Вера и верность!
vpk-news.ru/articles/18568
vpk-news.ru/articles/18652
Парировать быстрый глобальный удар
Войска ВКО становятся главной военной силой государства, поэтому им нужны собственные ТВД
Юрий Криницкий
Цикл статей Юрия Криницкого о сферах вооруженной борьбы, опубликованный в журналах «ВКО» и «Военная мысль», газете «ВПК», вызвал оживленную дискуссию о том, что следует понимать под воздушно-космическим театром военных действий (ВК ТВД) и стоит ли вообще вводить новую военно-научную категорию при наличии обычных ТВД. Некоторые специалисты не поддерживают автора, выдвигая вполне обоснованные возражения. Наиболее последовательно эти контраргументы изложены в материале Владимира Барвиненко «И вновь – опасный зуд реформаторства» (журнал «ВКО», № 5, 2013). Уважая право инициатора дискуссии на ответ, еженедельник «Военно-промышленный курьер» публикует его новую полемическую статью по ключевым тезисам.
читать дальшеВладимир Барвиненко пишет: «Практический опыт планирования совместных противовоздушных операций на ТВД, полученный на различных учениях и при реальном планировании, показывает, что при подготовке операций в границах военных округов для решения первой и главной задачи – завоевания или недопущения завоевания противником господства (превосходства) в воздухе нельзя отдельно планировать не только действия соединений ВКО (ПВО), но и ударных войск (сил) по уничтожению средств воздушного (воздушно-космического) нападения и инфраструктуры противника».
Исходная посылка данного утверждения содержит существенную некорректность.
Подготовка к прошедшей войне
Во-первых, следует констатировать, что в современном официальном толковании как такового театра военных действий нет. В мирное время Генеральным штабом ВС РФ не определены ни количество ТВД, ни их границы. У несуществующих театров нет условных наименований. Все это появится в угрожаемый период, если, конечно, органы военно-политического управления не упустят момент, как это случалось в истории войн. Пока нет ТВД, не может быть никакого «планирования совместных операций на ТВД», поскольку пространство – обязательный элемент содержания любых, тем более военных действий. План – это детальная проработка замысла, и планирование без учета пространства остается голой теорией.
Парировать быстрый глобальный удар
Коллаж Андрея Седых
Совсем иное дело – организация ПВО (ВКО). Границы стратегических воздушно-космических направлений (СВКН) еще с 70-х годов определялись в мирное время исходя из пространственной оценки вероятных угроз соответствующего масштаба. Такая пространственная оценка вполне реальна, поскольку основана на информации о базировании средств воздушного нападения и их тактико-технических характеристиках (ТТХ). В руководстве Вооруженных Сил и Войск ПВО Советского Союза прекрасно понимали, что агрессивным действиям противника из воздушно-космического пространства не будет предшествовать никакой подготовительный период. Времени на планирование операции по отражению нападения накануне или по свершившемуся факту не будет. Поэтому операцию по отражению агрессии необходимо планировать заблаговременно. Механизм реализации многоуровневой системы действий войск (сил) ПВО и ракетно-космической обороны (РКО) мог быть запущен немедленно решением главнокомандующего Войсками ПВО, обладавшего статусом и полномочиями заместителя министра обороны.
Стратегические воздушно-космические направления и стратегическая космическая зона (СКЗ), в пределах которых планировалось отражение нападения, были прототипом ТВД, о целесообразности признания которого сегодня, через 40 лет, продолжают спорить специалисты как о чем-то новом и неестественном.
Во-вторых, практический опыт планирования совместных противовоздушных операций на ТВД, полученный на различных учениях, – это тоже фикция. Военная наука отличается тем, что ее постулаты невозможно объективно проверить на практике в мирное время, поскольку практика – это война. Пока ее нет, достоверность научных положений проверяется на учениях. Но зачастую они напоминают игру в шахматы самого с собой. Вольно или невольно условный противник ставится в невыгодное положение.
У любых командно-штабных учений, военных игр есть исходная обстановка и оперативное время, с которого начинается работа органов управления. В последние полтора десятка лет исходной точкой совершенно неоправданно выбирается момент, когда противостоящие оперативно-стратегические группировки войск уже развернуты, театры военных действий обозначены, линия фронта начерчена на рабочих картах командиров, войска условно зарыты в окопы. Далее или одновременно с этим процессом начинается этап планирования операции.
Такая исходная обстановка напоминает прошлую войну, только с более современным оружием. Условный противник, собирающийся сокрушить Россию, почему-то протянул время и позволил ей развернуть адекватную по мощи группировку наземных войск, а воздушно-космическое нападение начинается после продолжительного угрожаемого периода и стратегического развертывания, а не по сценарию Ирака и Югославии.
Здесь уместно привести фразу из книги «Война будущего (прогностический анализ)» Владимира Слипченко: «Совершенно очевидно, что в войне будущего сухопутных группировок у нападающей стороны, подготовившейся к такой войне, вообще не будет».
Но это не все. В начальной, почему-то воздушно-наземной фазе войны по замыслам устроителей учений противник начинает яростно бомбить нашу столицу, крупные города, промышленные центры и войска на линии фронта. И мы ему отвечаем тем же, методично выводим из строя критически важные объекты военной и экономической инфраструктуры.
Выходит так, что противник не боится наших стратегических ядерных сил, обе стороны как-то договорились, что крупномасштабная война будет безъядерной. Не выполняются догматы Военной доктрины РФ, согласно которым наша страна применит ядерное оружие, в том числе при отражении агрессии с применением обычных средств поражения, если под угрозу поставлено существование государства. Наконец, бомбардировка столицы, крупных городов, заводов и военных объектов здесь не воспринимается как угроза существованию государства.
Если все названные тезисы проанализировать честно, то замысел войны, ее начальная и завершающая фазы будут совсем другими. А значит, другими будут и уроки проводимых оперативных мероприятий (учений, игр). Бывший начальник Центра военно-стратегических исследований Генштаба ВС Владимир Останков считает: «Если противник развяжет против РФ агрессию, то будет преследовать решительные цели. Нанесение быстрого глобального удара явится по сути началом крупномасштабной войны с применением ядерного оружия со всеми вытекающими из этого последствиями» («Военно-промышленный курьер», № 30, 2013).
Это же подтверждает вице-премьер Дмитрий Рогозин: «Уже десять лет в США прорабатывается концепция молниеносного глобального удара. У американских стратегов появилось видение того, как можно победить другую ядерную страну малой кровью, избежав при этом неприемлемого для себя ущерба. В конце 2012 года Пентагон провел компьютерную игру, которая показала, что в результате удара по крупной и высокоразвитой стране с применением 3500–4000 единиц высокоточного оружия в течение шести часов будет практически полностью разрушена инфраструктура, а государство лишится способности сопротивляться. Очевидно, что если такой удар будет нанесен по России, то главными целями агрессора станут силы стратегического ядерного сдерживания» («Российская газета», 4 июля 2013 года).
Концепцию Prompt Global Strike (неядерный быстрый глобальный удар) нельзя назвать новой, а ее осмысление отечественной военной наукой – свежим. Еще в 70-е годы начальник Военной командной краснознаменной академии ПВО в Твери маршал авиации Георгий Зимин писал: «Как бы ни маскировалась, основной является идея внезапного первого массированного удара. Этот удар будет предельно мощным… Противник будет стремиться достичь целей глобального ядерного наступления в результате первого массированного удара».
Как видим, 30–40 лет назад лучшие отечественные умы понимали, что привычные сухопутно-морские ТВД с развернутыми на них группировками войск, угрожаемый период и другие понятия становятся архаичными. Остаются только силы воздушно-космического блицкрига. Печально, что сегодня мы готовимся парировать молниеносный нокаутирующий удар растопыренной пятерней войск, большая часть которых подчиняется разным органам управления, имеет разные задачи и совершенно неадекватное время реакции на угрозу.
Больше не служанка пехоты
Второй тезис Владимира Барвиненко: «С началом военных действий оборонительные и ударные силы и средства действуют в одно и то же время и в противоборстве с воздушно-космическим противником преследуют одну и ту же цель – завоевание (недопущение завоевания противником) господства (превосходства) в воздухе (воздушно-космическом пространстве)… Их действия должны быть согласованы по задачам, времени и пространству…»
Так хотелось бы. И так было в прошлой мировой войне, когда у обеих противоборствующих армий основную боевую мощь составляли пехотные, танковые, механизированные формирования, а ударная авиация и Войска ПВО применялись в интересах наземных частей. За это ВВС даже называли служанкой пехоты. Имелись единые задачи, время и пространство боевых действий. Но ситуация кардинально изменилась – центр вооруженного противоборства переместился в воздушно-космическую сферу. Пространство и время борьбы в воздухе и космосе принципиально перестали совпадать с пространством и временем борьбы на суше и море. Ярким подтверждением этого служит опыт современных локальных войн.
В Ираке в 1991 году многонациональные силы НАТО начали внезапную воздушную наступательную операцию с трех направлений – с Персидского залива, Красного моря через Саудовскую Аравию и со Средиземного моря через Турцию. Ни одно из них не совпало с единственным (по классической терминологии – стратегическим) направлением действий наземного контингента войск, который вторгался с территории Кувейта. Временной люфт между воздушной и наземной фазами войны составил полтора месяца.
В Югославии в 1999 году наземной фазы вообще не состоялось. Вся война прошла, выражаясь принятой терминологией, в границах воздушно-космического театра военных действий. Того, что можно было назвать стратегическим или операционным направлением (СН или ОН), не оказалось вообще.
Однако вопреки современным трендам, логике и чужому боевому опыту в России в 1998–1999 годах была разрушена стройная система вооруженной борьбы с воздушно-космической агрессией. Вышло Положение о военном округе, в соответствии с которым все войска, дислоцированные на его территории, оперативно подчинялись единому общевойсковому (читай – пехотному) органу управления. Как следствие границы ответственности объединений Войск ПВО подгонялись под размеры соответствующих округов. Следом перекройке подверглись границы воздушных направлений – их совместили со стратегическими (опять же сухопутными) направлениями. Но поскольку ведущие страны мира и потенциальные противники России систему базирования своих ударных сил и планы воздушно-космического нападения не стали подгонять под российские реформы, то произошло самое неприятное. Теперь пространство планируемого отражения не согласуется с пространством прогнозируемой агрессии. Войска и силы ВКО (ПВО, РКО) из структуры, выполнявшей важнейшую самостоятельную задачу решающего начального периода войны, превратились во второстепенную структуру, обеспечивающую последующие, весьма неспешные действия общевойсковых группировок войск, не развернутых в границах несуществующих континентальных ТВД.
Сложившаяся ситуация еще более усугубилась слиянием двух видов ВС РФ. По сути произошло даже не слияние, а поглощение Военно-воздушными силами Войск ПВО. Все главкомы и командующие объединениями нового вида ВС подбирались исключительно из авиаторов-ударников. Соответственно последствия были фатальны для тех, кто стоял на страже воздушных рубежей Родины. Дело в том, что ударная авиация никогда не решала самостоятельных оперативных задач, определенных командованием. Авиация поля боя всегда действовала в составе и в интересах фронта, под управлением его командующего. Поэтому она и называлась фронтовой, а оперативные объединения ВВС – воздушными армиями фронтового назначения. Стратегическая авиация применялась по планам ВГК, то есть опять не главкома. Получается, что главкомат ВВС не управлял как ударной авиацией, так и командованием Войск ПВО.
Наконец, простое сложение задач Военно-воздушных сил и Войск ПВО не привело к появлению новой интегрированной стратегической цели. Это был увеличенный набор двух важных, но совершенно различных и несовместимых задач половинок искусственно созданных организационных структур. С незначительными видоизменениями ситуация сохраняется по сей день.
Контрблицкриг
Владимир Барвиненко считает: «При развязывании войны придется отражать не один, а множество массированных и других ракетно-авиационных ударов противника. Для уменьшения возможности их последовательного нанесения нужно во встречных или ответных ударах авиации, РВ и А, сил флота планировать поражение наземных баз, морских носителей средств воздушного (воздушно-космического) нападения противника, объектов его инфраструктуры».
О какой войне речь, каковы цели сторон? Современный военный конфликт между высокоразвитыми ядерными державами и коалициями не может быть ограниченным. Он потребует тотального напряжения сил и возможностей. А начальное соотношение сил по обычным видам вооружения многократно не в нашу пользу. Если Россия настраивается на продолжительную войну, то каждый день и час будет вести страну к катастрофе. Интенсивность абсолютных и относительных потерь неравномерна. Она выше у более слабой стороны. Зависимость потерь от соотношения сил носит нелинейный характер, так что уже после первого массированного ракетно-авиационного удара воевать будет нечем.
Одержать победу в соревновании экономик, как это смог сделать Советский Союз во Второй мировой войне, теперь не удастся. Во-первых, военный бюджет США почти в 13 раз превышает российский. Во-вторых, вся наша территория досягаема для средств воздушного нападения и прятать от ударов военно-промышленные объекты где-нибудь за Уральским хребтом отныне бесполезно. В-третьих, экономическая и военная инфраструктура США находится за океаном и ее уничтожение возможно только стратегическими ядерными силами.
Вывод напрашивается очевидный. В выборе сценария войны надо диктовать свои правила игры противнику, а не принимать его. Противник готовится к войне 6-го поколения, в которой глобальные цели достигаются применением большого числа высокоточных средств (ВТО) в мощном оснащении. Тем самым российское военно-политическое руководство настойчиво подталкивают к принятию аналогичной безъядерной концепции. Поднимать военный потенциал страны на уровень современных требований надо. Но в ближайшие десятилетия Россия не получит ВТО в нужном количестве.
Капитан де Тревиль из романа Дюма учил королевских мушкетеров: «Лучший фехтовальщик на свете не должен опасаться второго лучшего фехтовальщика; нет, бояться нужно невежды, который ни разу не держал шпаги в руках; он делает не то, чего от него ожидают, и потому знаток перед ним беспомощен». В вероятной войне будущего России нужна собственная концепция молниеносного сокрушительного ответа. Стратегические ядерные силы должны быть применены не когда от них и от экономики страны ничего не останется, а когда они еще в состоянии причинить неприемлемый ущерб агрессору, то есть в первые часы войны. Чтобы обеспечить контрблицкриг, группировку СЯС требуется защитить силами ВКО не на месяц и не на день, а на эти самые важные часы и десятки минут. С того самого момента, когда государство подвергнется стремительному и вероломному воздушно-космическому нападению и нам будет необходимо какое-то время для оценки стратегической обстановки, принятия решения на применение СЯС, прохождение команд на старт МБР, подъем в воздух стратегической авиации. Но защитить гарантированно.
Если такую концепцию принять и убедить политических оппонентов в серьезности своих намерений, то будет выполнена главная миссия Вооруженных Сил России – сдерживание военной агрессии. Под угрозой смертельного ответного удара СЯС войны никто не начнет. В этом роль системы ВКО и образующих ее войск очевидна, а целевая установка вполне реальна.
Четвертый тезис Владимира Барвиненко: «При нанесении упреждающих ударов нужно их планировать таким образом, чтобы максимально ослабить возможные встречные или ответные удары противника».
Хочется верить, автор умозаключения не имел в виду, что Россия должна первой начать войну. В августе 2008 года наши военнослужащие в Южной Осетии подверглись внезапному обстрелу со стороны грузинских регулярных войск. И даже при этом политикам пришлось долго доказывать всему миру, что последующие действия группировки Вооруженных Сил России были ответом на агрессию.
Если же речь идет о последующих упреждающих ударах в ходе войны, поскольку нет смысла растягивать военные действия и вести их до «водружения флага над Рейхстагом» (см. ответ на третий тезис), то и планировать такие упреждающие удары бесполезно.
Пятый тезис: «Положение апологетов обособленных действий Войск ВКО, что истребительную авиацию нужно применять для уничтожения авиации противника на дальних подступах до запуска ею высокоточных средств поражения, на всех направлениях (кроме северного) невыполнимо без предварительного подавления ударными средствами системы ПВО противника».
Путь к деградации
Вот как эта картина выглядела бы в реальности. С аэродромов Западной Европы взлетают стратегические бомбардировщики и движутся над территорией своих союзников по блоку НАТО в направлении России. Никакие нормы международного права не мешают им это делать. Высокоточные средства поражения находятся на борту. И вдруг российские Су-24 атакуют позиции ЗРК «Пэтриот» на территории Польши, а ракетный комплекс «Искандер» выпускает боекомплект по командному пункту ПВО в Эстонии. Просто так, на всякий случай – «предварительное подавление системы ПВО противника», чтобы в случае войны легче летать над позициями противника. На самом деле дальний перехват бомбардировщиков истребителями до рубежа применения стратегических крылатых ракет (СКР) возможен и отрабатывался много лет назад именно с северного и частично восточного направлений. Над нейтральными водами можно летать рядом с боевой авиацией противника, держать ее на прицеле. Это совершенно законно и к тому же охлаждает горячие головы потенциальных агрессоров.
Шестой тезис относится к спору о показателях ВКО. Оппоненты настаивают: «Основным показателем для оценки эффективности способов борьбы с воздушно-космическим противником должен быть предотвращенный ущерб объектам обороны и группировкам войск», а не «математическое ожидание или относительное число уничтоженных средств ВКН».
Отметим некоторую неточность. В моих статьях речь не о количественном показателе уничтоженных средств воздушно-космического нападения, а о нанесенном ущербе, что принципиально не одно и то же. Уничтожение ложной цели, дешевого дистанционно пилотируемого летательного аппарата (ДПЛА) не внесет вклада в качественно-количественный показатель. А вот уничтожение крылатой или баллистической ракеты, стратегического или тактического самолета, гиперзвукового аппарата (ГЗЛА) – совсем другое дело. Так считает в своей книге и Владимир Слипченко: «Противовоздушная и противоракетная оборона должна не прикрывать от ударов воздушно-космического противника, а уничтожать средствами ПВО до 70%, а средствами ПРО – до 90% высокоточных воздушных и ракетных целей противника» – «Война будущего (прогностический анализ)», стр. 21.
И главное: система ВКО – это совокупность ряда подсистем, ее исполнительную часть составляет подсистема поражения и подавления. Сохранение объекта при этом вторично, достигается через поражение или временное подавление средств ВКН за счет маскировки, инженерного оборудования, зарывания под землю и т. д.
Допустим, зенитный ракетный полк № 1 не уничтожил ни одно из 20 средств воздушного нападения из-за неисправности ЗРС или низкой подготовки боевого расчета. При этом защищаемый объект остался невредим благодаря неточному бомбометанию или тому, что противник не сумел его обнаружить. А зенитный ракетный полк № 2 уничтожил 19 целей из 20 в своей зоне поражения. Но плотность налета превысила потенциальные возможности ЗРС, и последняя ракета или корректируемая бомба разрушила объект. По факту защиты объекта получается, что эффективнее полк № 1, а по показателю ущерба противнику – № 2. Но ВКО (ПВО) – это машина по уничтожению средств ВКН, и ничто другое ее не касается. Как мясорубка отвечает только за выработку фарша, но не за качество мяса.
Седьмой тезис оппонентов – о формах применения оборонительных и ударных сил. Разделим его на две части. Первая: «Некоторые должностные лица считают вопрос определения форм военных действий второстепенным… Однако думающая часть должностных лиц представляет сущность и содержание каждой формы, ее преимущества, недостатки и условия реализации».
В трудах Сунь Цзы, Никколо Макиавелли, Карла фон Клаузевица, Антуана-Анри Жомини не найти догматов о формах военных действий. В четырехтомнике Антона Керсновского «История русской армии» подробно расписано, как достигаются победы, но не уточняется, в какой форме. В мемуарах военачальников Великой Отечественной войны разгром немцев под Москвой называется операцией, битвой, контрнаступлением, сражением. Если его назвать баталией, сечей, побоищем, то ничего не изменится.
Отмечу, что в старых словарях военных терминов понятие формы военных действий тоже отсутствует. Есть операция, сражение, бой, удар и др., но как формы они не зафиксированы. Кстати, в других сферах человеческой деятельности особого значения синонимичному ряду не придается. Скажем, в практической экономике форма производства интересует менее всего, так как она не влияет на производство, норму прибыли, налоговую ставку.
Разгром врага тоже своеобразный технологический процесс, и знаменитые полководцы ставили свои победы на конвейер. Главное здесь – способ военных действий, который составляет основу замысла командующего, а форма лишь внешняя атрибутика. Способ материален, его эффективность может быть измерена, а форма идеальна и измерениям не поддается.
К сожалению, последние десятилетия в отечественной военной науке делается упор на формы, а разработкой новой, эффективной технологии, то есть способов ведения боевых действий, в том числе в ВКО, почти никто не занимается. Это путь к деградации военного искусства.
Вторая часть седьмого тезиса: «Сущность их (апологетов) предложений сводится к расширению полномочий своего руководства – командования Войск ВКО… Способы и формы их применения по обороне объектов предлагается обособить от других действий ВС… и вести ее (борьбу) в обособленном воздушно-космическом театре военных действий… Они или, пытаясь угадать мнение руководства, кривят душой, или являются узкими специалистами ПВО».
Переадресуем это замечание более широким специалистам. Пишет Слипченко: «Формам и способам действий нападающей стороны, продолжительности ее стратегической воздушно-космической операции должны быть противопоставлены адекватные формы и способы стратегических действий по отражению ударов противника… Фактически это будет стратегическая операция по отражению воздушно-космического нападения противника. В течение длительного периода своего развития вооруженные силы состояли из унифицированных компонент, которые в зависимости от обстановки могли выполнять и оборонительные, и наступательные функции. Для войн в будущем потребуются войска (силы) с четким профессиональным разделением этих функций…» И еще: «Если сегодня наши ВС функционируют по сферам суша-море-воздух, то нам нужны ВС, состоящие из двух функциональных родов: стратегические ударные силы и стратегические оборонительные силы».
Бывший начальник Центра военно-стратегических исследований Генштаба ВС Владимир Останков указывает: «Планирование и отражение воздушно-космического нападения противника в рамках стратегической операции целесообразно осуществлять под непосредственным руководством созданного еще в мирное время СК ВКО. Учитывая, что с началом агрессии противника действия ВС РФ будут направлены только на срыв ВКН противника, назвать эту операцию стратегической операцией по отражению воздушно-космического нападения противника».
Более развернутый ответ на тезис Барвиненко содержится в материале специалистов по ПВО Александра Травкина, Александра Беломытцева и Марата Валеева, опубликованном в журнале «Воздушно-космическая оборона» (№ 5, 2013).
Прогресс определяет идеологию
Восьмой пункт: «Каждый ТВД имеет свои специфические условия ведения военных действий… а также оперативное оборудование территории… Этих условий и оперативного оборудования в воздушно-космическом ТВД нет».
Для ведения вооруженной борьбы на земле в мирное время создана инфраструктура, которая не вполне соответствует целям и способам будущей войны. В угрожаемый период вырисовываются цели войны, ее участники, пространственные контуры будущего ТВД. Тогда военная инфраструктура совершенствуется, идет развертывание полевых пунктов управления, переход на новые линии связи, оборудование позиционных районов, наведение переправ, создание инженерных укреплений. Параллельно развертываются группировки, осуществляется оперативное построение войск, боевых порядков. Это продолжительный процесс.
В воздушно-космической сфере часть объектов создана заблаговременно. Это аэродромы, ракетные позиции, пункты управления ВВС, орбитальная группировка. Подготовительный период ВКН будет короткий, измеряемый десятками минут или часами. За это время выстраивается вся недостающая инфраструктура воздушно-космического ТВД: в нужные точки пространства выводятся пункты дальнего радиолокационного обнаружения и наведения, постановщики помех занимают зоны барражирования, формируются районы дозаправки авиации в воздухе и многое другое. Даже стратегический бомбардировщик в воздухе – это не просто средство воздушного нападения. Слипченко считает: «Авиация практически вся станет главным средством доставки большого количества крылатых ракет до рубежей пуска… и после их запуска… будет возвращаться за новыми БК. Получит развитие не только дозаправка в воздухе самолетов-носителей топливом, но и довооружение этих самолетов в воздухе боекомплектами высокоточных КР, а в последующем и смена экипажей в воздухе». По сути это развитие научной категории «военная инфраструктура» применительно к воздушно-космическому ТВД.
Одновременно с оборудованием театра осуществляется оперативное (боевое) построение сил ВКН для удара по эшелонам, группам тактического назначения. Это происходит в воздухе, а не на земле. Так что специфические условия ведения военных действий и оперативное оборудование пространства в воздушно-космическом ТВД есть.
Тезис девятый об остром зуде реформаторства. Есть несколько вариантов отношения к проблеме. Первый – сделать вид, что все хорошо, прекратить реорганизации, измотавшие Вооруженные Силы. Ничего не делать, поверить в готовность парировать самую опасную и первоочередную воздушно-космическую угрозу группировкой ВС на обычном сухопутно-морском ТВД.
Второй – продолжить межвидовую борьбу за тришкин кафтан. Перетянут канат Военно-воздушные силы – не будет системы ВКО. Перетянут Войска ВКО – не будет ВВС.
Третий – вести серьезную военную реформу. Разобраться, к какой войне мы должны быть готовы, с каким противником, определиться с приоритетами в вооруженной борьбе, сделать работу над ошибками.
Первый путь – тупиковый. Обмануть себя можно, но ненадолго. Второй – бесполезный, так как и в советское время войск на всех хватало, но никто ничего не пытался отнять. Третий – рациональный, но хлопотный. Чтобы в очередной раз не споткнуться, следует не подгонять задачи видов, родов, войсковых формирований под необоснованную структуру и установленный численный лимит, а ВС строить под объективно стоящие задачи.
Воздушно-космический ТВД – это не просто очередная военно-географическая категория, а совершенно иная идеология организации вооруженной борьбы. ВК ТВД существует независимо от споров вокруг него. Для сомневающихся есть реальность в виде молниеносного глобального удара (Prompt Global Strike). Его сценарий рассчитан на шесть часов.
Юрий Криницкий,
кандидат военных наук, профессор, член ВЭС ВКО
@темы: Военное дело