Его изготовили в очень чистом и светлом месте. Белизна и свет, белизна и свет - вот и всё, что можно было там видеть. Ещё там были голоса - молодые, задорные голоса. Они летали в пространстве, сталкиваясь и перемешиваясь между собой.
- Ну ты и шутник, Роберт, - поблёскивая округлым и твёрдым, словно галька, звучанием, рассыпались чьи-то слова. - Образец хоть куда!
- Дочке подарю, - отзывался другой голос, мягкий и разноцветный. - Надо же было попробовать, что у нас получилось.
А получился - он. Тело из особых форм углерода, мягких и почти вечных, внутри - маленький, прекрасный кристалл. И очень простая, очень эффективная схема, преобразующая тепло в электричество. Вот и весь богатый внутренний мир.
Его положили в тёмную сумку, но очень скоро снова достали - чтобы отдать в маленькие, тёплые руки. Обладатель рук запищал, а тепло просочилось внутрь, заставляя схему работать. Кристалл, капля за каплей, менял своё состояние.
читать дальшеТепло было почти всегда - иногда слабее, а иногда - сильнее, и смена этих периодов вторила периодам света и тьмы. Теплее всего было в темноте.
Потом что-то произошло. Вечно ласковые голоса зазвучали по-иному - резче, громче, отчётливей. Его схватили и понесли. Кругом плескались звуки - целые моря звуков. Шаги тысяч ног, механическое рычание, вскрики и чей-то вой. Заунывный, противный вой, от которого шарканье ног всё ускорялось и ускорялось. И его уронили. Тепло касаний пропало, а чья-то нога, не заметив, отбросила лёгкое тельце к твёрдой стене.
Ноги шаркали ещё долго, ещё долго кто-то выл и рычал, и гудел, низко, страшно - так, что холодная стена вибрировала от рёва. Наконец все прочие звуки стёр гром. Гром подпрыгивал и падал на землю, он был так тяжёл, что всё вокруг сотрясалось, а стена распалась на части, почти засыпав того, кто нашёл возле неё временное пристанище. Ветер нёс какие-то клочья и дышал жаром - не приятным и жизнетворящим, а опасным, хищным, свирепым. А когда стихло, наступила мрачная тишина. Иногда её нарушали шорох ветра и стук тяжёлых дождевых капель. Так продолжалось какое-то время - быть может, долгое, а быть может - не очень. По крайней мере, свет и тьма всё ещё сменялись, только совсем не грели.
Однажды тишину нарушили голоса. Они звучали в радиодиапазоне, не создавая звуковых волн, зато совсем близко и отчётливо. Следом за голосами зазвучали шаги - уже настоящие, сопровождающиеся хрустом и шорохом.
- Грейс, я такую штуку нашёл - не поверишь! Кругом пепел, а она...
- Отставить болтовню в эфире! Ноги в руки и завершай обход своей улицы, - оборвала неизвестная Грейс подчинённого.
- Есть, мэм, - буркнул тот, не преминув добавить вполголоса, - сама же потом просить будешь. А я не дам!
И твёрдая рука подхватила его, вытащила из груды мусора, отряхнула - а потом засунула в туго набитый рюкзак. Там, в рюкзаке, он и путешествовал - то колотясь о броню экзоскелета, упакованный по соседству с пищевыми рационами и пакетом гигиенических средств, то покидая своё пристанище, чтобы пойти по рукам в часы отдыха. Его восхищённо гладили, грели, ему умилялись - а потом снова клали в рюкзак, бережно обернув полотенцем.
В очередной раз его достали среди резкого, отрывистого шума, под перекатывающимся грохотом и острыми взвизгами. Тёплая рука крепко ухватил его, да так и не отпускала - пока не стала совсем холодной. Когда шум опал на землю тончайшей пылью, рядом захрустели новые шаги и холодную руку разжали.
- Смотри-ка, "золотой" - а на человека похож. Вон, даже помер сентиментально как.
Его подняли в воздух.
- А иди-ка ты, товарищ, в наш стан. Не к лицу тебе с фашистами оставаться.
Так всё стало по-прежнему. Рюкзак, тряска, голоса, руки. Только теперь голоса часто пели - иногда ритмично и тяжко, печатая каждое слово, иногда - протяжно, будто река лилась. А однажды - словно вернулись давние времена - раздался радостный писк и его обняли маленькие тёплые руки.
- Вот, держи. Боевой трофей, огонь и воду прошёл.
И тёплая тьма начала сменяться прохладным светом. Часто-часто. Потом - всё реже. И ещё потом - почти никогда. Теперь тьма и свет были одинаково прохладны - но всё же выросшие тёплые руки иногда снимали его с полки, согревая укрытую внутри схему.
Потом полка исчезла - зато началась вибрация. Его прижало к полу, сильно-сильно - как никогда раньше - но быстро отпустило, и теперь прижимать перестало совсем. Появилась новая полка - на ней его удерживала эластичная лента, потому что иначе можно было всплыть и медленно дрейфовать между недалёкими стенками. Очень скоро наступила вечная тьма. Без света, без тепла, без движения - кристалл практически не изменялся, отсчитывая лишь условные промежутки между атомными событиями, не имевшими никакого объективного смысла.
Но прошла и вечная тьма. Появился свет, ожили голоса. Сменялись полки, сменялись руки - большие, маленькие, нежные, равнодушные. Длинный-длинный путь закончился в прозрачном контейнере, заполненном инертным газом. Внутри всегда царила тишина и поддерживалась одна и та же температура. Ровно такая, чтобы не умереть совсем. Долго. Дольше, чем вся прошлая жизнь. Однообразие бесконечности нарушило неожиданное тепло. Сперва оно прибывало и прибывало, едва ли не превращаясь в жар, затем - уходило, оставляя после себя прохладу. Конец бездны обозначило движение. Размеренное движение, но никаких голосов. Ни в одном известном диапазоне. Никто не брал его в руки. Единожды коснулись чем-то холодным, тонким, ни на что не похожим - да так и оставили. Было грузное движение где-то неподалёку, глухое, медленное и плавное - раз за разом, долго, почти без звука. В какой-то момент движение закончилось тоже - как заканчивалось когда-нибудь всё. Минула очередная вечность - и появился свет. Рассеянный, холодный свет. Он горел ещё одну вечность. Когда закончилась и она, рядом материализовались двое. Возникли из ничего, всколыхнув структуру пространства, и обменялись удивлённо-восторженными мыслями.
- Это же медведь! Ты можешь вообразить?! Настоящий земной медведь!
Его не коснулись руками, но он, будто бы сам собой, взлетел и стал медленно вращаться.
- Как он сюда попал? Эта цивилизация умерла так давно, что кажется старой даже в сравнении со мной.
- У него внутри твердотельное запоминающее устройство. Интересно, что там хранится?
Они заглянули внутрь, напрямую считывая состояние древнего кристалла. Помолчали.
- Кажется, мы ушли слишком далеко, - заметил один. - Никто больше не берёт игрушечных медведей в постель.
- Поскольку мало кто помнит, что такое постель. Что будем делать с находкой?
- Оставить. Уничтожить. Выбор не так велик.
- А знаешь... У меня ведь есть Продолжательница - это ближайший аналог "дочери" у предков. Возможно, её заинтересует медведь возрастом в несколько миллионов лет.