остро, горячо захотелось воткнуть эту вилку в глаз надоедливому придурку. Только додумав мысль до конца и полностью осознав своё желание, Марья медленно разжала ладонь. Металл звякнул, упав на тонкий фарфор.
«Наверное, этого он и добивается. Провоцирует. Проверяет, можно ли меня на улицу выпускать, или лучше посадить сразу в клетку.»
Вот он - сидит и смотрит. Не стесняясь, внимательно и насмешливо.
Девушка демонстративно вздохнула.
- Вы психиатр?
- Что вы, что вы! Будь я психиатром - разве стал бы заказывать вам пирожные?
Она, против воли, фыркнула.
- Не знаю. Так что вам надо? Уверяю, меня сегодня не тянет на романтические знакомства.
- Вас и завтра на них вряд ли потянет. Да и меня тоже, если это вам интересно. Я вообще ничего не хочу от вас получить.
- Лжёте, - с удовольствием процедила Марья.
- Почему же? - ничуть не возмутился собеседник.
- Потому что каждый человек на этой планете, за исключением нескольких идиотов, действует из эгоистических побуждений.
- Приятно знать, что вы не сочли меня идиотом. И всё же: я ничего не хочу от вас получить. Ничего такого, что вы можете потерять.
- Вот вы уже уточняете. Значит, что-то вам всё же нужно. Колитесь сразу, сэкономите время мне и себе. Всё равно пикаперская хрень со мной не работает.
- Сразу так сразу, - с неожиданной готовностью согласился он. - Я ведь уже спрашивал о том, что вы видите?
- Да. И я успела ответить, что это не ваше собачье дело.
- Положим, собачьих дел вы не упоминали. Равно как и хомячьих. И прочих... Хотите разобраться с этой проблемой?
- Ааа. Сектант.
- И опять вы поспешно судите. Я атеист. Не врач. Не мошенник. Мне не нужны ваши деньги и даже ваше симпатичное тело.
- Кажется, вы вернули мне комплимент. Я так рада.
- Если на моих похоронах все лица будут столь же радостны, я решу, что жизнь прожита не зря. И всё же вы не ответили на вопрос.
- Ладно, ладно. Ваша взяла. Да, у меня проблемы с головой. Возьмите конфету.
- Спасибо.
Несносный тип без всякого стеснения подцепил бисквит с её тарелки и откусил. Прожевал и, как ни в чём ни бывало, продолжил:
- Насчёт проблем вы верно заметили. Ну так что же - примите мою помощь?
- Помощь в чём? - устало спросила Марья. Ситуация перестала её пугать, но перестала и развлекать: всё, как бывало и раньше, вдруг надоело и отдалилось за серый занавес. - В испытании какой-то новой методики лечения? Гипноз? Препараты? Знали бы вы, каким экзекуциям меня подвергали эскулапы, чтобы купировать эти приступы снов наяву. И я даже не уверена, что хуже - проблема или лечение.
- Знаю. Только я вовсе не собираюсь избавлять вас от ваших приступов.
- Имейте в виду - от девственности я уже успела избавиться.
- Спасибо за информацию.
- Чорд. Я думала, вы смутитесь.
- Как насчёт... пойти туда, откуда вы пытаетесь убежать?
И пока Марья хлопала глазами, пытаясь осознать смысл сказанного, он, ничуть не изменившись в лице, добавил:
- И принести туда могильный покой.
- Ааа. Я поняла. Вы тоже псих, да? Только чуть психованнее, чем я.
Ситуация наконец-то нашла своё место в картине мира. Облегчение и разочарование – чего в этом факте больше?
- Совершенно верно. Я тоже псих.
«Он даже не пытается скрыть. Что ж, хвалю.»
- А про меня откуда узнали?
- Обман, подлог, незаконное проникновение…
- Эээ…
- Шучу. Мы наблюдаемся у одного психиатра и мне, скажем так, удалось однажды заглянуть в его записи. Потом навёл справки, чуточку подождал – и вот мы встретились.
- И что вас там привлекло? В записях этих. Учтите, я…
- Ты.
- Что – ты?.. – сбилась с мысли Марья.
- Обращайся ко мне на «ты». Вежливая форма – для менеджеров и рекламных агентов.
- Нууу… Не каждый день незнакомый шизофреник подсаживается ко мне в кафе, сообщает, что следил за мной и вот так сразу…
- Я не шизофреник.
- Все вы так говорите.
- Ты здорова.
- Речь-то не обо мне…
Разговор снова начал приобретать тревожный оттенок. Сумасшедший явно вёл, и это чуть-чуть пугало. Самую малость. Марье очень не нравилось отбиваться.
- Ты здорова. Потому что я вижу практически то же самое. Одни и те же симптомы. Пока я не узнал о тебе, тоже полагал, что болен. Но когда прочитал…
Он в молчании допил свой чай, заказал ещё, потом продолжил – ровным голосом, словно говорил о покупке сосисок и стирального порошка.
- Какое-то время назад я перестал убегать. Перестал принимать таблетки. Перестал отмахиваться от галлюцинаций. Перестал считать себя больным.
- Звучит как исповедь саморазрушения. Помогло?
- Нет, кончено. Приступов больше нет, потому что теперь я вижу эту дрянь непрерывно.
Марья содрогнулась при мысли о такой перспективе.
- Ну и зачем тогда?..
- Чтобы понять. Если моя личность в порядке – а наш общий знакомый, Игорь Вячеславович, утверждает, что это так, но болезненное состояние налицо – значит, что-то не в порядке. Но не со мной. Как ты думаешь, насколько вероятно совпадение, при котором два незнакомых человека страдают одинаковым расстройством и видят идентичные галлюцинации?
- Одна культура, похожая среда, вот и…
- Не «похожие» галлюцинации, рысенька. Идентичные.
- Как ты меня назвал?!
- Рысенька? – он, казалось, и не заметил Марьиного возмущения. – Это из-за причёски и цвета волос.
- А вилкой в глаз? – ядовито осведомилась она.
- Не надо. Это больно.
- Тогда за языком следи!
- Хорошо.
Он замолчал, гляди прямо перед собой.
- Ну и? Ты закончил исповедь?
- А? – встрепенулся незнакомец. – Я думал о том, как не сказать лишнего. Психиатрические проблемы несколько сокращают круг друзей, знаешь ли. Теряются навыки общения.
- Знаю, представь себе. Что там про галлюцинации?
- Лестницы, сады, башни… Порой описания совпадали вплоть до мелких деталей. Порой – отличались. Либо мы черпали вдохновение в одних и тех же источниках, либо – и впрямь видели одно и то же.
- И ты выбрал самый сказочный вариант.
- Почему нет? Я научился… приближаться к этим вещам.
- Стал сильнее сходить с ума, ты хотел сказать.
- Что-то вроде. И меня не отпускает мысль, что туда можно попасть.
- Запросто. Ты ещё веществами закинься – и попадёшь. С гарантией. Может даже, насовсем.
На равнодушном лице расплылась улыбка. Кривоватая, если не сказать – хищная.
- Насовсем меня не устраивает. Вполне хватит какого-то времени.
- И зачем?
Марья порядком утомилась, но заканчивать разговор не спешила: в конце концов, хоть какое-то развлечение.
- Я ведь уже упоминал. Решить проблему радикально – уничтожив её источник.
- Чувак! Если бы ты попал в Нарнию, ты бы сделал из тамошнего льва чучело?!
- Именно!
- Тьфу!
- Тебе жалко льва?..
- Терпеть не могу Льюиса с его христианскими закидонами. Но я, в отличие от тебя, ещё не слетела с катушек полностью.
- Разве? Когда ты видишь гниющий труп, у тебя есть три пути: убрать его, уйти – или выколоть себе глаза, чтобы не видеть. Заодно заткнуть нос. Уйти ты пыталась – не получилось. Выкалывать глаза ты тоже пыталась, верно?
- Ты и это прочёл?
- Вряд ли меня лечили по-другому. И по доброй воле я те лекарства принимать больше не буду. Остаётся третий путь, не находишь?
- Это безумие.
- Да. Но кто мешает попробовать?
- Здравый смысл. И зачем для этого нужна я? Лезь в волосатый шкаф или куда там ещё, может, завтра помашешь мне ручкой из разноцветного сада.
- Я бы так и сделал, но есть нюанс.
- Всегда есть нюанс.
- Ты – мой ключик.
- Нарываешься на вилку?
- Я - такой же, как ты. Просто стучусь об эту стену лбом куда дольше. Хожу, ломлюсь в открытые двери - а они пропускают меня насквозь вместо того, чтобы впустить в себя. Представляешь? Вижу, но потрогать нельзя... Как в дурацком сне - в детстве мне снились такие. Чудесные игрушки, исчезающие поутру.
Теперь он в самом деле походил на безумца. Глаза сверкали, руки… нет, руки не тряслись. Они продолжали аккуратно, как механизмы, орудовать ложечкой и подносить чашку к губам. Разительный контраст между взглядом, словами и языком тела.
- Я, вообще-то, наоборот. Цепляюсь всеми лапками, чтобы не ухнуть в эту дыру.
- Не рухнешь. Мы - две половинки ключа: я знаю - как, ты знаешь - где. Вдвоём мы сумеем туда вломиться.
Он какое-то время продолжал буравить Марью взглядом, потом расслабился, откинулся на спинку стула и стал нормальным.
«Обычный парень, и не скажешь, что шизофреник. А то и вовсе маньяк.»
- Я давил на тебя, как только мог. Думаю, пора заканчивать.
- Наконец-то!
Марья фыркнула, маскируя лёгкое разочарование.
«Посмотрим, спросит ли он телефон. Последнее испытание, так сказать.»
Незнакомец не стал спрашивать телефон. Он положил на стол купюру, рядом с ней – клочок бумаги, встал, и, не прощаясь, вышел.
Марья сграбастала бумажку. На ней, грубым и стремительным почерком, был написан номер мобильного. Чуть ниже стояла приписка: «Медиатор». Ещё ниже, совсем мелкими буквами, значилось: «Звони, когда станет хуже».
- Вот идиот.
Официантка проводила девушку взглядом, полным житейской мудрости.
***
Марья открыла глаза. С потолка на неё смотрел огромный белесый глаз. Он был совершенно реален: чёрный провал зрачка, водянистая радужка, ниточки кровеносных сосудов и влажный блеск. Только размер – как у широкоэкранного телевизора.
Некоторое время она моргала, надеясь, что глаз исчезнет, но тот оставался на месте, всё так же внимательно пялясь вниз. Тогда Марья заплакала – горячо и горько, до подбородка натянув одеяло. От жалости к себе, от страха, от чувства дикой несправедливости. От того, что сходит с ума. От того, что рано или поздно придётся делать инъекции, и они превратят её в тупой овощ. Слёзы, прорвав плотину самоконтроля, текли нескончаемым потоком, скатывались по щекам на подушку и размывали взгляд. Она потёрла лицо краем одеяла, боясь потерять страшный глаз из виду, но тот, будто удовлетворённый мучениями жертвы, исчез.
Прогноз давешнего шизофреника сбывался с пугающей скоростью. Прошло всего несколько дней, но как за это время изменилась привычная жизнь! Видения теперь вторгались в поле зрения не от случая к случаю, а настырно и регулярно – дошло до того, что Марья стала избегать взглядов по сторонам, где почти наверняка можно было заметить не принадлежащие реальному миру вещи. И что хуже всего – большая часть этих вещей имела постоянное местоположение в пространстве. Башня, сложенная из гладких серых камней, увитая, как плющом, сразу несколькими лестницами без перил, обосновалась возле ближайшего книжного магазина. Видно её было не всегда, но уж если башня возникала – то на том самом месте. Марья пыталась пройти сквозь неё, но чем ближе подходила, тем прозрачней становилась иллюзия, пока не растворялась совсем. Однако стоило отойти дальше – и вот она, целая, до жути реальная, заслоняющая многоэтажку позади себя. Впрочем, совсем, на сто процентов настоящей, башня тоже не выглядела: она не отбрасывала тени, а пятна света на её поверхности не соответствовали положению солнца в небе.
«Словно объект из виртуальной реальности, спроецированный мне в глаза.»
На клумбе, за которой ухаживали бабушки из Марьиного дома, обосновался мрачный металлический сад. Вид бабушек, ковыряющихся в земле среди гнутых, разветвляющихся, ржавых и блестящих металлических стержней, прутьев и шипов, отдавал комическим ужасом. Привычка выглядывать в окно очень быстро сошла на нет – вслед за привычкой крутить головой.
«Скоро меня собъёт машина и всё закончится.»
Суицидальные мысли уже не пугали так сильно, как прежде. До осознанного ухода из жизни оставалось ещё далеко, но Марья отчётливо видела, как меняется внутри неё отношение к данному способу решения всех проблем. Медленно, со скрипом, против воли – и всё-таки меняется. Ежедневная пытка врастающими в реальность галлюцинациями подтачивала нерушимое когда-то табу.
Она не шла к психиатру, отсрочивала этот момент, как отсрочивает ребёнок момент наказания, скрывая шалость, непременно всплывущую чуть позднее. Понимала это, и всё равно не шла. Коллеги по работе пришли к консенсусу, постановив, что у Марьюшки «проблемы на личном фронте». Поначалу к ней приставали с расспросами, потом – отстали, раз за разом натыкаясь на утомлённый взгляд и отказ продолжать беседу. Замкнутость окончательно отделила её от коллектива, с которым и прежде не просматривалось тесных отношений. Марья осталась совсем одна.
По истечению следующей недели апатия и жалость к себе окончательно вытеснили страх. Жить, как ни в чём ни бывало, сил не осталось. Сил что-то изменить – никогда и не было. Она накрылась с головой одеялом, наслаждаясь маленьким уютным мирком – временем, когда никуда не надо идти, не нужно видеть навязанных больным мозгом видений, когда можно не притворяться и даже плакать – хотя слёзы успели высохнуть и больше не шли.
Под одеялом, отчётливо видимая в проникающем внутрь свете, ползла чёрная многоножка. Марья сдавленно захихикала. Тварь проползала сквозь складки простыни, постепенно погружаясь в кровать.
«Призрак многоножки в постели. Что дальше? Упырь в туалете? Червяк в тарелке?»
Постель перестала казаться уютной. Пришлось встать, натянуть футболку и заняться утренними ритуалами. Видения, выполнив одним им известную норму, исчезли, позволив спокойно принять душ и позавтракать. Впереди был длинный субботний день – желанный когда-то, теперь он стал совершенно бесполезным отрезком времени. Гадая, чем бы заняться, Марья в очередной раз бросила взгляд на лежащую возле телефона бумажку – записку-предложение от давешнего маньяка из кафе.
«Позвонить? А что: инвалиды же образуют пары. Почему бы больной девушке не встретиться с больным парнем? Других-то у меня нет.»
Звонить не хотелось сразу по трём причинам. Во-первых, Марья не любила признавать чужую правоту, а тут, как ни крути, придётся хоть временно, но поддаться безумной аргументации. Во-вторых, это означало признание собственного отчаяния. В-третьих, незнакомец в самом деле мог оказаться маньяком-расчленителем или реальным шизофреником, убедившим себя, что они видят одно и то же. В последнее верилось особенно охотно.
Решительно протянув руку, она взяла телефон и набрала коротенький текст.
«Как угадать, что галлюцинация нереальна?»
Помедлила немного и ввела телефонный номер. Ещё помедлила – и с решимостью, которой хватило бы на прыжок с вышки в бассейн, ткнула в кнопку отправки. Потом отложила телефон, словно он мог в любой момент укусить, и попыталась заняться домашними делами. В глубине души Марья уже сожалела о содеянном и надеялась, что никто не ответит.
Увы, трель входящего сообщения раздалась через минуту.
«Может, это реклама.»
Самообман не сработал – сообщение пришло с того же самого номера.
«Они освещены другими источниками света. Ни с чем не спутать.»
Сердце упало. Это свойство она не упоминала в разговорах с Игорем Вячеславовичем, она и заметила его не так уж давно – когда видения стали особенно стабильны и постоянны. Желая отвратить неизбежное, Марья настрочила другой вопрос:
«Кто без спросу пялится на меня?»
Ответ последовал столь же быстро.
«Большие глаза. Иногда больше метра. Чаще всего они располагаются на потолке и на стенах.»
Пути к отступлению оказались полностью перерезаны.
«Твоя взяла. Где встречаемся?»
«Там же. В 12.»
После сообщения стоял улыбающийся смайлик. Марья отправила в ответ злобную рожу, потом решила, что это не самый точный ответ, и послала скупое «да».
- И что же мне надеть на свидание? – озадаченно спросила она пустоту квартиры. Пустота ответила вспухшим на стене глазом. Марья показала ему язык.
***
- Полезем в нору?
- Мне казалось, мои уши непохожи на кроличьи.
- Пластическая хирургия в наше время творит чудеса.
- А шёрстку я эпилировал в модном салоне. Ты когда-нибудь делала эпиляцию?
- Тебя это не касается!
- В самом деле. Кстати, прыгать с крыши мы тоже не будем.
- А ты, случаем, не маньяк?
- Нет.
- Чем докажешь?
- А чему ты поверишь?
Марья задумалась, но ответа не нашла.
- Пожалуй, ничему.
- Тогда зачем тебе доказательства?
- Логично.
- Если ты думаешь, что я маньяк – зачем решила встретиться?
- Ты и сам наверняка знаешь.
- Знаю. Галлюцинации замучили.
- Как ты с этим справляешься?
- Никак. Я просто заставляю себя помнить, что это не галлюцинации.
Они встретились в кафе, но задержались там ненадолго и теперь брели по старым кварталам, в стороне от шумных дорог. Двух и трёхэтажные кирпичные дома, коричневые от времени, иногда – коряво оштукатуренные, улыбались солнцу и хорошей погоде. Блестящая спина реки мелькала в переулках по правую руку: город сползал к воде, от края которой начал когда-то своё восхождение на холмы. Во дворах, спрятавшихся за тёмными арками, сушилось бельё и росли морщинистые деревья. Посреди проезжей части ещё сохранилась старинная брусчатка, кое-где прикрытая заплатками асфальта, скромные цветники, уже по-осеннему бедные, отгородились от прохожих заборчиками из кроватных спинок и старых шин.
То тут, то там прямо из тротуара торчали яркие стебли невиданных растений, но даже они не портили Марье хорошего настроения. Когда она в последний раз так гуляла? Не вспомнить. Парень, который остался в голове «Медиатором», шёл рядом и по большей части молчал. Она, время от времени, косилась на него и ловила блуждающий, задумчивый взгляд – потенциальный маньяк вёл себя прилично, руки распускать не пытался и разговоров на постельные темы не вёл.
«Пай-мальчик. Как раз такие с катушек и слетают, пока никто не подозревает.»
Собственная паранойя немного смешила, но и не проходила.
- Эй, кролик.
- Что, рысенька?
- Блин! Сама виновата. Угадаешь, что я сейчас вижу на углу того дома – считай, половина подозрений с тебя снята.
На углу уходящей вниз улицы Марья наблюдала что-то вроде автобуса – ярко-жёлтого, с круглыми окнами-циферблатами и разноцветными цветами на крыше. Автобус медленно погружался в стену.
- А другая половина?
- Другая половина пожизненно.
- Ладно, - вздохнул Медиатор. – Там жёлтый автобус. У него окна-часы и клумба на крыше.
- Чорд.
Марья растерялась. Доказательство того, что они видят один и тот же бред, было налицо, однако ощущение подвоха не покидало.
- Я оправдан?
- Наверное. Да. То есть... Нет, не могу понять. Почему ты видишь то же самое?..
- Потому что смотрю на то же самое.
- Это не ответ!
Она дёрнула его за рукав, заставляя повернуться к себе.
- Так не бывает!
- А как бывает? Выдвигай непротиворечивую гипотезу, и я рассмотрю её со всем тщанием.
- Нет у меня гипотезы.
- Тогда прими на веру мою.
- Ну допустим. Допустим, ладно! Что делать дальше?
Марья старалась не смотреть в глаза спутнику и потому пялилась в окно дома, возле которого они остановились: там, рядом с обгрызенным алоэ в горшке, сидела полосатая кошка.
- А дальше – просто веди.
- Я?!
- Ты. Иди, куда глаза глядят. В переулки, щели, дворами. Туда, куда бы ты была не прочь заглянуть, если бы это не выглядело глупо или странно. Если бы никуда не спешила.
- Иии...
- И, может быть, мы забредём достаточно глубоко, чтобы оказаться там, где хотим.
Марья вовсе не была уверена в том, что хочет там оказаться, но она и без того зашла уже слишком далеко – особенно в мыслях.
Прошло несколько длинных, очень длинных секунд.
- Не хочешь?
- Не то, чтобы...
Неожиданно оказалось, что выполнить рекомендацию Медиатора не так-то просто. Когда гуляешь без всякой цели – это одно, но когда тебе специально говорят гулять просто так...
Она преодолела свой ступор и двинулась вперёд. На ветхом балкончике кирпичного дома заметила старичка в халате – тот следил за прохожими внимательным взглядом. Залаяла собака, проехал, тихо фырча, автомобиль. Ничего не изменилось, всё оставалось обычным и настоящим.
- А что, вообще, мне надо найти?
- Не знаю.
- Не знаешь?!.
Медиатор молча кивнул.
«Блин. Связалась на свою голову.»
На следующем перекрёстке Марья решительно свернула направо, спустилась вниз на один квартал и снова пошла по улице, идущей параллельно реке. Старые акации росли здесь вровень с крышами, смыкая ветви над головой, а домики выглядели ещё более дряхлыми. Сквозь видавшие виды фасады порой проступали очертания каких-то странных, нереальных конструкций – будто один мир сдвинули относительно другого, да так и оставили получившуюся в итоге щель.
- Теперь сюда.
Между забором и глухой стеной трёхэтажки оставалось довольно места, чтобы протиснуться и выйти к травяному склону – покосившиеся ограды из всякого хлама, пышные сорняки и тропка, взбегающая на холмик.
«Вообще, я бы и в прежние времена сюда влезла – было бы с кем.»
Тропка сползла вниз, провела мимо гаражей, ворота которых давным-давно вросли в землю, и закончилась дырой в ржавом листе металла. Марья сотню раз успела пожалеть о том, что надела платье, а не походные брюки с ботинками, и теперь, осторожно пробираясь мимо зубастого железа, только сжалась в комочек – ругать себя и дальше смысла не было никакого.
Они оказались во дворе очередного дома – постройки, может быть, сороковых или пятидесятых годов, неухоженном и пустом. На облезлых перекладинах не сушилось бельё, покосилась серая лавка, сколоченная из занозистых досок, не доносилось голосов или музыки. Обычно жители таких двориков реагируют на вторжения чужаков остро, но в этот раз обошлось: никто не окликнул подозрительных незнакомцев, подобравшихся с тыла, никто даже не пялился на них в окна. Грязно-жёлтые стены выглядели заброшенными – куда более заброшенными, чем любая развалюха в пределах города. В тех всегда полно бутылок, уродливых граффити, а то и чего похуже; там выбиты двери, окна и разломано всё, что можно и что нельзя.
Старый дом не обгладывали городские падальщики. Его просто оставили – как ненужную вещь в кладовке.
«Интересно, где же хозяева. Ушли в то самое зазеркалье?»
Замявшись на мгновение, Марья двинулась в обход. От недавнего скепсиса не осталось и следа: теперь она чувствовала азарт и запах приключения – даже если приключение состоит в путешествии по нетронутым задворкам старых кварталов.
Мимо брошенных стен, мимо мутных стёкол – вот уже виден край взрезанного двором склона, подъём, за которым угадывается открытое пространство. Дорога?
И в самом деле – дорога. Медиатор галантно подал Марье руку, помогая подняться по сложной для лёгких босоножек тропинке, и спутники оказались возле растрескавшейся асфальтовой полосы. С другой стороны её ограждали широкая обочина и бетонный забор, внизу, как и ожидалось, блестела водная гладь.
- Ну и?
Марья испытывала смутное раздражение. Блуждания наугад всё ещё ни к чему не привели – а затеявший это псих, похоже, обстоятельствами ничуть не смущён.
- Пойдём на остановку.
- Эту, что ли?..
Последний транспорт останавливался у прогнившей металлической конструкции, наверное, в прошлом веке. Когда-то её выкрасили в серый, но теперь краска растрескалась и облезла, обнажая ржавые пятна.
- Тут действительно что-то ходит?
- Нет.
- Тогда какого...
Слова застряли в горле.
Вниз по дороге – пустой, без единой машины – катил автобус. Ярко-жёлтый автобус с прозрачными круглыми циферблатами вместо окон и разноцветной клумбой на крыше. Стебли фантастических цветов раскачивались из стороны в сторону, за стеклом, подчиняясь тому же ритму, раскачивалась фигура водителя.
Автобус не проехал мимо, не исчез и не провалился. Неторопливо затормозил у остановки и распахнул двери. Марья окаменела.
- Чего ждёшь? – ухмыльнулся Медиатор. – Ты отлично сработала.
- Я... я...
- Идём. Нас ждут великие дела.
Он взял её безвольную руку и Марья послушно, как ребёнок, вошла в салон. Двери захлопнулись. Автобус тронулся с места, стрелки на окнах-циферблатах ожили и поползли в разные стороны – слишком бодро для нормальных часовых стрелок.
- Держись!
Она ухватилась за поручень, не в силах оторвать взгляд от происходящего снаружи. Там, стремительно прорастая сквозь тающую реальность, оживал и наливался плотью мир её безумных видений. Ткались из воздуха обрывки незнакомых пейзажей, мчался по уставленной статуями равнине дымящий поезд, ветви деревьев обнимали луну – обнимали сзади! – и тут же пропадали, сменяясь панорамой пышных садов с мраморными фонтанами и многоуровневыми дорожками. Как грибы после дождя вылезали кривобокие, яркие, но вполне прочные на вид дома, небо превращалось в ртутно-серебристую поверхность и проливалось на землю тягучими нитями, те обращались в колонны, верхушки колонн распускались, выбрасывая пучки огромных ветвей навстречу просветлевшему небосводу – рассмотреть дальнейшие метаморфозы не удалось, за окнами виднелись снежная тьма и тусклые шестерни, мельницы, зловещего вида башни...
Марья в ужасе закрыла глаза.
- Не понимаю, - бормотала она, медленно пятясь, словно позади оставалось хоть что-то, кроме оживших галлюцинаций. - Это же у меня в голове, да? Это не по-настоящему происходит?
- А разве то, что происходит у тебя в голове - оно не по-настоящему?
- Нет, нет. Никак, - Марья даже не пыталась шутить, её начало потряхивать. - Галлюцинации, да?
Медиатор осторожно взял её ладонь в свою – почему-то затянутую в чёрную кожаную перчатку. Заглянул в лицо. Позвал - нежно-нежно, как зовут любимых, когда хотят разбудить.
- Марьяна.
- Да. Что?
- Реальность - это то, что дано тебе в ощущениях. Есть ощущения - есть реальность. У тебя есть ощущения?
Руку по-прежнему держали сильные пальцы. Сквозняк трепал волосы и нёс слабый запах не то гари, не то машинного масла.
- Нет. Нет, нет, нет!
Она выдернула свою ладонь и отступила на шаг.
- Не пудри мне мозги, солипсист хренов!
- Это не солипсизм.
- Неважно! Если я слышу голоса в голове, которые рассказывают мне о заговоре соседской кошки - это ощущения, но чёрта с два это реальность!
- Скорее всего, это шизофрения.
- Вот-вот!
- Но шизофрения - это реальность. Недоделанная, фальшивая, внутри мозга. Однако вся наша жизнь существует исключительно внутри мозга. Когда она совпадает с теми данными, что удаётся добыть через амбразуры органов чувств, мы именуем её настоящей. Когда не совпадает - болезнью.
- Если я ударюсь...
- Любые чувства - лишь информация. Человек не способен воспринимать реальный мир непосредственно и объективно. Мы видим тень реальности сквозь узкую щель, рысенька.
- Не называй меня рысенькой!
- Лисичка, белочка?
- Тьфу.
Марья поняла, что успокоилась. Если внутри своих видений она может рассуждать об их природе - значит, не всё потеряно. Может, проклятый искуситель того и добивался?
Но проклятый искуситель уже отвернулся – теперь он с интересом поглядывал в сторону кабины, и одет был не в футболку, а в невесть откуда взявшееся пальто. Таким же таинственным образом в его руке очутился пистолет - огромный, невозможно длинный чёрный пистолет, похожий на те, что Марья видела в каком-то японском мультике. Японские мультики показывал бывший и единственный парень, и теперь перед глазами всплыл кадр с каким-то роковым красавцем, владевшим очень похожим оружием - только вряд ли у того красавца на оружии имелась серебряная надпись «Заря коммунизма».
- Это что?
- Самый лучший в мире инструмент.
Медиатор широко ухмылялся - впервые с начала их недолгого знакомства девушка видела на его лице выражение, в полной мере соответствующее слову «восторг». Выглядело пугающе.
В этот момент автобус затормозил, а весёлый механический голос, булькая и позвякивая, объявил остановку:
- Марширующие равнины! Следующая остановка - конечная!
События снова ускорили и без того немаленький ход. Бросился вперёд Медиатор – а следом за ним, на одних рефлексах, и Марья. Развернулась стоящая на месте водителя тумба – угловатое тело, соединённое с полом кабины гибкой трубой, качалось из стороны в сторону. Кто-то изобразил на цилиндрической голове клоунскую улыбку и белые, навыкате, глаза – но рисованные, плоские черты лица каким-то непостижимым образом шевелились, демонстрируя богатую мимику. Рот растягивался в чудовищной улыбке, глаза следили за пассажирами, красный нос подёргивался, будто принюхиваясь. Рук и ног у механического клоуна не оказалось.
- Марширующие равнины. Следующая остано...
Грянул выстрел. Вскрикнула от неожиданности Марья. Получивший огромную дыру в корпусе клоун заскрежетал, заискрил и свалился набок, ударившись головой о стекло.
- Ты что делаешь?!
- Ломаю. За этим мы сюда и пришли.
Довольный, как обожравшийся сметаны кот, Медиатор смотрел на свой пистолет. Марья подыскивала хоть какие-то слова, но всё, что у неё получалось – только открывать и закрывать рот. Что сказать в такой ситуации?.. Нельзя вот так заявиться чёрт знает куда и начинать палить в своё удовольствие? А почему нельзя, если дело происходит в твоей собственной голове? Опыт компьютерных ролевых игр подсказывал, что прохождение, основанное на насилии, тоже не лучший выход – но где она сама, и где остались те игры? Цепи. Даже в бреду, даже сойдя с ума, она всё ещё чувствовала на руках и ногах их тяжесть. Кто виноват во всём случившемся? Псих с пистолетом? Или потустороння хрень, вторгшаяся в чужую жизнь и почти пустившая её под откос? Если уж тут, в мире своих галлюцинаций, она не чувствует себя свободной – где ещё можно обрести это чувство?
«Отпусти себя на волю, позабудь свой страх. Здесь нет никого, кто может осудить или посмотреть косо. Здесь только ты.»
Вслед за Медиатором Марья выбралась наружу – и едва устояла. Ноги так и норовили подогнуться, вестибулярный аппарат не справлялся с масштабами и геометрией места, в котором остановился жёлтый автобус.
Давило, заставляло сгибаться однотонное, кирпичного цвета небо. Во все стороны простиралась как стол гладкая, без единой кочки, равнина – такая же кирпично-красная, неживая. Почва... Да какая, к чёрту, почва – скорее, крашеная доска или огромный лист пластика под ногами. Марью словно засунули в щель между двумя невообразимых масштабов плоскостями – щель, набитую сотнями, тысячами одинаковых, шагающих в ногу фигур.
«Коробка с живыми солдатиками – вот что это такое.»
Солдатики маршировали в идеальном порядке, держа одинаковые интервалы между колоннами и шеренгами. Человеческого роста, почти негнущиеся, на покрытых белой краской лицах намалёваны глаза-пуговки и усы. Нижние челюсти двигались, клацая в такт шагам. Марья посмотрела вдаль и тут же ощутила, как усиливается головокружение: сломанный клоун оказался прав на все сто, называя это место Марширующими равнинами. Казалось, что в непрестанном ритмичном движении находится вся бесконечная плоскость, от горизонта до горизонта. Нет, не тысячи – миллионы увенчанных чёрными киверами голов сливались в сплошное колеблющееся море. Спустя пару секунд ощущение изменилось – теперь Марье чудилось, что не равнина, а она сама, вместе с платформой, со стоящим на ней автобусом куда-то плывёт. Пришлось ухватиться за Медиатора – тот оказался твёрдым и неподвижным. Веки сами собой закрылись, дыхание медленно выровнялось, ноги снова обрели жёсткость. Когда она рискнула оглядеться, предусмотрительно не останавливая взгляд ни на чём конкретном, в глаза бросился ещё один элемент дикого ландшафта. Вдалеке, над подрагивающей линией горизонта, висел светящийся лик. Суровая маска – светлые провалы глаз, чёрные брови-палочки, прямая линия рта, источающая дымок – из-под каждой черты сочилось рассеянное сияние, заменявшее, как видно, в этих краях светило.
В уши настырно лез монотонный шум – постукивание, шарканье, едва различимый гул. Шум, как вата, забивал слух – стоило один раз обратить на него внимание, как он, торжествуя, занял всё доступное место, растёкся по телу и влез под черепную коробку. Противно заныли зубы.
- Что дальше?! – прокричала Медиатору Марья, тут же смутившись – её голос мгновенно перекрыл издаваемую солдатиками какофонию и даже обзавёлся собственным эхом.
- Ломать! – в тон откликнулся Медиатор и показал пример: пальнул в бредущих у тонких опор платформы кукол. Одна тут же разлетелась обломками, но прочие не обратили на гибель товарища никакого внимания: всё так же механически переставляли ноги, разбрасывая куски и детали.
- Но у меня же ничего нет!
- А ты придумай! Выбирай то, к чему душа лежит!
Душа лежала где-то в кустах. На ум приходили только старые посиделки с ролевиками и мечи, сваянные из текстолита или дюраля - такими Марья когда-то размахивала, гордо именуя эти действия словом «фехтование». Следом вспомнилось всё то же аниме и очередной мужик с большим инструментом - тесаком в свой собственный рост. Бывшему парню мужик, кажется, приходился не по душе, но Марье почему-то запомнился своей по-детски наивной брутальностью - возможно, именно потому, что контрастировавший с ним "молодой человек" оказался совершенно иного склада и после первых проблем свалил, даже не попрощавшись.
- Цареубийца, я призываю тебя! - завопила она во весь голос уже безо всякого стыда. Завопила так, как не вопила целую вечность, протягивая руки к небу и широко разевая рот. Медиатор одобрительно улыбнулся, и девушка, окончательно срывая цепи приличий, пронзительно завизжала. Она всё ещё боялась выставить себя дурой, боялась, что ничего не выйдет, боялась проснуться в больничной палате - но рядом с твёрдой рукоятью, буднично лёгшей в подставленные ладони, все страхи оказались призрачной дымкой.
- Ого, - сказал Медиатор.
- Ого, - оторопело повторила вслед за ним Марья.
В её руках, не таких уж сильных, не таких уж мускулистых и жилистых, как влитой покоился огромный тесак со сверкающей иззубренной кромкой, по клинку которого вилась искусная гравировка - переплетённая цепь из множества корон и венцов.
Загрохотали новые выстрелы. Ещё несколько солдат превратились в мусор, а пистолет, словно не удовлетворённый масштабами разрушения, начал выплёвывать какие-то совершенно фантастические заряды, сметающие кукол уже десятками.
«Не оставаться же в стороне, когда кругом такое веселье.»
Она сильнее стиснула рукоять, и меч зазвучал. Зазвенел серебряным смехом, захохотал, завибрировал, зубцы лезвия двинулись в хоровод, сливаясь в единую туманную грань, крича, умоляя, требуя - пусти в ход!
- Что мне делать?! - заорала она Медиатору, хотя уже предчувствовала ответ, вливающийся в неё с песней «Цареубийцы».
- Весь смысл в непрерывных процессах! Знаешь, как мошенники обрабатывают клиентов? Разорви шаблон, выйди за навязанные рамки - и ты сломал им игру!
- И как мы должны сломать им игру?!
- Просто ломай, - оскалился он. – Кроши всё, что видишь!
Недолго думая, Марья спрыгнула вниз. Пол – язык не поворачивался называть это землёй – больно ударил в ноги. Размахнулась, мимоходом дивясь лёгкости своего оружия – и прочертила широкий круг, всё ещё ожидая треска, стука, сопротивления.
Не было ничего. Меч, упоительно взвыв, рассёк ближайшие фигуры без малейших усилий – и потянул хозяйку за собой, увлекая в танец. К вою клинка добавился грохот выстрелов, пространство вокруг платформы стремительно покрывалось грудами обломков, а Марья, отпустив на волю свои эмоции, наслаждалась таинством разрушения. Сломанных кукол стало так много, что ей пришлось перейти на другое место, потом ещё и ещё раз. Летающий пушинкой меч рисовал круги и петли, шинкуя механических болванов в труху. Завал продолжал расти: новые солдатики уже не могли свободно пройти, спотыкались, падали сверху, ещё сильнее затрудняя движение. Всё новые шеренги подходили к преграде и пытались карабкаться на неё. Некоторые падали сразу, другие скатывались на полпути, образуя у подножия баррикады шевелящуюся массу, третьим удавалось добраться до гребня и они валились вниз по другую его сторону, громко клацая конечностями о тела собратьев. Хрупкие корпуса ломались, головы отскакивали, открывая шестерёнчатое нутро, летели наружу потроха-пружины и хитренькие детальки.
Вскоре груда поломанных и застрявших механических солдат превысила высоту платформы автобуса, и Марья с Медиатором пошли параллельно ей, удлиняя и удлиняя завал. Равнина слева от них опустела. Суровый лик, стоящий над горизонтом, больше не взирал на происходящее свысока: теперь он сердито хмурился, глядя на учинённый разгром. Брови-палочки сошлись вместе, уголки дымящего рта опустились, а провалы глаз истекали багровым светом. Местный бог гневался, но не имея ничего, кроме лица, мог лишь бессильно наблюдать за истреблением своей бесполезной армии.
Через полчаса, когда масштабы содеянного стали напоминать гряду холмов мусора, какие Марья видела на фотографиях свалок в странах третьего мира, разрушители остановились передохнуть. Медиатор ухмылялся – но тёмные глаза, сжавшись в щёлочки, смотрели резко и холодно.
- Слушай, сколько у тебя там патронов? Я думала, пистолеты только в детских фильмах не перезаряжают.
- А зачем его перезаряжать? Идеи коммунизма бессмертны.
- Так он стреляет идеями?
- Можно подумать, твой меч режет лезвием.
- Эээ...
- Ага.
- Чорд.
«Никогда не ожидала, что вместо надоевшего предложения повзрослеть мне когда-нибудь посоветуют стать ребёнком. А ведь и правда: это место не подчиняется логике. Надо помнить.»
Лицо, висящее над горизонтом, открыло рот, исторгнув душераздирающий вопль. Тоскливый, гневный, он ветром пронёсся над опустевшим пространством, взметнул Марьины волосы, грянул в завал – и поверхность под ногами качнулась. Медленно-медленно, с оглушительным скрипом, равнина начала накреняться.
- Что происходит?!
- Мы сломали его! Сломали!
Удерживать вертикальное положение становилось всё трудней. Марья с ужасом наблюдала, как поднимается край горизонта, как исчезает за ним разгневанное лицо, как скользят вниз детали уничтоженных кукол – и наконец, не удержавшись, заскользила им вслед, вереща от страха. Вот обрушилась вниз груда мусора, а вот – и сама она, застрявшая меж сном и явью, летит куда-то вниз – но не во тьму, а в полоску живого, белого света.
«Сейчас проснусь.»
***
Переливчатые голоса птиц. Ветер крадётся среди ветвей. Лучик солнца гладит лицо.
«Утро – каким оно должно быть в беззаботный тёплый денёк.»
Головки фиолетовых, ультрамариновых, сиреневых цветов раскачиваются над головой. Из лепестковых резных корон выглядывают любопытные рожицы – это они поют птичьими голосами. Шуршит густая листва, глянцевая и сочная.
Марья села. Страх попытался было сдавить грудь, но как-то неуверенно, слабо – лишь обозначил намерение, рассеявшись среди бушующих красок. Место выглядело знакомым, как наконец-то собранный пазл после долгой возни с отдельными элементами. Радужные сады.
Поющие цветы ростом с настоящее дерево. Земля, усыпанная сухими листьями, блестящими камешками - розовыми, белыми, дымчато-чёрными, источающая душистый запах смолы. Медиатор, с задумчивым видом привалившийся к мохнатому стволу гигантского укропа с венчиками острых листьев на верхушках стеблей.
- Доброе утро, - приветливо поздоровался товарищ, потягиваясь всем телом, как большой грациозный кот.
- А что, успела пройти ночь? – спросила его Марья, в свою очередь разминая затёкшие мыщцы.
- Не-а. Не знаю, можно ли доверять моим часам, но они утверждают, что десять минут назад мы увлечённо крушили кукол.
- А потом куда-то обрушились.
- Теперь мы знаем, куда.
В десять минут не верилось: Марья ощущала себя свежей, как после сладкого сна без будильников и прочих кошмаров. Рука сама собой нашарила рукоять меча и сжалась вокруг неё. От «Цареубийцы» исходило чувство безопасности, покоя и спящей силы.
- Идём?
Она поднялась на ноги, осматривая волшебный сад. Разрушать его совсем не хотелось.
- Идём, - отозвался Медиатор, поднимаясь следом. – Я думаю, здесь недалеко.
- Недалеко – что?
- Конечная, о которой говорил водитель.
- А. Кстати, зачем ты его прибил?
- Не люблю клоунов.
- Коулрофобия?
- Наверное. Наш мир не одобряет, когда человек стреляет в свои страхи – а здесь таких проблем нет.
Они двинулись по едва заметной тропинке между цветами-деревьями и чешуйчатыми толстыми ананасами, из которых торчали зелёные веточки с колокольчиками. Пахло одуряюще – но всё равно здорово.
«Сад без грязи и насекомых. Просто мечта.»
- А ещё какие-нибудь страхи у тебя есть? Кроме боязни клоунов?
- Я всего боюсь. Насекомых, собак, пиявок.
- Пищишь?
- Нет, - ответил Медиатор совершенно серьёзно. – Контратакую.
- Пиявок?..
- Пиявки меня пока ещё не кусали.
- Жаль, что не пищишь. Я б послушала.
- А ты?
- Я пищу.
- Я имею в виду страхи. Ты чего-нибудь боишься?
- Темноты боюсь. Высоты.
Они вышли на открытое место и остановились. Сад закончился, тропинка перешла в мощёную шестиугольной плиткой дорожку, а дорожка, в свою очередь, упёрлась во врата замка. Сложенные из светло-серого, тщательно отполированного камня стены блестели в солнечном свете. Тонкие башенки с синими черепичными шатрами сошли прямиком со страниц детских сказок. Замок запирал выход из ограждённой скалами долины, занятой садом – стена с башенками, за ней донжон, больше похожий на дворец со множеством больших окон, шпилей и эркеров, а венчала картину главная башня – высокая, увитая белыми лесенками, с площадкой и часами у самого верха. Малиново-жёлтые витражи пускали солнечные зайчики. С донжона к стене протянулись ажурные мостики, украшенные лепниной.
- Как в сказке... – шепнула Марья. – Будем ломать?
- Ты посмотри, кто нас приветствует со стены.
Она вгляделась. Среди зубцов в самом деле виднелось движение: мелькали какие-то создания, поблёскивали наконечники копий, в одном месте что-то ярко искрилось – явно собственным, не заёмным у солнца светом.
- Гарнизон.
Медиатор чуточку напрягся – Марья уже угадывала эту его черту, когда неизменно спокойное выражение лица, и без того малоподвижного, вдруг застывало и делалось совсем каменным.
Подойдя ближе, она наконец смогла разглядеть защитников, толпящихся наверху. Те, в свою очередь, глазели вниз – пихались, дёргались, выглядывали и снова прятались за парапетом. Антропоморфный заяц с выпученными глазами – на голове шлем с прорезью для ушей, в лапах сжато копьё. Большая многорукая жаба, такая толстая, что вряд ли смогла бы сомкнуть пальцы на животе. Некто в низко надвинутой на лицо классической шляпе мага, вооружённый искрящимся посохом – это его Марья приметила издалека. Тощенькие большеголовые субъекты, длинноухие и мохнатые, сжимают крошечные мечи и щиты размером с тарелку. Слюнявая тварь с пастью в полголовы тупо пялится на гостей, свесив собачий язык и прядая коротенькими ушами. Десятки странных существ, способных органично вписаться в очередную диснеевскую поделку вместе со своим замком.
Когда до стены оставалось всего ничего, Медиатор остановился, задрал голову и проорал:
- Эй, чудовища! Сдавайтесь, и мы пощадим вас! Будете сопротивляться – умрёте!
На стене заёрзали, залопотали: судя по всему, там шла нешуточная дискуссия. Марья взглянула на укрепления – ворота из толстых брусьев, окованные блестящим металлом, метров пять в высоту прочной на вид каменной кладки. Ни щелей, ни трещин. Как этот псих собрался штурмовать замок? И что делать, если они и вправду станут сопротивляться? Куклы Марширующих равнин умирали безропотно, но тут, похоже, существа иного склада, больше напоминающие разумных созданий, чем бездумные механизмы.
Ёрзанье и лопотание продолжалось, но Медиатор долго ждать не изволил. Вскинув «Зарю коммунизма», он нажал на спуск и участок парапета взорвался в огненной вспышке. Брызнули осколки камня, разметало тварей-защитников: там, куда угодил заряд беснующихся идей, из стены вырвало немалый кусок.
«Что ж я делаю-то.»
Осторожная мысль ещё текла где-то на краю сознания, в то время как Марья бежала к воротам, вскидывая «Цареубийцу». Внутренний голос продолжал отчаянно сомневаться, но что он мог против родившейся веры в саму себя?
В землю неподалёку воткнулась стрела с дрожащим ярко-красным оперением. Мелькнула под ногами крупная плитка, покрывающая пространство перед стенами, что-то полыхнуло над головой, обдав лицо волной жара.
Длинный, частично в комментариях.читать дальшеУтренняя прохлада запустила пальцы под одежду, заставив Марью поёжиться. Лето кончилось. Позади, отрезая дорогу в домашний уют, хлопнула дверь подъезда.
- Вперёд, беспечный пешеход…
Утро среды Марьяна не любила со времён университета. Среда ассоциировалась у неё с желтизной, сонливостью и унынием: в среду стояли самые скучные пары, в среду было дальше всего от выходных – пошедших и будущих – а уж работа в этот день и подавно казалась каторгой. Почему бы не сделать среду выходным днём вместо, скажем, субботы?
«Напиши премьер-министру», - посоветовала она себе. «С его любовью к странным инициативам у тебя есть неплохой шанс».
Всё, решительно всё в этот день оборачивалось против Марьяны. В автобусе ощутимо воняло – скорее всего, кем-то немытым - и от этого запаха скоро стало подташнивать. Пришлось выйти на остановку раньше и слегка пробежаться, чтобы не опоздать. Не по размеру громкая собачка оглашала ведущую к работе аллею противным лаем. В довершение всего, перед самым входом подвернулась левая нога (чёрт бы побрал дресс-код с его идиотскими туфлями!), и несколько секунд, спасаясь от падения на бетонную плитку, пришлось прыгать на правой. Шедший мимо мужик в костюме даже не подумал помочь.
Тучная, источающая убийственный аромат духов Тарасьян отстала от Марьи на какие-то полминуты – та успела лишь убрать сумку и ткнуть в кнопку системника. Нагоняй от начальницы отдела мог бы стать достойной вишенкой на торте мелких злоключений среды, но в этот раз гроза прошла мимо – младшую сотрудницу величественно проигнорировали, немедля атаковав телефон. Кто сегодня вызвал гнев солнцеликой, Марью не интересовало: безвестный герой, ответственный за неведомые поставки, принял огонь на себя и эффективно отвёл его за пределы набитого столами и мониторами помещения.
Работать отчаянно не хотелось.
«Но квест на получение зарплаты никак нельзя провалить», - напомнила она своей лени.
Среда в самом деле была жёлтой – цвета электронных табличек, цвета чужих лиц, цвета ламповых внутренностей комнаты, контрастирующих с бледным миром за окнами. Сентябрьская серость изнутри уже не казалась такой мерзкой.
«Всё познаётся в сравнении. Трудись я на грязном овощном складе, этот офис тоже казался бы мне уютным».
Понемногу начала болеть голова. В последе время это случалось чаще и таблетки не особенно помогали.
- Марьюшка, распечатай мне сводный отчёт за август.
- Хорошо, Елена Геннадьевна.
«Хорошо, что я его сделала – хотя по плану он до сих пор в работе. Но кого волнует?»
Пока бумажка ползёт из общего принтера, можно встать и слегка размяться. Свысока посмотреть по сторонам. Помрачнеть.
Женщины таращат глаза в мониторы. Кое у кого уже дымится чай – хотя всего-то девять утра. Строева и Светланова шепчутся. Машка явно раскладывает пасьянс – куда ещё ей тыкать мышью с таким сосредоточенным видом?
Отчёт допечатался, и Марья отнесла его Елене Геннадьевне, заслужив сухое «угу».
«Работа мечты. Ещё десять лет в этом болоте – и я превращусь в такую же уродливую тётку и тоже буду попивать чаёк, сплетничая о какой-нибудь ерунде.»
Марья нахмурилась. От сеанса самобичевания вряд ли стоит ждать пользы. Сама виновата, да. Не о таком мечтала? А о каком? Мечты бесполезны, если не дополнены точным планом. Были у неё конкретные мечты? Закончить ВУЗ, найти абстрактную работу? Попасть в страну сиреневых пони? Абстрактная работа - вот она, бессмысленная и беспощадная. А единственна сиреневая вещь на горизонте – кофточка Тарасьян. На пони никак не тянет, скорее уж, на корову…
Она вернулась к работе, споро превращая разрозненную груду циферок в осмысленную структуру. Больше работаешь – меньше думаешь. Меньше думаешь – лучше спишь. Лучше спишь – лучше работаешь…
«Тьфу!»
Офис понемногу затягивал Марью, превращая её в свой придаток. Звенел, щёлкал, обрабатывал информацию, тратил сахар, глядел в окна и выпускал наружу щупальца телефонных переговоров.
Звуки пульсировали: скрежет древнего принтера, крики Тарасьян, дробный стук пальцев по клавиатурам - офисная симфония то сливалась в единый, буравящий шум, то распадалась на сотни отдельных партий, каждая из которых норовила ухватить кусок сознания Марьи и утащить как можно дальше, как можно глубже. Следом поплыло зрение. Заколебались и вспучились пузырями стены, задрожал, готовясь обрушиться, потолок, а лица коллег, наоборот, приобрели пугающую чёткость. Выступающие носы, влажные, огромные рты, блестящие шары глаз - все они шевелились, двигались, из-под штукатуренных, раскрашенных масок выползало нечто сокровенное и поганое, оно тут же находило свои подобия и вступало в ними в спор - рты разевались ещё сильнее, мышцы под кожей напрягались, стягивая дряблую плоть и обнажая крупные зубы. Вокруг Марьи бушевал скандал, словесное побоище, смысл которого нельзя было разобрать, и волны злобы сминали и без того утратившую опоры реальность. Тучеподобная Тарасьян беззвучно орала на Машку Негожеву, та, оскалясь загнанной в угол крысой, изливала в ответ порции незримого яда, поодаль сцепились три молодящиеся дамы из абонентского отдела, программистка Строева, которую за глаза звали морской свинкой, трясла распухшей родинкой на щеке, пытаясь не то перекричать, не то задавить Светланову - и весь этот ад расползался вширь, углублялся, обретал всё больше отвратительных черт. Зубы сцепившихся сотрудниц росли, выпирая изо ртов; лица становились озлобленней, человеческие черты в них таяли, растворяясь в звериных гримасах. Ещё немного - и эти блестящие, большие зубы будут пущены в ход. Немного, совсем немного...
Оскаленные лица разом повернулись к Марье и расплылись улыбками предвкушения.
- Марьяна!
Глаза не желали собираться в кучу. Марья тупо смотрела перед собой, потерянная в неожиданной тишине.
- Ты как себя чувствуешь? Всё в порядке?
Тарасьян. Её озабоченное лицо перед глазами и плавает. А где… На работе, конечно же. Где ещё?
Захотелось расплакаться. Опять приступ. И у всех на виду.
- …сидишь и смотришь в одну точку, ничего не слышишь. Думали скорую вызывать.
- Я… Простите. Со мной такое бывает. Вроде… вроде снов наяву. Что-то с нервной системой. Уже всё в порядке, спасибо.
Взгляды. Из каждой щели, со всех сторон. Весь отдел пялится – сочувственно, жалостливо, насмешливо. Тема месяца для туалетных бесед.
- А врачи что?
- Не могут понять, в чём дело. Года три уже.
«Поскорей бы закончилась эта пытка. Я на пределе. То ли зарыдаю, то ли наору на кого-нибудь.»
- …купленные, что с них взять. У мамы участковый врач – так тот вообще…
Голос Тарасьян снова опасно поплыл, то долетая до сознания обрывками фраз, то пропадая где-то на полпути.
- Знаешь что? Поди-ка ты домой, отдохни. У тебя отчёты за август уже готовы?
- Да, но…
- Вот и молодец. Иди, иди. Ты вон какая бледная вся, того и гляди в обморок упадёшь. Может, Серёжу попрошу проводить?
- Нет, спасибо… Мне уже лучше.
Подарок от Тарасьян. Неужели искренний?.. Зато спектр взглядов пополнился завистью. Хочешь заработать сочувствие? Заболей. Хочешь удостоиться зависти? Пропусти по болезни рабочий день.
- Пусть, пусть идёт! Молодая ещё, себя поберечь надо.
«Поддакивают. Может, и правда искренне. Только я всё равно не отличу одно от другого.»
***
«Утро, десять часов, среда. Куда может спешить девушка в белой рубашке, юбке чуть выше колен и приталенном пиджачке? Конечно, к ненаглядному психиатру!»
К тому самому добродушному дядьке, что стал уже одним из лучших знакомых. В кабинет, где старенький шкаф до отказа набит бумагами, а на кушетке треснул кожзам. Туда, где на окне беленькая решётка, за которой трепещет ива.
На улице дышалось свежо и вольно, и хотелось не в больницу, не в облако её удушливых ароматов, а в парк, в лес, в ботанический сад, на худой конец – или сразу домой, под одеяло. Но…
Пустой дребезжащий вагон подхватил Марьяну, увлекая совсем не туда, куда стремилась её душа. За окнами трамвая расцветали радужные сады, сквозь которые, как спины дельфинов сквозь гребни волн, то и дело проглядывали автомобили. Стекло холодило лоб.
«Только бы не отрубиться, только бы не отрубиться. Вези меня, железный трамвай, вези в страну таблеток, анализов и уколов.»
Мимо часовой башни, где на белом циферблате ни единой отметки. Мимо вьющихся, как плющ вокруг дерева, лестниц. Мимо всплывающих из-под привычного городского пейзажа фантасмагорических картин, то дрожащих, как миражи, то пугающе реальных.
Трамвай не подвёл. До больницы удалось добраться без происшествий, и даже маяться в коридоре почти не пришлось – что такое десять минут по сравнению с классической очередью? На месте оказался и добрый дядька Игорь Вячеславович – день, словно извиняясь за негодное утро, принялся услужливо подсовывать удачные стечения обстоятельств. Уже позже, сидя на стуле и отвечая на хорошо знакомый перечень вопросов, Марья вспомнила, почему когда-то определила психиатра в категорию добряков: при первой встрече, идя мимо неё, мрачной и насупленной в ожидании приёма, тот сунул ей в руки фруктовую конфетку. В ином случае она никогда бы ничего не взяла у незнакомца, но в тот раз машинально развернула и съела. Апельсиновый вкус вспомнился так ярко, словно конфета до сих пор была у неё во рту.
- Что ж, шизофрения у тебя, Марьюшка, по-прежнему не просматривается. Это хорошо.
- А что просматривается?
Психиатр помедлил с ответом, глядя на девушку поверх сцепленных пальцев. Марья знала, что ответа попросту нет.
- Давай лучше зайдём с другой стороны. Когнитивных нарушений я у тебя не вижу. Психически ты здорова, дееспособна, личность не страдает. Тут картина стабильная и беспокоиться пока не о чем.
- Пока?
- Пока. Потому что, как ты понимаешь, галлюцинации, видения, бредовые состояния – это всё психопатологические явления, у них есть определённые причины. Я бы сказал, что тебе очень повезло… в том смысле, что обычно эти явления сопровождаются разрушением психики. Ты ведь алкоголь, наркотические вещества не употребляешь?
- Вы же знаете, что нет.
- Знаю, ты девушка честная. Но поначалу я, видишь ли, в тебе сомневался. Очень некоторые симптомы похожи на… впрочем, не будем об этом. Вернёмся к нашим неприятностям. Причины. Органические поражения мозга, ты понимаешь?
Марья понимала. Эти поражения в её голове искали уже несколько лет – без особых пока успехов.
- Тот факт, что мы не можем их обнаружить, в какой-то мере обнадёживает – это означает, что процессы не зашли слишком далеко и не развиваются. С другой стороны, не зная причины, мы не можем и назначить конкретное лечение, только купировать симптомы – а это всегда, в той или иной мере, подавление деятельности мозга, угнетение отдельных функций… Ну, ты сама всё знаешь.
- Угу.
- Спусковых крючков по-прежнему никаких?
- Я не замечала. Вроде бы, никакой привязки к конкретным ситуациям.
- А запахи, например?
- Вы же уже спрашивали.
- А ты ещё раз подумай.
- Сегодня в автобусе неприятно пахло. Но прихватило уже на работе.
- М-да. Ты таблеточки принимаешь, как я рекомендовал?
- Конечно.
- И с таким результатом, хм… Если тебе совсем уж некомфортно с этими… проявлениями, можем попробовать более сильные препараты. Как два года назад. Но я бы советовал потерпеть, незачем молодой девушке такое колоть.
Марья вспомнила лечение двухгодичной давности и содрогнулась. Возвращаться по доброй воле в то амёбообразное состояние, пусть даже и без видений, хотелось меньше всего на свете.
- Я, наверное, воздержусь.
- Оно и к лучшему. Но на томографию головного мозга ещё раз сходить придётся, и на анализ крови я направление дам. Если картина изменилась, сразу её зафиксируем и будем думать, что делать дальше. И чуть что – сразу ко мне! Звони, если нужно, телефон мой у тебя есть.
После визита к психиатру, как всегда, стало легче. То ли от таблеток, то ли от самого факта.
«Сиреневым пони не пробраться в больничную цитадель.»
Будний день, обеденный час. Город суетливо шевелил транспортными потоками, потягивался, как кот, под тёплым осенним солнцем. Город сверкал зеркальными окнами самодовольных офисных особнячков и серьёзных деловых башен, подмигивал Марье, словно разделял с ней общую тайну, шептал на ухо шелестом листвы и вечным гулом автомобилей. Домой не хотелось – дома было мрачно, тоскливо и одиноко. Дома стоял проклятый компьютер, окно в иллюзорную жизнь, которая порой становилась привычней, чем настоящая. Настоящая… Та, которую можно потрогать пальцами – это она? Шершавая кора дерева под ладонью – это она? Солнце, лучи которого заставляют жмуриться – это она? Если да – почему она не держит и не даёт опоры, почему позволяет человеку топиться в омуте сетевых иллюзий?
«Небо, слабых не милуй, всем не под силу бремя свобод», - припомнила она строчку старой песни. - «Не сумел удержаться – падай, сам виноват.»
Возле парка Марьиным вниманием завладела вывеска небольшого кафе. Сначала её буквы, стилизованные под тёмное дерево, привлекли взгляд, потом слегка искривили траекторию движения и наконец Марья, признавая победу тайных желаний, уже осознанно двинулась навстречу завлекательным ароматам кофе и выпечки.
«Я, наверное, видела это кафе сотни раз. А зайти решилась впервые. Странно.»
Среди десятка небольших чёрных столиков и ажурных стульчиков оказалось даже уютней, чем она ожидала. Свисающие из горшков растения обрамляли два больших полукруглых окна, понизу стояли тускло отсвечивающие бронзовыми деталями старинные кофейные приборы. За стойкой, на деревянных полках, гнездилось множество баночек с мармеладом и цветными конфетами.
«Внутри не хуже, чем снаружи, как сказал бы Вини-Пух. Или это был унылый осёл? Не помню.»
Задумчивая девушка приняла у Марьи заказ – чашка кофе, яблочный штрудель. Хотелось попробовать всё и сразу, но квест на зарплату был далёк от завершения, заставляя ограничивать желания капризной плоти.
Тихонько прихлёбывая кофе, Марья глядела в окно – на спешащих мимо прохожих. Молодой человек с сумкой для ноутбука – в костюме, бледный и торопливый. Женщина средних лет, крашеные волосы, озабоченное лицо. Потёртый субъект с опущенными плечами. Никто не шёл медленно, никто не смотрел по сторонам.
«Одна я тунеядствую. Зато спокойно и тепло – что мне ещё надо?»
Жизнь за окном текла, будто в очередном фильме про офисный планктон. Вот проехала машина. Вот представительная дама села на заднее сиденье большой блестящей повозки. Вот студентки прошли мимо, над чем-то весело хохоча. У каждого – своя история и каждому нет дела до остальных. Что же тогда держит их вместе?..
«Сюжет игры. Лучшей многопользовательской игры всех времён и народов. Хотя мне привычней считать остальных людей NPC.»
- Разрешите?
- Не разрешаю.
«Одинокая девушка в кафе. Кто-то чует запах добычи.»
- Я закажу вам пирожных.
Марья соизволила поднять взгляд, оценивая щедрое предложение. Предложение явилось под видом парня в чёрной рубашке, джинсах и задранных на лоб солнцезащитных очках. Прилизанные тёмные волосы формировали на голове подобие вертолётной площадки.
«Пикапер, как пить дать. И рожа противная.»
«Рожа» наблюдала за Марьей внимательно, без улыбки. Обычное мужское лицо, без изъянов и ярких черт. Разве что глаза – но мало ли на свете глаз, обещающих поведать тайны вселенной?
«Тайны вселенной редко простираются дальше банального секса.»
- Вам ничего не обломится.
- Это меня устраивает.
«Чёрт с ним. Я этот столик не покупала.»
- Два миндальных и два клубничных бисквита. Взнос за то, что портите вкус кофе своим присутствием.
- Будет исполнено.
Он заказал пирожные и чай. Пока официантка несла заказ, Марья неотрывно пялилась на тарелку: как бы нахал не подсыпал ей в еду дряни. Нахал подсыпать ничего не пытался, разговоры тоже не заводил.
«Может, пронесёт?»
Не пронесло. Она только-только успела отправить в рот кусочек нежнейшего бисквита, когда парень, решивший, видимо, что выжидал достаточно долго, нанёс удар.
- А вы, говорят, интересные вещи видите?
Внутри ёкнуло. Щекам стало горячо-горячо.
- Кто... говорит?
- Ветер шепчет.
- Убирайтесь. Не знаю, что у вас ко мне за дело, но у меня к вам дел точно нет.
- Зачем так строго? Тем более, что я всё равно не уйду.
- Тогда уйду я.
- А от себя вы тоже... уйдёте? - незнакомец сделал точь-в-точь такую же паузу, как и она парой мгновений ранее.
Пальцы, державшие вилку, сжались. Остро, горячо захотелось воткнуть эту вилку в глаз надоедливому придурку. Только додумав мысль до конца и полностью осознав своё желание, Марья медленно разжала ладонь. Металл звякнул, упав на тонкий фарфор.
«Наверное, этого он и добивается. Провоцирует. Проверяет, можно ли меня на улицу выпускать, или лучше посадить сразу в клетку.»
Вот он - сидит и смотрит. Не стесняясь, внимательно и насмешливо.
Девушка демонстративно вздохнула.
- Вы психиатр?
- Что вы, что вы! Будь я психиатром - разве стал бы заказывать вам пирожные?
Она, против воли, фыркнула.
- Не знаю. Так что вам надо? Уверяю, меня сегодня не тянет на романтические знакомства.
- Вас и завтра на них вряд ли потянет. Да и меня тоже, если это вам интересно. Я вообще ничего не хочу от вас получить.
- Лжёте, - с удовольствием процедила Марья.
- Почему же? - ничуть не возмутился собеседник.
- Потому что каждый человек на этой планете, за исключением нескольких идиотов, действует из эгоистических побуждений.
- Приятно знать, что вы не сочли меня идиотом. И всё же: я ничего не хочу от вас получить. Ничего такого, что вы можете потерять.
- Вот вы уже уточняете. Значит, что-то вам всё же нужно. Колитесь сразу, сэкономите время мне и себе. Всё равно пикаперская хрень со мной не работает.
- Сразу так сразу, - с неожиданной готовностью согласился он. - Я ведь уже спрашивал о том, что вы видите?
- Да. И я успела ответить, что это не ваше собачье дело.
- Положим, собачьих дел вы не упоминали. Равно как и хомячьих. И прочих... Хотите разобраться с этой проблемой?
- Ааа. Сектант.
- И опять вы поспешно судите. Я атеист. Не врач. Не мошенник. Мне не нужны ваши деньги и даже ваше симпатичное тело.
- Кажется, вы вернули мне комплимент. Я так рада.
- Если на моих похоронах все лица будут столь же радостны, я решу, что жизнь прожита не зря. И всё же вы не ответили на вопрос.
- Ладно, ладно. Ваша взяла. Да, у меня проблемы с головой. Возьмите конфету.
- Спасибо.
Несносный тип без всякого стеснения подцепил бисквит с её тарелки и откусил. Прожевал и, как ни в чём ни бывало, продолжил:
- Насчёт проблем вы верно заметили. Ну так что же - примите мою помощь?
- Помощь в чём? - устало спросила Марья. Ситуация перестала её пугать, но перестала и развлекать: всё, как бывало и раньше, вдруг надоело и отдалилось за серый занавес. - В испытании какой-то новой методики лечения? Гипноз? Препараты? Знали бы вы, каким экзекуциям меня подвергали эскулапы, чтобы купировать эти приступы снов наяву. И я даже не уверена, что хуже - проблема или лечение.
- Знаю. Только я вовсе не собираюсь избавлять вас от ваших приступов.
- Имейте в виду - от девственности я уже успела избавиться.
- Спасибо за информацию.
- Чорд. Я думала, вы смутитесь.
- Как насчёт... пойти туда, откуда вы пытаетесь убежать?
И пока Марья хлопала глазами, пытаясь осознать смысл сказанного, он, ничуть не изменившись в лице, добавил:
- И принести туда могильный покой.
- Ааа. Я поняла. Вы тоже псих, да? Только чуть психованнее, чем я.
Ситуация наконец-то нашла своё место в картине мира. Облегчение и разочарование – чего в этом факте больше?
- Совершенно верно. Я тоже псих.
«Он даже не пытается скрыть. Что ж, хвалю.»
- А про меня откуда узнали?
- Обман, подлог, незаконное проникновение…
- Эээ…
- Шучу. Мы наблюдаемся у одного психиатра и мне, скажем так, удалось однажды заглянуть в его записи. Потом навёл справки, чуточку подождал – и вот мы встретились.
- И что вас там привлекло? В записях этих. Учтите, я…
- Ты.
- Что – ты?.. – сбилась с мысли Марья.
- Обращайся ко мне на «ты». Вежливая форма – для менеджеров и рекламных агентов.
- Нууу… Не каждый день незнакомый шизофреник подсаживается ко мне в кафе, сообщает, что следил за мной и вот так сразу…
- Я не шизофреник.
- Все вы так говорите.
- Ты здорова.
- Речь-то не обо мне…
Разговор снова начал приобретать тревожный оттенок. Сумасшедший явно вёл, и это чуть-чуть пугало. Самую малость. Марье очень не нравилось отбиваться.
- Ты здорова. Потому что я вижу практически то же самое. Одни и те же симптомы. Пока я не узнал о тебе, тоже полагал, что болен. Но когда прочитал…
Он в молчании допил свой чай, заказал ещё, потом продолжил – ровным голосом, словно говорил о покупке сосисок и стирального порошка.
- Какое-то время назад я перестал убегать. Перестал принимать таблетки. Перестал отмахиваться от галлюцинаций. Перестал считать себя больным.
- Звучит как исповедь саморазрушения. Помогло?
- Нет, кончено. Приступов больше нет, потому что теперь я вижу эту дрянь непрерывно.
Марья содрогнулась при мысли о такой перспективе.
- Ну и зачем тогда?..
- Чтобы понять. Если моя личность в порядке – а наш общий знакомый, Игорь Вячеславович, утверждает, что это так, но болезненное состояние налицо – значит, что-то не в порядке. Но не со мной. Как ты думаешь, насколько вероятно совпадение, при котором два незнакомых человека страдают одинаковым расстройством и видят идентичные галлюцинации?
- Одна культура, похожая среда, вот и…
- Не «похожие» галлюцинации, рысенька. Идентичные.
- Как ты меня назвал?!
- Рысенька? – он, казалось, и не заметил Марьиного возмущения. – Это из-за причёски и цвета волос.
- А вилкой в глаз? – ядовито осведомилась она.
- Не надо. Это больно.
- Тогда за языком следи!
- Хорошо.
Он замолчал, гляди прямо перед собой.
- Ну и? Ты закончил исповедь?
- А? – встрепенулся незнакомец. – Я думал о том, как не сказать лишнего. Психиатрические проблемы несколько сокращают круг друзей, знаешь ли. Теряются навыки общения.
- Знаю, представь себе. Что там про галлюцинации?
- Лестницы, сады, башни… Порой описания совпадали вплоть до мелких деталей. Порой – отличались. Либо мы черпали вдохновение в одних и тех же источниках, либо – и впрямь видели одно и то же.
- И ты выбрал самый сказочный вариант.
- Почему нет? Я научился… приближаться к этим вещам.
- Стал сильнее сходить с ума, ты хотел сказать.
- Что-то вроде. И меня не отпускает мысль, что туда можно попасть.
- Запросто. Ты ещё веществами закинься – и попадёшь. С гарантией. Может даже, насовсем.
На равнодушном лице расплылась улыбка. Кривоватая, если не сказать – хищная.
- Насовсем меня не устраивает. Вполне хватит какого-то времени.
- И зачем?
Марья порядком утомилась, но заканчивать разговор не спешила: в конце концов, хоть какое-то развлечение.
- Я ведь уже упоминал. Решить проблему радикально – уничтожив её источник.
- Чувак! Если бы ты попал в Нарнию, ты бы сделал из тамошнего льва чучело?!
- Именно!
- Тьфу!
- Тебе жалко льва?..
- Терпеть не могу Льюиса с его христианскими закидонами. Но я, в отличие от тебя, ещё не слетела с катушек полностью.
- Разве? Когда ты видишь гниющий труп, у тебя есть три пути: убрать его, уйти – или выколоть себе глаза, чтобы не видеть. Заодно заткнуть нос. Уйти ты пыталась – не получилось. Выкалывать глаза ты тоже пыталась, верно?
- Ты и это прочёл?
- Вряд ли меня лечили по-другому. И по доброй воле я те лекарства принимать больше не буду. Остаётся третий путь, не находишь?
- Это безумие.
- Да. Но кто мешает попробовать?
- Здравый смысл. И зачем для этого нужна я? Лезь в волосатый шкаф или куда там ещё, может, завтра помашешь мне ручкой из разноцветного сада.
- Я бы так и сделал, но есть нюанс.
- Всегда есть нюанс.
- Ты – мой ключик.
- Нарываешься на вилку?
- Я - такой же, как ты. Просто стучусь об эту стену лбом куда дольше. Хожу, ломлюсь в открытые двери - а они пропускают меня насквозь вместо того, чтобы впустить в себя. Представляешь? Вижу, но потрогать нельзя... Как в дурацком сне - в детстве мне снились такие. Чудесные игрушки, исчезающие поутру.
Теперь он в самом деле походил на безумца. Глаза сверкали, руки… нет, руки не тряслись. Они продолжали аккуратно, как механизмы, орудовать ложечкой и подносить чашку к губам. Разительный контраст между взглядом, словами и языком тела.
- Я, вообще-то, наоборот. Цепляюсь всеми лапками, чтобы не ухнуть в эту дыру.
- Не рухнешь. Мы - две половинки ключа: я знаю - как, ты знаешь - где. Вдвоём мы сумеем туда вломиться.
Он какое-то время продолжал буравить Марью взглядом, потом расслабился, откинулся на спинку стула и стал нормальным.
«Обычный парень, и не скажешь, что шизофреник. А то и вовсе маньяк.»
- Я давил на тебя, как только мог. Думаю, пора заканчивать.
- Наконец-то!
Марья фыркнула, маскируя лёгкое разочарование.
«Посмотрим, спросит ли он телефон. Последнее испытание, так сказать.»
Незнакомец не стал спрашивать телефон. Он положил на стол купюру, рядом с ней – клочок бумаги, встал, и, не прощаясь, вышел.
Марья сграбастала бумажку. На ней, грубым и стремительным почерком, был написан номер мобильного. Чуть ниже стояла приписка: «Медиатор». Ещё ниже, совсем мелкими буквами, значилось: «Звони, когда станет хуже».
- Вот идиот.
Официантка проводила девушку взглядом, полным житейской мудрости.
***
Марья открыла глаза. С потолка на неё смотрел огромный белесый глаз. Он был совершенно реален: чёрный провал зрачка, водянистая радужка, ниточки кровеносных сосудов и влажный блеск. Только размер – как у широкоэкранного телевизора.
Некоторое время она моргала, надеясь, что глаз исчезнет, но тот оставался на месте, всё так же внимательно пялясь вниз. Тогда Марья заплакала – горячо и горько, до подбородка натянув одеяло. От жалости к себе, от страха, от чувства дикой несправедливости. От того, что сходит с ума. От того, что рано или поздно придётся делать инъекции, и они превратят её в тупой овощ. Слёзы, прорвав плотину самоконтроля, текли нескончаемым потоком, скатывались по щекам на подушку и размывали взгляд. Она потёрла лицо краем одеяла, боясь потерять страшный глаз из виду, но тот, будто удовлетворённый мучениями жертвы, исчез.
Прогноз давешнего шизофреника сбывался с пугающей скоростью. Прошло всего несколько дней, но как за это время изменилась привычная жизнь! Видения теперь вторгались в поле зрения не от случая к случаю, а настырно и регулярно – дошло до того, что Марья стала избегать взглядов по сторонам, где почти наверняка можно было заметить не принадлежащие реальному миру вещи. И что хуже всего – большая часть этих вещей имела постоянное местоположение в пространстве. Башня, сложенная из гладких серых камней, увитая, как плющом, сразу несколькими лестницами без перил, обосновалась возле ближайшего книжного магазина. Видно её было не всегда, но уж если башня возникала – то на том самом месте. Марья пыталась пройти сквозь неё, но чем ближе подходила, тем прозрачней становилась иллюзия, пока не растворялась совсем. Однако стоило отойти дальше – и вот она, целая, до жути реальная, заслоняющая многоэтажку позади себя. Впрочем, совсем, на сто процентов настоящей, башня тоже не выглядела: она не отбрасывала тени, а пятна света на её поверхности не соответствовали положению солнца в небе.
«Словно объект из виртуальной реальности, спроецированный мне в глаза.»
На клумбе, за которой ухаживали бабушки из Марьиного дома, обосновался мрачный металлический сад. Вид бабушек, ковыряющихся в земле среди гнутых, разветвляющихся, ржавых и блестящих металлических стержней, прутьев и шипов, отдавал комическим ужасом. Привычка выглядывать в окно очень быстро сошла на нет – вслед за привычкой крутить головой.
«Скоро меня собъёт машина и всё закончится.»
Суицидальные мысли уже не пугали так сильно, как прежде. До осознанного ухода из жизни оставалось ещё далеко, но Марья отчётливо видела, как меняется внутри неё отношение к данному способу решения всех проблем. Медленно, со скрипом, против воли – и всё-таки меняется. Ежедневная пытка врастающими в реальность галлюцинациями подтачивала нерушимое когда-то табу.
Она не шла к психиатру, отсрочивала этот момент, как отсрочивает ребёнок момент наказания, скрывая шалость, непременно всплывущую чуть позднее. Понимала это, и всё равно не шла. Коллеги по работе пришли к консенсусу, постановив, что у Марьюшки «проблемы на личном фронте». Поначалу к ней приставали с расспросами, потом – отстали, раз за разом натыкаясь на утомлённый взгляд и отказ продолжать беседу. Замкнутость окончательно отделила её от коллектива, с которым и прежде не просматривалось тесных отношений. Марья осталась совсем одна.
По истечению следующей недели апатия и жалость к себе окончательно вытеснили страх. Жить, как ни в чём ни бывало, сил не осталось. Сил что-то изменить – никогда и не было. Она накрылась с головой одеялом, наслаждаясь маленьким уютным мирком – временем, когда никуда не надо идти, не нужно видеть навязанных больным мозгом видений, когда можно не притворяться и даже плакать – хотя слёзы успели высохнуть и больше не шли.
Под одеялом, отчётливо видимая в проникающем внутрь свете, ползла чёрная многоножка. Марья сдавленно захихикала. Тварь проползала сквозь складки простыни, постепенно погружаясь в кровать.
«Призрак многоножки в постели. Что дальше? Упырь в туалете? Червяк в тарелке?»
Постель перестала казаться уютной. Пришлось встать, натянуть футболку и заняться утренними ритуалами. Видения, выполнив одним им известную норму, исчезли, позволив спокойно принять душ и позавтракать. Впереди был длинный субботний день – желанный когда-то, теперь он стал совершенно бесполезным отрезком времени. Гадая, чем бы заняться, Марья в очередной раз бросила взгляд на лежащую возле телефона бумажку – записку-предложение от давешнего маньяка из кафе.
«Позвонить? А что: инвалиды же образуют пары. Почему бы больной девушке не встретиться с больным парнем? Других-то у меня нет.»
Звонить не хотелось сразу по трём причинам. Во-первых, Марья не любила признавать чужую правоту, а тут, как ни крути, придётся хоть временно, но поддаться безумной аргументации. Во-вторых, это означало признание собственного отчаяния. В-третьих, незнакомец в самом деле мог оказаться маньяком-расчленителем или реальным шизофреником, убедившим себя, что они видят одно и то же. В последнее верилось особенно охотно.
Решительно протянув руку, она взяла телефон и набрала коротенький текст.
«Как угадать, что галлюцинация нереальна?»
Помедлила немного и ввела телефонный номер. Ещё помедлила – и с решимостью, которой хватило бы на прыжок с вышки в бассейн, ткнула в кнопку отправки. Потом отложила телефон, словно он мог в любой момент укусить, и попыталась заняться домашними делами. В глубине души Марья уже сожалела о содеянном и надеялась, что никто не ответит.
Увы, трель входящего сообщения раздалась через минуту.
«Может, это реклама.»
Самообман не сработал – сообщение пришло с того же самого номера.
«Они освещены другими источниками света. Ни с чем не спутать.»
Сердце упало. Это свойство она не упоминала в разговорах с Игорем Вячеславовичем, она и заметила его не так уж давно – когда видения стали особенно стабильны и постоянны. Желая отвратить неизбежное, Марья настрочила другой вопрос:
«Кто без спросу пялится на меня?»
Ответ последовал столь же быстро.
«Большие глаза. Иногда больше метра. Чаще всего они располагаются на потолке и на стенах.»
Пути к отступлению оказались полностью перерезаны.
«Твоя взяла. Где встречаемся?»
«Там же. В 12.»
После сообщения стоял улыбающийся смайлик. Марья отправила в ответ злобную рожу, потом решила, что это не самый точный ответ, и послала скупое «да».
- И что же мне надеть на свидание? – озадаченно спросила она пустоту квартиры. Пустота ответила вспухшим на стене глазом. Марья показала ему язык.
***
- Полезем в нору?
- Мне казалось, мои уши непохожи на кроличьи.
- Пластическая хирургия в наше время творит чудеса.
- А шёрстку я эпилировал в модном салоне. Ты когда-нибудь делала эпиляцию?
- Тебя это не касается!
- В самом деле. Кстати, прыгать с крыши мы тоже не будем.
- А ты, случаем, не маньяк?
- Нет.
- Чем докажешь?
- А чему ты поверишь?
Марья задумалась, но ответа не нашла.
- Пожалуй, ничему.
- Тогда зачем тебе доказательства?
- Логично.
- Если ты думаешь, что я маньяк – зачем решила встретиться?
- Ты и сам наверняка знаешь.
- Знаю. Галлюцинации замучили.
- Как ты с этим справляешься?
- Никак. Я просто заставляю себя помнить, что это не галлюцинации.
Они встретились в кафе, но задержались там ненадолго и теперь брели по старым кварталам, в стороне от шумных дорог. Двух и трёхэтажные кирпичные дома, коричневые от времени, иногда – коряво оштукатуренные, улыбались солнцу и хорошей погоде. Блестящая спина реки мелькала в переулках по правую руку: город сползал к воде, от края которой начал когда-то своё восхождение на холмы. Во дворах, спрятавшихся за тёмными арками, сушилось бельё и росли морщинистые деревья. Посреди проезжей части ещё сохранилась старинная брусчатка, кое-где прикрытая заплатками асфальта, скромные цветники, уже по-осеннему бедные, отгородились от прохожих заборчиками из кроватных спинок и старых шин.
То тут, то там прямо из тротуара торчали яркие стебли невиданных растений, но даже они не портили Марье хорошего настроения. Когда она в последний раз так гуляла? Не вспомнить. Парень, который остался в голове «Медиатором», шёл рядом и по большей части молчал. Она, время от времени, косилась на него и ловила блуждающий, задумчивый взгляд – потенциальный маньяк вёл себя прилично, руки распускать не пытался и разговоров на постельные темы не вёл.
«Пай-мальчик. Как раз такие с катушек и слетают, пока никто не подозревает.»
Собственная паранойя немного смешила, но и не проходила.
- Эй, кролик.
- Что, рысенька?
- Блин! Сама виновата. Угадаешь, что я сейчас вижу на углу того дома – считай, половина подозрений с тебя снята.
На углу уходящей вниз улицы Марья наблюдала что-то вроде автобуса – ярко-жёлтого, с круглыми окнами-циферблатами и разноцветными цветами на крыше. Автобус медленно погружался в стену.
- А другая половина?
- Другая половина пожизненно.
- Ладно, - вздохнул Медиатор. – Там жёлтый автобус. У него окна-часы и клумба на крыше.
- Чорд.
Марья растерялась. Доказательство того, что они видят один и тот же бред, было налицо, однако ощущение подвоха не покидало.
- Я оправдан?
- Наверное. Да. То есть... Нет, не могу понять. Почему ты видишь то же самое?..
- Потому что смотрю на то же самое.
- Это не ответ!
Она дёрнула его за рукав, заставляя повернуться к себе.
- Так не бывает!
- А как бывает? Выдвигай непротиворечивую гипотезу, и я рассмотрю её со всем тщанием.
- Нет у меня гипотезы.
- Тогда прими на веру мою.
- Ну допустим. Допустим, ладно! Что делать дальше?
Марья старалась не смотреть в глаза спутнику и потому пялилась в окно дома, возле которого они остановились: там, рядом с обгрызенным алоэ в горшке, сидела полосатая кошка.
- А дальше – просто веди.
- Я?!
- Ты. Иди, куда глаза глядят. В переулки, щели, дворами. Туда, куда бы ты была не прочь заглянуть, если бы это не выглядело глупо или странно. Если бы никуда не спешила.
- Иии...
- И, может быть, мы забредём достаточно глубоко, чтобы оказаться там, где хотим.
Марья вовсе не была уверена в том, что хочет там оказаться, но она и без того зашла уже слишком далеко – особенно в мыслях.
Прошло несколько длинных, очень длинных секунд.
- Не хочешь?
- Не то, чтобы...
Неожиданно оказалось, что выполнить рекомендацию Медиатора не так-то просто. Когда гуляешь без всякой цели – это одно, но когда тебе специально говорят гулять просто так...
Она преодолела свой ступор и двинулась вперёд. На ветхом балкончике кирпичного дома заметила старичка в халате – тот следил за прохожими внимательным взглядом. Залаяла собака, проехал, тихо фырча, автомобиль. Ничего не изменилось, всё оставалось обычным и настоящим.
- А что, вообще, мне надо найти?
- Не знаю.
- Не знаешь?!.
Медиатор молча кивнул.
«Блин. Связалась на свою голову.»
На следующем перекрёстке Марья решительно свернула направо, спустилась вниз на один квартал и снова пошла по улице, идущей параллельно реке. Старые акации росли здесь вровень с крышами, смыкая ветви над головой, а домики выглядели ещё более дряхлыми. Сквозь видавшие виды фасады порой проступали очертания каких-то странных, нереальных конструкций – будто один мир сдвинули относительно другого, да так и оставили получившуюся в итоге щель.
- Теперь сюда.
Между забором и глухой стеной трёхэтажки оставалось довольно места, чтобы протиснуться и выйти к травяному склону – покосившиеся ограды из всякого хлама, пышные сорняки и тропка, взбегающая на холмик.
«Вообще, я бы и в прежние времена сюда влезла – было бы с кем.»
Тропка сползла вниз, провела мимо гаражей, ворота которых давным-давно вросли в землю, и закончилась дырой в ржавом листе металла. Марья сотню раз успела пожалеть о том, что надела платье, а не походные брюки с ботинками, и теперь, осторожно пробираясь мимо зубастого железа, только сжалась в комочек – ругать себя и дальше смысла не было никакого.
Они оказались во дворе очередного дома – постройки, может быть, сороковых или пятидесятых годов, неухоженном и пустом. На облезлых перекладинах не сушилось бельё, покосилась серая лавка, сколоченная из занозистых досок, не доносилось голосов или музыки. Обычно жители таких двориков реагируют на вторжения чужаков остро, но в этот раз обошлось: никто не окликнул подозрительных незнакомцев, подобравшихся с тыла, никто даже не пялился на них в окна. Грязно-жёлтые стены выглядели заброшенными – куда более заброшенными, чем любая развалюха в пределах города. В тех всегда полно бутылок, уродливых граффити, а то и чего похуже; там выбиты двери, окна и разломано всё, что можно и что нельзя.
Старый дом не обгладывали городские падальщики. Его просто оставили – как ненужную вещь в кладовке.
«Интересно, где же хозяева. Ушли в то самое зазеркалье?»
Замявшись на мгновение, Марья двинулась в обход. От недавнего скепсиса не осталось и следа: теперь она чувствовала азарт и запах приключения – даже если приключение состоит в путешествии по нетронутым задворкам старых кварталов.
Мимо брошенных стен, мимо мутных стёкол – вот уже виден край взрезанного двором склона, подъём, за которым угадывается открытое пространство. Дорога?
И в самом деле – дорога. Медиатор галантно подал Марье руку, помогая подняться по сложной для лёгких босоножек тропинке, и спутники оказались возле растрескавшейся асфальтовой полосы. С другой стороны её ограждали широкая обочина и бетонный забор, внизу, как и ожидалось, блестела водная гладь.
- Ну и?
Марья испытывала смутное раздражение. Блуждания наугад всё ещё ни к чему не привели – а затеявший это псих, похоже, обстоятельствами ничуть не смущён.
- Пойдём на остановку.
- Эту, что ли?..
Последний транспорт останавливался у прогнившей металлической конструкции, наверное, в прошлом веке. Когда-то её выкрасили в серый, но теперь краска растрескалась и облезла, обнажая ржавые пятна.
- Тут действительно что-то ходит?
- Нет.
- Тогда какого...
Слова застряли в горле.
Вниз по дороге – пустой, без единой машины – катил автобус. Ярко-жёлтый автобус с прозрачными круглыми циферблатами вместо окон и разноцветной клумбой на крыше. Стебли фантастических цветов раскачивались из стороны в сторону, за стеклом, подчиняясь тому же ритму, раскачивалась фигура водителя.
Автобус не проехал мимо, не исчез и не провалился. Неторопливо затормозил у остановки и распахнул двери. Марья окаменела.
- Чего ждёшь? – ухмыльнулся Медиатор. – Ты отлично сработала.
- Я... я...
- Идём. Нас ждут великие дела.
Он взял её безвольную руку и Марья послушно, как ребёнок, вошла в салон. Двери захлопнулись. Автобус тронулся с места, стрелки на окнах-циферблатах ожили и поползли в разные стороны – слишком бодро для нормальных часовых стрелок.
- Держись!
Она ухватилась за поручень, не в силах оторвать взгляд от происходящего снаружи. Там, стремительно прорастая сквозь тающую реальность, оживал и наливался плотью мир её безумных видений. Ткались из воздуха обрывки незнакомых пейзажей, мчался по уставленной статуями равнине дымящий поезд, ветви деревьев обнимали луну – обнимали сзади! – и тут же пропадали, сменяясь панорамой пышных садов с мраморными фонтанами и многоуровневыми дорожками. Как грибы после дождя вылезали кривобокие, яркие, но вполне прочные на вид дома, небо превращалось в ртутно-серебристую поверхность и проливалось на землю тягучими нитями, те обращались в колонны, верхушки колонн распускались, выбрасывая пучки огромных ветвей навстречу просветлевшему небосводу – рассмотреть дальнейшие метаморфозы не удалось, за окнами виднелись снежная тьма и тусклые шестерни, мельницы, зловещего вида башни...
Марья в ужасе закрыла глаза.
- Не понимаю, - бормотала она, медленно пятясь, словно позади оставалось хоть что-то, кроме оживших галлюцинаций. - Это же у меня в голове, да? Это не по-настоящему происходит?
- А разве то, что происходит у тебя в голове - оно не по-настоящему?
- Нет, нет. Никак, - Марья даже не пыталась шутить, её начало потряхивать. - Галлюцинации, да?
Медиатор осторожно взял её ладонь в свою – почему-то затянутую в чёрную кожаную перчатку. Заглянул в лицо. Позвал - нежно-нежно, как зовут любимых, когда хотят разбудить.
- Марьяна.
- Да. Что?
- Реальность - это то, что дано тебе в ощущениях. Есть ощущения - есть реальность. У тебя есть ощущения?
Руку по-прежнему держали сильные пальцы. Сквозняк трепал волосы и нёс слабый запах не то гари, не то машинного масла.
- Нет. Нет, нет, нет!
Она выдернула свою ладонь и отступила на шаг.
- Не пудри мне мозги, солипсист хренов!
- Это не солипсизм.
- Неважно! Если я слышу голоса в голове, которые рассказывают мне о заговоре соседской кошки - это ощущения, но чёрта с два это реальность!
- Скорее всего, это шизофрения.
- Вот-вот!
- Но шизофрения - это реальность. Недоделанная, фальшивая, внутри мозга. Однако вся наша жизнь существует исключительно внутри мозга. Когда она совпадает с теми данными, что удаётся добыть через амбразуры органов чувств, мы именуем её настоящей. Когда не совпадает - болезнью.
- Если я ударюсь...
- Любые чувства - лишь информация. Человек не способен воспринимать реальный мир непосредственно и объективно. Мы видим тень реальности сквозь узкую щель, рысенька.
- Не называй меня рысенькой!
- Лисичка, белочка?
- Тьфу.
Марья поняла, что успокоилась. Если внутри своих видений она может рассуждать об их природе - значит, не всё потеряно. Может, проклятый искуситель того и добивался?
Но проклятый искуситель уже отвернулся – теперь он с интересом поглядывал в сторону кабины, и одет был не в футболку, а в невесть откуда взявшееся пальто. Таким же таинственным образом в его руке очутился пистолет - огромный, невозможно длинный чёрный пистолет, похожий на те, что Марья видела в каком-то японском мультике. Японские мультики показывал бывший и единственный парень, и теперь перед глазами всплыл кадр с каким-то роковым красавцем, владевшим очень похожим оружием - только вряд ли у того красавца на оружии имелась серебряная надпись «Заря коммунизма».
- Это что?
- Самый лучший в мире инструмент.
Медиатор широко ухмылялся - впервые с начала их недолгого знакомства девушка видела на его лице выражение, в полной мере соответствующее слову «восторг». Выглядело пугающе.
В этот момент автобус затормозил, а весёлый механический голос, булькая и позвякивая, объявил остановку:
- Марширующие равнины! Следующая остановка - конечная!
События снова ускорили и без того немаленький ход. Бросился вперёд Медиатор – а следом за ним, на одних рефлексах, и Марья. Развернулась стоящая на месте водителя тумба – угловатое тело, соединённое с полом кабины гибкой трубой, качалось из стороны в сторону. Кто-то изобразил на цилиндрической голове клоунскую улыбку и белые, навыкате, глаза – но рисованные, плоские черты лица каким-то непостижимым образом шевелились, демонстрируя богатую мимику. Рот растягивался в чудовищной улыбке, глаза следили за пассажирами, красный нос подёргивался, будто принюхиваясь. Рук и ног у механического клоуна не оказалось.
- Марширующие равнины. Следующая остано...
Грянул выстрел. Вскрикнула от неожиданности Марья. Получивший огромную дыру в корпусе клоун заскрежетал, заискрил и свалился набок, ударившись головой о стекло.
- Ты что делаешь?!
- Ломаю. За этим мы сюда и пришли.
Довольный, как обожравшийся сметаны кот, Медиатор смотрел на свой пистолет. Марья подыскивала хоть какие-то слова, но всё, что у неё получалось – только открывать и закрывать рот. Что сказать в такой ситуации?.. Нельзя вот так заявиться чёрт знает куда и начинать палить в своё удовольствие? А почему нельзя, если дело происходит в твоей собственной голове? Опыт компьютерных ролевых игр подсказывал, что прохождение, основанное на насилии, тоже не лучший выход – но где она сама, и где остались те игры? Цепи. Даже в бреду, даже сойдя с ума, она всё ещё чувствовала на руках и ногах их тяжесть. Кто виноват во всём случившемся? Псих с пистолетом? Или потустороння хрень, вторгшаяся в чужую жизнь и почти пустившая её под откос? Если уж тут, в мире своих галлюцинаций, она не чувствует себя свободной – где ещё можно обрести это чувство?
«Отпусти себя на волю, позабудь свой страх. Здесь нет никого, кто может осудить или посмотреть косо. Здесь только ты.»
Вслед за Медиатором Марья выбралась наружу – и едва устояла. Ноги так и норовили подогнуться, вестибулярный аппарат не справлялся с масштабами и геометрией места, в котором остановился жёлтый автобус.
Давило, заставляло сгибаться однотонное, кирпичного цвета небо. Во все стороны простиралась как стол гладкая, без единой кочки, равнина – такая же кирпично-красная, неживая. Почва... Да какая, к чёрту, почва – скорее, крашеная доска или огромный лист пластика под ногами. Марью словно засунули в щель между двумя невообразимых масштабов плоскостями – щель, набитую сотнями, тысячами одинаковых, шагающих в ногу фигур.
«Коробка с живыми солдатиками – вот что это такое.»
Солдатики маршировали в идеальном порядке, держа одинаковые интервалы между колоннами и шеренгами. Человеческого роста, почти негнущиеся, на покрытых белой краской лицах намалёваны глаза-пуговки и усы. Нижние челюсти двигались, клацая в такт шагам. Марья посмотрела вдаль и тут же ощутила, как усиливается головокружение: сломанный клоун оказался прав на все сто, называя это место Марширующими равнинами. Казалось, что в непрестанном ритмичном движении находится вся бесконечная плоскость, от горизонта до горизонта. Нет, не тысячи – миллионы увенчанных чёрными киверами голов сливались в сплошное колеблющееся море. Спустя пару секунд ощущение изменилось – теперь Марье чудилось, что не равнина, а она сама, вместе с платформой, со стоящим на ней автобусом куда-то плывёт. Пришлось ухватиться за Медиатора – тот оказался твёрдым и неподвижным. Веки сами собой закрылись, дыхание медленно выровнялось, ноги снова обрели жёсткость. Когда она рискнула оглядеться, предусмотрительно не останавливая взгляд ни на чём конкретном, в глаза бросился ещё один элемент дикого ландшафта. Вдалеке, над подрагивающей линией горизонта, висел светящийся лик. Суровая маска – светлые провалы глаз, чёрные брови-палочки, прямая линия рта, источающая дымок – из-под каждой черты сочилось рассеянное сияние, заменявшее, как видно, в этих краях светило.
В уши настырно лез монотонный шум – постукивание, шарканье, едва различимый гул. Шум, как вата, забивал слух – стоило один раз обратить на него внимание, как он, торжествуя, занял всё доступное место, растёкся по телу и влез под черепную коробку. Противно заныли зубы.
- Что дальше?! – прокричала Медиатору Марья, тут же смутившись – её голос мгновенно перекрыл издаваемую солдатиками какофонию и даже обзавёлся собственным эхом.
- Ломать! – в тон откликнулся Медиатор и показал пример: пальнул в бредущих у тонких опор платформы кукол. Одна тут же разлетелась обломками, но прочие не обратили на гибель товарища никакого внимания: всё так же механически переставляли ноги, разбрасывая куски и детали.
- Но у меня же ничего нет!
- А ты придумай! Выбирай то, к чему душа лежит!
Душа лежала где-то в кустах. На ум приходили только старые посиделки с ролевиками и мечи, сваянные из текстолита или дюраля - такими Марья когда-то размахивала, гордо именуя эти действия словом «фехтование». Следом вспомнилось всё то же аниме и очередной мужик с большим инструментом - тесаком в свой собственный рост. Бывшему парню мужик, кажется, приходился не по душе, но Марье почему-то запомнился своей по-детски наивной брутальностью - возможно, именно потому, что контрастировавший с ним "молодой человек" оказался совершенно иного склада и после первых проблем свалил, даже не попрощавшись.
- Цареубийца, я призываю тебя! - завопила она во весь голос уже безо всякого стыда. Завопила так, как не вопила целую вечность, протягивая руки к небу и широко разевая рот. Медиатор одобрительно улыбнулся, и девушка, окончательно срывая цепи приличий, пронзительно завизжала. Она всё ещё боялась выставить себя дурой, боялась, что ничего не выйдет, боялась проснуться в больничной палате - но рядом с твёрдой рукоятью, буднично лёгшей в подставленные ладони, все страхи оказались призрачной дымкой.
- Ого, - сказал Медиатор.
- Ого, - оторопело повторила вслед за ним Марья.
В её руках, не таких уж сильных, не таких уж мускулистых и жилистых, как влитой покоился огромный тесак со сверкающей иззубренной кромкой, по клинку которого вилась искусная гравировка - переплетённая цепь из множества корон и венцов.
Загрохотали новые выстрелы. Ещё несколько солдат превратились в мусор, а пистолет, словно не удовлетворённый масштабами разрушения, начал выплёвывать какие-то совершенно фантастические заряды, сметающие кукол уже десятками.
«Не оставаться же в стороне, когда кругом такое веселье.»
Она сильнее стиснула рукоять, и меч зазвучал. Зазвенел серебряным смехом, захохотал, завибрировал, зубцы лезвия двинулись в хоровод, сливаясь в единую туманную грань, крича, умоляя, требуя - пусти в ход!
- Что мне делать?! - заорала она Медиатору, хотя уже предчувствовала ответ, вливающийся в неё с песней «Цареубийцы».
- Весь смысл в непрерывных процессах! Знаешь, как мошенники обрабатывают клиентов? Разорви шаблон, выйди за навязанные рамки - и ты сломал им игру!
- И как мы должны сломать им игру?!
- Просто ломай, - оскалился он. – Кроши всё, что видишь!
Недолго думая, Марья спрыгнула вниз. Пол – язык не поворачивался называть это землёй – больно ударил в ноги. Размахнулась, мимоходом дивясь лёгкости своего оружия – и прочертила широкий круг, всё ещё ожидая треска, стука, сопротивления.
Не было ничего. Меч, упоительно взвыв, рассёк ближайшие фигуры без малейших усилий – и потянул хозяйку за собой, увлекая в танец. К вою клинка добавился грохот выстрелов, пространство вокруг платформы стремительно покрывалось грудами обломков, а Марья, отпустив на волю свои эмоции, наслаждалась таинством разрушения. Сломанных кукол стало так много, что ей пришлось перейти на другое место, потом ещё и ещё раз. Летающий пушинкой меч рисовал круги и петли, шинкуя механических болванов в труху. Завал продолжал расти: новые солдатики уже не могли свободно пройти, спотыкались, падали сверху, ещё сильнее затрудняя движение. Всё новые шеренги подходили к преграде и пытались карабкаться на неё. Некоторые падали сразу, другие скатывались на полпути, образуя у подножия баррикады шевелящуюся массу, третьим удавалось добраться до гребня и они валились вниз по другую его сторону, громко клацая конечностями о тела собратьев. Хрупкие корпуса ломались, головы отскакивали, открывая шестерёнчатое нутро, летели наружу потроха-пружины и хитренькие детальки.
Вскоре груда поломанных и застрявших механических солдат превысила высоту платформы автобуса, и Марья с Медиатором пошли параллельно ей, удлиняя и удлиняя завал. Равнина слева от них опустела. Суровый лик, стоящий над горизонтом, больше не взирал на происходящее свысока: теперь он сердито хмурился, глядя на учинённый разгром. Брови-палочки сошлись вместе, уголки дымящего рта опустились, а провалы глаз истекали багровым светом. Местный бог гневался, но не имея ничего, кроме лица, мог лишь бессильно наблюдать за истреблением своей бесполезной армии.
Через полчаса, когда масштабы содеянного стали напоминать гряду холмов мусора, какие Марья видела на фотографиях свалок в странах третьего мира, разрушители остановились передохнуть. Медиатор ухмылялся – но тёмные глаза, сжавшись в щёлочки, смотрели резко и холодно.
- Слушай, сколько у тебя там патронов? Я думала, пистолеты только в детских фильмах не перезаряжают.
- А зачем его перезаряжать? Идеи коммунизма бессмертны.
- Так он стреляет идеями?
- Можно подумать, твой меч режет лезвием.
- Эээ...
- Ага.
- Чорд.
«Никогда не ожидала, что вместо надоевшего предложения повзрослеть мне когда-нибудь посоветуют стать ребёнком. А ведь и правда: это место не подчиняется логике. Надо помнить.»
Лицо, висящее над горизонтом, открыло рот, исторгнув душераздирающий вопль. Тоскливый, гневный, он ветром пронёсся над опустевшим пространством, взметнул Марьины волосы, грянул в завал – и поверхность под ногами качнулась. Медленно-медленно, с оглушительным скрипом, равнина начала накреняться.
- Что происходит?!
- Мы сломали его! Сломали!
Удерживать вертикальное положение становилось всё трудней. Марья с ужасом наблюдала, как поднимается край горизонта, как исчезает за ним разгневанное лицо, как скользят вниз детали уничтоженных кукол – и наконец, не удержавшись, заскользила им вслед, вереща от страха. Вот обрушилась вниз груда мусора, а вот – и сама она, застрявшая меж сном и явью, летит куда-то вниз – но не во тьму, а в полоску живого, белого света.
«Сейчас проснусь.»
***
Переливчатые голоса птиц. Ветер крадётся среди ветвей. Лучик солнца гладит лицо.
«Утро – каким оно должно быть в беззаботный тёплый денёк.»
Головки фиолетовых, ультрамариновых, сиреневых цветов раскачиваются над головой. Из лепестковых резных корон выглядывают любопытные рожицы – это они поют птичьими голосами. Шуршит густая листва, глянцевая и сочная.
Марья села. Страх попытался было сдавить грудь, но как-то неуверенно, слабо – лишь обозначил намерение, рассеявшись среди бушующих красок. Место выглядело знакомым, как наконец-то собранный пазл после долгой возни с отдельными элементами. Радужные сады.
Поющие цветы ростом с настоящее дерево. Земля, усыпанная сухими листьями, блестящими камешками - розовыми, белыми, дымчато-чёрными, источающая душистый запах смолы. Медиатор, с задумчивым видом привалившийся к мохнатому стволу гигантского укропа с венчиками острых листьев на верхушках стеблей.
- Доброе утро, - приветливо поздоровался товарищ, потягиваясь всем телом, как большой грациозный кот.
- А что, успела пройти ночь? – спросила его Марья, в свою очередь разминая затёкшие мыщцы.
- Не-а. Не знаю, можно ли доверять моим часам, но они утверждают, что десять минут назад мы увлечённо крушили кукол.
- А потом куда-то обрушились.
- Теперь мы знаем, куда.
В десять минут не верилось: Марья ощущала себя свежей, как после сладкого сна без будильников и прочих кошмаров. Рука сама собой нашарила рукоять меча и сжалась вокруг неё. От «Цареубийцы» исходило чувство безопасности, покоя и спящей силы.
- Идём?
Она поднялась на ноги, осматривая волшебный сад. Разрушать его совсем не хотелось.
- Идём, - отозвался Медиатор, поднимаясь следом. – Я думаю, здесь недалеко.
- Недалеко – что?
- Конечная, о которой говорил водитель.
- А. Кстати, зачем ты его прибил?
- Не люблю клоунов.
- Коулрофобия?
- Наверное. Наш мир не одобряет, когда человек стреляет в свои страхи – а здесь таких проблем нет.
Они двинулись по едва заметной тропинке между цветами-деревьями и чешуйчатыми толстыми ананасами, из которых торчали зелёные веточки с колокольчиками. Пахло одуряюще – но всё равно здорово.
«Сад без грязи и насекомых. Просто мечта.»
- А ещё какие-нибудь страхи у тебя есть? Кроме боязни клоунов?
- Я всего боюсь. Насекомых, собак, пиявок.
- Пищишь?
- Нет, - ответил Медиатор совершенно серьёзно. – Контратакую.
- Пиявок?..
- Пиявки меня пока ещё не кусали.
- Жаль, что не пищишь. Я б послушала.
- А ты?
- Я пищу.
- Я имею в виду страхи. Ты чего-нибудь боишься?
- Темноты боюсь. Высоты.
Они вышли на открытое место и остановились. Сад закончился, тропинка перешла в мощёную шестиугольной плиткой дорожку, а дорожка, в свою очередь, упёрлась во врата замка. Сложенные из светло-серого, тщательно отполированного камня стены блестели в солнечном свете. Тонкие башенки с синими черепичными шатрами сошли прямиком со страниц детских сказок. Замок запирал выход из ограждённой скалами долины, занятой садом – стена с башенками, за ней донжон, больше похожий на дворец со множеством больших окон, шпилей и эркеров, а венчала картину главная башня – высокая, увитая белыми лесенками, с площадкой и часами у самого верха. Малиново-жёлтые витражи пускали солнечные зайчики. С донжона к стене протянулись ажурные мостики, украшенные лепниной.
- Как в сказке... – шепнула Марья. – Будем ломать?
- Ты посмотри, кто нас приветствует со стены.
Она вгляделась. Среди зубцов в самом деле виднелось движение: мелькали какие-то создания, поблёскивали наконечники копий, в одном месте что-то ярко искрилось – явно собственным, не заёмным у солнца светом.
- Гарнизон.
Медиатор чуточку напрягся – Марья уже угадывала эту его черту, когда неизменно спокойное выражение лица, и без того малоподвижного, вдруг застывало и делалось совсем каменным.
Подойдя ближе, она наконец смогла разглядеть защитников, толпящихся наверху. Те, в свою очередь, глазели вниз – пихались, дёргались, выглядывали и снова прятались за парапетом. Антропоморфный заяц с выпученными глазами – на голове шлем с прорезью для ушей, в лапах сжато копьё. Большая многорукая жаба, такая толстая, что вряд ли смогла бы сомкнуть пальцы на животе. Некто в низко надвинутой на лицо классической шляпе мага, вооружённый искрящимся посохом – это его Марья приметила издалека. Тощенькие большеголовые субъекты, длинноухие и мохнатые, сжимают крошечные мечи и щиты размером с тарелку. Слюнявая тварь с пастью в полголовы тупо пялится на гостей, свесив собачий язык и прядая коротенькими ушами. Десятки странных существ, способных органично вписаться в очередную диснеевскую поделку вместе со своим замком.
Когда до стены оставалось всего ничего, Медиатор остановился, задрал голову и проорал:
- Эй, чудовища! Сдавайтесь, и мы пощадим вас! Будете сопротивляться – умрёте!
На стене заёрзали, залопотали: судя по всему, там шла нешуточная дискуссия. Марья взглянула на укрепления – ворота из толстых брусьев, окованные блестящим металлом, метров пять в высоту прочной на вид каменной кладки. Ни щелей, ни трещин. Как этот псих собрался штурмовать замок? И что делать, если они и вправду станут сопротивляться? Куклы Марширующих равнин умирали безропотно, но тут, похоже, существа иного склада, больше напоминающие разумных созданий, чем бездумные механизмы.
Ёрзанье и лопотание продолжалось, но Медиатор долго ждать не изволил. Вскинув «Зарю коммунизма», он нажал на спуск и участок парапета взорвался в огненной вспышке. Брызнули осколки камня, разметало тварей-защитников: там, куда угодил заряд беснующихся идей, из стены вырвало немалый кусок.
«Что ж я делаю-то.»
Осторожная мысль ещё текла где-то на краю сознания, в то время как Марья бежала к воротам, вскидывая «Цареубийцу». Внутренний голос продолжал отчаянно сомневаться, но что он мог против родившейся веры в саму себя?
В землю неподалёку воткнулась стрела с дрожащим ярко-красным оперением. Мелькнула под ногами крупная плитка, покрывающая пространство перед стенами, что-то полыхнуло над головой, обдав лицо волной жара.
-
-
30.12.2014 в 00:49-
-
30.12.2014 в 00:49-
-
30.12.2014 в 00:50-
-
30.12.2014 в 00:51-
-
30.12.2014 в 00:51-
-
30.12.2014 в 00:52-
-
30.12.2014 в 00:52-
-
30.12.2014 в 00:53-
-
30.12.2014 в 00:53-
-
30.12.2014 в 03:29