Вера и верность!
Начало с исправленными ошибками + некоторое продолжение. Частично в комментариях
Возрождённая республика Вышина. Аэрокосмический терминал «Дальний».
- Пожалуйста, пройдите внутрь приёмного терминала. Если вы впервые покидаете поверхность планеты, советуем вам воспользоваться услугами специалиста по адаптации. Не тревожьтесь, следуйте разметке, сохраняйте спокойствие духа и чистоту помыслов.
читать дальшеЧеловек остановился. Тёмный пол и два серебристых поручня – вот и все зримые части прозрачной галереи, вознесённой на пять сотен метров прихотью архитекторов. Середина. Уже не прошлое, ещё не оскал грядущего. Зелёная стрелка застыла чуть впереди, ожидая одинокого пассажира.
- До расстыковки с посадочным комплексом остаётся девять минут, - услужливо отозвался бесплотный голос.
Далеко на востоке Великая Пустошь омылась алым огнём. Стеклянная пустыня, куда уходили те, кто жаждал одиночества, романтики, приключений. Большинство возвращались гораздо быстрей, чем сами того желали – зримая память о старинной войне играла злые шутки с людьми, не готовыми к её тяжести.
Солнце сходило всё ниже, бросая на равнину длинные отблески. Пустошь отталкивала пришельцев, и она же манила их – песнями ветра, красой неживого лика, даже тенями – танцующими тенями давно ушедших веков. Когда-то там ярился огонь. Там падала с небес беспощадная смерть, мешая воедино плоть, бетон и металл, там горе и злоба правили бал при оплывающих свечах городских башен, под музыку проклятий, на паркете, набранном из человеческих душ, соединённых в ту минуту одной судьбой. Прошла война. Стали памятью её шрамы, и вот уже не безумный гнев, но первые поцелуи окрестных подростков, звёзды и облака отражаются в блестящем зеркале прошлого.
Человек отвернулся и шагнул вслед за указателем-стрелкой. Прошлое осталось позади, будущее ждало за раскрывшейся диафрагмой шлюза.
Первый шаг на территорию Унии не обманул его ожиданий. После холодного минимализма аэрокосмического терминала салон орбитального модуля выглядел кусочком иного мира. Белизна потолка и стен казалась необычайно уютной, пушистая зелёная дорожка мягко пружинила под ногами, в нишах рядом с креслами стояли цветы – пусть голографические, но ничуть не менее ароматные, чем их реальные прототипы.
- Приветствую вас, брат!
Молодая женщина в белой форме подняла руку ладонью вверх и тут же улыбнулась – широко и задорно.
- Признаёте ли вы себя гражданином Возрождённой республики Вышина по имени Шрайм Алес?
- Признаю.
Шрайм старался не разглядывать гражданку Унии слишком пристально, но пустой салон не оставлял возможности перевести взгляд куда-то ещё. Она была симпатична, даже красива – по меркам Вышины, а неуловимо-детское выражение лица разительно отличало её от суровых пограничников, оставшихся за спиной. Золотые волосы и загорелая кожа окончательно ставили крест на его стереотипах о том, как полагается выглядеть сотрудникам пограничного контроля на службе у государства, объединившего два десятка планет.
- Рада видеть вас на борту! Если есть вопросы и пожелания – непременно скажите мне, я постараюсь помочь, чем смогу.
От неё исходил странный, непривычный энтузиазм, сбивающий Шрайма с толку. Он попытался придумать какой-нибудь вопрос или пожелание, кося взглядом в сторону пустых кресел – повышенное внимание к собственной персоне подавляло, заставляя искать спасения.
- Я единственный пассажир?..
- Да! Но «Вагнер» принимает на Вышине большое количество груза, так что не беспокойтесь – ваша транспортировка вполне рентабельна!
Восторженный тон девушки не укладывался в набор типовых реакций, усвоенных за годы взросления. Глубоко внутри возникло чувство страха перед чуждым обществом, в которое он нырял с головой, не имея представления о том, с чем именно придётся столкнуться.
Гражданка Унии чуть отодвинулась, сделав приглашающий жест рукой.
- Прошу, проходите! Можете занять любое место, какое нравится.
- А… идентификация?
- Завершена успешно!
Нужно было что-то ответить, но слова пропадали на полпути к поверхности сознания. Он молча прошёл в середину салона и наконец-то сел, избавившись от назойливого внимания. Кресло мягко охватило всё тело, приглашая закрыть глаза и отдохнуть в стране сновидений, но сбежать от реальности Шрайму не дали: всё тот же лишённый индивидуальности голос предупредил о готовности к старту, и сон улетучился, уступив место любопытству вкупе с иррациональной боязнью.
Через несколько минут ожидания раздалось лаконичное «Транспорт в воздухе». Ничего не изменилось. Шрайм, подсознательно ожидавший толчков, перегрузок, шума, тихонько вздохнул. Пассажирский орбитальный модуль взлетал именно так, как ему полагалось – плавно отталкиваясь от гравитационного поля планеты и обернув драгоценный груз одеялом собственной компенсаторной гравитации.
- Вы не в первый раз покидаете планету?
Он едва не вздрогнул от неожиданности. Служащая Унии, чья должность так и осталась тайной, сидела в кресле с другой стороны прохода. От её внимательных глаз хотелось спрятаться.
- Да. – Она, казалось, ждала продолжения, и Шрайм решил не обманывать ожиданий. – Вы знали?
Её улыбка выглядела слегка удивлённой.
- Я догадалась. Пассажиры, которые впервые отправляются за пределы атмосферы, всегда включают обзорные экраны. Часто и беспокоятся… это видно.
Шрайм хотел сказать, что она пришла к верному выводу на основе ошибочных предпосылок, но промолчал. В конце-концов, признавать, что о существовании обзорных экранов ты не догадался, было бы глупо, а объяснять, почему на лице не отражаются эмоции…
Разговор, к облегчению Шрайма, умер. Двадцать минут прошли в тишине, наполненной запахом цветов и негромкой музыкой, так что сонливость вновь дала о себе знать и вновь была растоптана надоедливой униаткой.
- Смотрите, это наш «Вагнер»!
Дальний конец салона словно отрезали – он превратился в экран, огромное окно в пустоту, на которое медленно наплывал транспорт Унии. Звёздный корабль казался небольшим – простой цилиндр с вырастающими из корпуса фермами маневровых двигателей и носовым эмиттером щита, придающим всей конструкции комичное сходство с космическими аппаратами древности. Сравнить его масштабы было не с чем, и лишь когда борт «Вагнера» заслонил весь сектор обзора, а светящаяся точка на нём выросла до размеров ангара орбитальных модулей-челноков, стали понятны истинные размеры судна, прибывшего к Вышине с далёкой Авроры.
Стыковка, как и взлёт, прошла в тишине и без каких-либо толчков. Освещение в челноке загорелось чуть ярче, спокойная музыка сменилась более энергичной мелодией.
- Посадка завершена, - уведомила пассажиров система оповещения. – Пожалуйста, перейдите в приёмный терминал корабля.
Шрайм встал, его спутница тоже.
- Удачного полёта! Если у вас возникнут вопросы или затруднения, найдите меня по внутрикорабельной сети.
- Найти вас?..
- Служба безопасности, раздел «Помощь». Не промахнётесь!
Она помахала ему вслед. В голову пришла мысль, что Уния совсем не такова, какой кажется на первый взгляд, но Шрайм прогнал её. Уния пока не казалась ему ничем.
***
«Вагнер». Транспортный корабль Светлой Унии.
Прыжок в систему Авроры занял три недели и походил на сон – не волшебными ощущениями, а чувством дремотного безвременья. «Вагнер» оказался древним, огромным транспортом со встроенным пассажирским отсеком на сотню мест, из которых членами команды было заполнено не более половины. Прочие каюты пустовали, пассажиров корабль не вёз и Шрайм был волен занять любую - однотипные, неожиданно просторные помещения отличались лишь номерами. На каждые десять кают приходился один санитарно-гигиенический отсек, дополнительно имелся общий бассейн – маленький, но удобный.
Команда, вопреки ожиданиям, оказалась не столь общительна, как первая увиденная Шраймом гражданка Унии. На гостя посматривали, с ним здоровались, ему улыбались – но завязать разговор никто не пытался, да и возможностей для этого представлялось не так уж много: в столовой он сидел за отдельным столиком, а остальное время проводил за чтением в каюте пустого блока. Ступая на борт «Вагнера», Шрайм ожидал чего-то особенного, хотя сам не до конца представлял, чего, реальность же оказалась куда прозаичней. Жилые отсеки с равным успехом могли располагаться и на борту корабля, и под поверхностью оставленной Вышины – в них текла размеренная тихая жизнь, ничем не напоминающая о межзвёздном прыжке. Даже религиозность униатов, столь ярко представленная во множестве учебных пособий, проявлялась лишь в наличии на борту небольшой часовни, куда Шрайм, влекомый любопытством, однажды заглянул. Внутри было тесно и пусто – только глядели со стен лики святых, заключённые в экраны-иконы. В противоположной от входа стене располагался встроенный алтарь – металлическая семилучевая звезда в белой мраморной плите, а над ней – семь крылатых фигур с мечами. Строгие лики фигур оказались на удивление живыми – только смотрели не по-человечески пронзительно. Шрайм провёл ещё немного времени, разглядывая иконы – если смотреть достаточно долго, изображение на них начинало двигаться, показывая ключевые моменты жизни святых. Не меньше половины изображало военных, имена некоторых Шрайм знал по учебникам истории – знаменитые военачальники времён Священной Войны, учёные, деятели культуры. За всё проведённое в часовне время в неё так и не зашёл никто из членов команды.
Больше ничего интересного на транспорте не было, так что дни полёта едва тянулись, похожие на резиновые ленты – сколько бы ни ложилось в них прочитанной информации, длина оставшегося отрезка оставалась практически неизменной. Иногда на Шрайма нападал беспричинный страх – представлялся огромный мир, населённый миллиардами чужих, непонятных людей, учиться жизни в котором придётся заново. Потом вспоминался весёлый офицер безопасности, и становилось ещё страшнее – мир чужих людей превращался в мир, где всё является не тем, за что себя выдаёт. Ещё позже Шрайм одёргивал себя, ломая неправдоподобные картины бытия на Авроре, и перечитывал приглашение, полученное полтора года назад по каналам информационного обмена Светлой Унии с Вышиной.
Стояла осень, засыпавшая мокрые улицы Вергранда палой листвой. Восток затянуло стеной непроглядных туч, над городом небо светлело, превращаясь в мягкий перламутровый мех, и только далеко на западе оставалась узкая полоса, белая днём и красноватая на закате. Шрайм всегда любил такую погоду – её свежий, невнимательный к человеку покой с лёгким оттенком грусти, пустые тротуары, запах дождя и влажный ветер, треплющий волосы. Зима обычно выдавалась могильно-снежной, белой снизу и однотонно-серой в небесах, напоминая о смерти и вечном сне, лето было слишком живым и насыщенным, хотя и оно порой приносило холодные дожди, подгоняемые северными ветрами, и только осень, да ещё весна с её талым снегом и радостью пробуждения находили отклик в его душе, вызывая в ней стремление к чему-то неосознанному, но важному. Потом наваждение проходило, и он возвращался к ежедневным занятиям – университет, служба в Гражданском Комитете, а затем и в армии, не давали слишком сильно погрузиться в мир странных грёз. Увы, в этот раз всё было иначе. Двадцать два года, совершеннолетие и права полного гражданина. Время выбора, время своих решений. Шрайм отчётливо понимал, что оказался к этому не готов. Ответственность и свобода не открыли ему дорогу в будущее, как должно было случиться со всяким, но распахнули путь в никуда – и путь этот слишком сильно походил на мокрую от дождя улицу, ведущую к серому горизонту. Со страхом и одновременно – с иронией, будто смотрел со стороны на себя самого, Шрайм понимал, что не имеет желаний.
Сообщение с пометками «Официально» и «Международное» показалось поначалу странной мистификацией. Потом – чудом. И наконец – спасительной дланью, которая удержала от падения в пустоту. Позволила не выбирать самому.
«Учитывая трагические события вашего прошлого, проявленные в них выдержку, мужество и решимость, а также факты успешного прохождения вами службы в Армии Возрождённой Республики Вышина и отсутствия постоянных социальных связей, Главное Управление Вооружённых Сил Светлой Унии, в соответствии с Договором о дружбе и сотрудничестве между нашими государствами, приглашает вас стать курсантом Академии сил тактического реагирования (десанта) Авроры (АСТРА). Управление берёт на себя все операции, связанные с вашим перелётом на Аврору и дальнейшим пребыванием на ней, вплоть до официального получения вами полного гражданства Светлой Унии.»
Неудобоваримые сухие строчки даровали ему новую жизнь.
***
Казавшийся бесконечным полёт всё-таки подошёл к концу. Транспорт вышел из прыжка на окраине звёздной системы, и, успешно пройдя идентификацию, двигался к столичной планете Унии. Окончание прыжка стало единственным моментом, когда Шрайму напомнили, что он находится внутри звёздного корабля – система управления передала общее предупреждение, потребовав покинуть каюты и занять места в галерее спасательного отсека. Шанс столкновения с посторонним объектом был ничтожен, но всё-таки не равен нулю, и меры безопасности соблюдались неукоснительно. В течение часа единственный пассажир и свободные от дежурства члены экипажа были готовы к эвакуации, в то время как системы слежения проверяли безопасность траектории движения корабля.
Снова потекли томительные дни ожидания, но теперь, когда «Вагнер» двигался в объективной вселенной, постепенно снижая скорость, настроение Шрайма поменялось едва ли не кардинально. На место страха пришло нетерпеливое ожидание, болезненный интерес к ждущей его планете, которая медленно росла на всех обзорных экранах.
Выйдя на орбиту Авроры, «Вагнер» занял отведённый ему эшелон, готовясь начать разгрузку. Последние часы на борту Шрайм провёл в столовой, наблюдая, как яркие искорки движутся мимо бело-голубого диска планеты, почти неотличимой от его родной Вышины, только искорок – орбитальных станций самого разного назначения, кораблей, челноков – было куда больше, да зоны сплошной облачности выглядели не такими монолитными и пестрели разрывами.
Кто-то подошёл сзади и мягко тронул его плечо.
- Вам пора.
Офицер СБ выглядела гораздо серьёзней, чем во время их первой встречи. Белая форма сменилась чёрно-зелёным кителем, волосы украсила форменная фуражка со щитом и терновой веточкой на кокарде. Шрайм поднялся, посмотрел вопросительно – уж не арестовать ли его пришли?
- После посадки вам придётся пройти процедуру пограничного контроля. И… ещё один тест.
- Служба чистоты?
- Так вы знаете! – она чуть повеселела. – Это довольно неприятная процедура.
- Ничего страшного.
Внимательные глаза впились ему в лицо.
- Это хорошо. Пусть Семеро будут с вами, гражданин Шрайм.
- Я в них не верю.
- Вряд ли это им помешает.
На этот раз места в челноке заняли два десятка членов команды – глядя на их светящиеся лица, Шрайм задался вопросом, сколько времени они не видели настоящего неба. Два месяца? Полгода? Год? Маршрут корабля мог проходить через несколько звёздных систем, а это требовало немалой выдержки – вот откуда у экипажа странная сдержанность, будто каждый тщательно контролировал своё поведение…
Челнок стартовал, устремившись в океан атмосферы. Снова включился обзорный экран – на нём изогнулась линия горизонта, полускрытая лёгкой облачной дымкой. Небо стремительно светлело, густая, грозная синь сменялась привычной глазу синевой уютного купола атмосферы, землю внизу прорезали изгибы многочисленных рек, а линия, на которой небосвод касался поверхности, распрямилась, утекла вдаль, распахнув объятия падающему вниз челноку. Впереди, лаская взгляд изяществом белых линий, распускался Эдельвейс. Столица Авроры, столица всей Унии, город-мечта и город-традиция – Эдельвейс не был похож ни на мегаполисы древности, ни на урбанизированные сектора ведущих миров Альянса Развития.
Эдельвейс признавал лишь два цвета: белый – для творений рук человека, бесконечное разнообразие оттенков зелёного – для природы, ставшей полноправным соавтором архитекторов. Сверкающие тычинки стройных башен устремлялись в небо из его центра, лепестки жилых кварталов расходились в стороны, перемежаемые реками, парками и озёрами, листья транспортных эстакад придавали Эдельвейсу лёгкость настоящего цветка, взлетая на сотни метров тонкими, ажурными арками. Это великолепие, будто мрамор из морской пены, возносилось из океана садов и парков, перетекающих в густые леса, так что различить формальную границу города не представлялось возможным: он не стремился отделить себя от планеты, но стал её органичной частью.
Служба чистоты тоже стала органичной частью Авроры: никто не удивился, что гостя встретили прямо в шлюзе…
***
Планета Аврора, город Эдельвейс, столица Светлой Унии.
Первым, что бросилось в глаза Шрайму, стал собор Семерых. Огромную площадь, сказочной красоты фонтаны, незнакомых людей – всё затмил устремлённый в небо шпиль, блистающий подобно клинку. Если и была во вселенной абсолютная белизна, то искать её стоило именно здесь – облитые солнцем стены растворялись в ярком сиянии, и глаза при взгляде на них слезились не только от света, но и от прикосновения к чуду. Что толкнуло его вперёд, Шрайм не знал. Он подхватил сумку и сделал шаг, окунаясь в атмосферу чужой планеты. Необычайная лёгкость наполняла всё тело, голова слегка кружилась – то ли от переизбытка кислорода, то ли от нереальности происходящего. Он, уроженец Вышины, ступает по тверди иного мира, перепрыгнув бездну межзвёздной тьмы, своими глазами видит сказочный город, который с детства представлял собой лишь строчки в учебниках! Чужой воздух. Чужие люди. Непривычный жар, потоком льющийся с неба. Здания, будто изваянные из единого куска белоснежного мрамора. Ощущение собственной жизни, обычно такое слабое, расцвело под небом Авроры, как цветок, дождавшийся весны.
Центр площади, выложенной белыми плитами с рельефным орнаментом, занимали фонтаны. Вода поднималась на сотню метров, превращаясь в огромные деревья с раскидистыми ветвями, деревья плавно сжимались в бутоны, бутоны расцветали под пересечением стройных арок, чтобы через несколько мгновений дать рождение новой картине. Над текучими полотнами висело сразу несколько радуг, люди подходили почти вплотную, в марево водных брызг, смеялись, подставляя лица воде – мокрые и счастливые. Наблюдая за ними, Шрайм испытал смутное желание подойти к фонтану, но не рискнул. Сказались привычка к холодному климату родины и странное чувство, что он на этом празднике жизни незваный гость. Впрочем, было иное место, которое манило куда сильнее. Храм, вырастающий с другой стороны площади, казался довольно близким, но лишь сойдя со ступеней терминала, Шрайм ощутил истинный масштаб места, в котором оказался. Фигурки людей, поднимающиеся по широкой лестнице, ведущей к семи высоким стрельчатым аркам, выглядели ползущими точками. Собор казался больше любого здания на Вышине, да так оно, наверное, и было – на планете, где предпочитали селиться широко и зарываться вглубь, ни у кого не возникало даже мысли о том, чтобы построить столь огромное здание.
К тому времени, как сверкающее белизной чудо закрыло собой полнеба, Шрайм успел взмокнуть и задуматься о том, есть ли поблизости общественный транспорт. Храм вызывал восторг. Не подавлял, не делал человека ничтожным, но звал приобщиться к собственной чистоте, к устремлённым в небеса линиям, строгим и соразмерным. Два огромных монолитных крыла обнимали пологие ступени, над которыми высились арки входа, увенчанные малыми шпилями.
Его окликнули на самом верху лестницы, и Шрайм вздрогнул от удивления – так неожиданно было услышать своё имя на Авроре, которую он привык считать чужим миром. Он обернулся – площадь внизу лежала, как на ладони – и увидел приветливо машущего рукой человека, стоящего парой ступенек ниже.
- Шрайм Алес? – снова спросил тот, улыбаясь. Песочного цвета волосы ёжиком торчали на голове незнакомца, выдавая военного – в этой армейской традиции Уния и Вышина не различались ничуть.
- Да, - ответил Шрайм, немного помедлив. Радостное настроение улетучилось, уступив место неприятному холоду в животе. Напоминание о том, что он вовсе не турист, приглашённый в бесплатное путешествие, было слишком отчётливым. Незнакомец, впрочем, ничуть не смутился односложным ответом, а может, и вовсе не обратил на него внимания. Он посмотрел назад, потом снова на Шрайма, и, будто соглашаясь с кем-то, покачал головой.
- Прибыть менее часа назад и уже одолеть Тысячу Ступеней – хорошее начало. Я капитан Ларсен, послан тебя встречать, так что прошу прощения за задержку. Не думал, что ты окажешься таким шустрым.
- Простите. Убегать не входило в мои планы.
- Убегать?..
Ларсен засмеялся было, но вдруг осёкся.
- Нет, я рад, что нашёл тебя здесь. Кстати, ко мне не надо обращаться официально - мы не будем пересекаться в качестве командира и подчинённого.
- Если начну? – Шрайм поймал себя на том, что говорит вопросами, и рассердился. – Но я ведь уже принял приглашение?
- Да. Приглашение. Не присягу и тем более не… другие формальности.
- А что будет, если я не стану курсантом?
Офицер пожал плечами.
- Да ничего. Захочешь – останешься тут, захочешь – вернёшься на Вышину. Правда, подходящего рейса можно прождать пару лет.
- Пару лет…
Осознание того, что вернуться назад по первому желанию нет никакой возможности, затмило прежние страхи. Шрайм вдруг понял, что до этого не принимал своих же действий всерьёз, но теперь между ним и покинутым домом отчётливо встала стена, преодоление которой зависело от факторов, никак не связанных с ним самим. Звёздные корабли не совершают прыжки ради одного, десяти и даже ста человек.
- Я хотел бы посетить храм, если это не противоречит вашим обычаям.
- Разумеется, нет. Войти может каждый.
- А выйти? – улыбнулся Шрайм.
- И выйти тоже, - Ларсен не принял шутки. – Но не обязательно таким же, каким вошёл.
Они прошли через центральную арку, ступили в полутёмный сводчатый коридор, полированный камень которого хранил медлительные белые искры, возникавшие и тонувшие, казалось, где-то глубоко под его поверхностью, и достигли нефа, при входе в который Шрайм остановился, закрыв глаза, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. Ларсен, не задавая вопросов, отступил на несколько шагов, позволяя гостю самому разобраться с новыми ощущениями.
Неф был царством света, но не слепящего, как снаружи, а мягкого, обнимающего каждого посетителя и каждую деталь интерьера, создавая вокруг них сияющий ореол. Потоки света невесомыми колоннами падали вертикально вниз, изливались через огромные витражи, били со всех сторон так, что ни единая тень не могла уцелеть в их вотчине.
Крылатые фигуры Семерых высились у дальнего конца, на едином пьедестале, по сторонам которого выстроилась почётная стража – священники в алых балахонах с обнажёнными мечами в руках. Прихожане, медленно восходя к статуям, на короткое время замирали около них, затем спускались назад. Шрайм, повинуясь наитию, повторил их путь. Изваяния богов оказались невелики – особенно, если сравнивать с общей грандиозностью храма. В три человеческих роста каждый, они выглядели не мёртвыми монументами, но застывшими на мгновение людьми, готовыми в любой момент сбросить оцепенение. Благоговения и священного трепета статуи не внушали. Слегка разочарованный, Шрайм спустился вниз, к ждущему спутнику, и в это мгновение откуда-то с галерей, невидимый, но могучий, грянул церковный хор. Пели на старом языке Северного Союза, так что уроженец Вышины понимал едва ли половину слов, но волна обрушенной вместе с гимном экспрессии не нуждалась в точном переводе каждого предложения. От спокойствия, даже сонливости собора ни осталось и следа: он сбросил её, чтобы явить свой истинный лик – обиталища богов-героев, богов-воителей, сковавших свою праведность в горниле Священной Войны. В яростных голосах звучала память о битвах, о великих победах и горестных поражениях, о борьбе и жертвенности, превышающих возможности человека, сквозь которые пробивались ноты торжества, непоколебимой уверенности и ещё чего-то, что Шрайм пока не умел понять. Священники-стражи, перестроившись в шеренгу перед пьедесталом, выставили мечи вперёд, словно готовились защищать свой пантеон от наступающего врага. Спустя несколько минут накал песнопения снизился, в нём зазвучал мотив светлой грусти по павшим, который, в свою очередь, сменился полным надежды взглядом в грядущее.
- Что это было?
Шрайм непроизвольно понизил голос, словно опасаясь обратить на себя внимание.
- Полуденное Поминовение. Сегодня пели о вознесении Семерых, считай, тебе повезло. Один из самых сильных гимнов – и самых древних. Его писали те, кто помнил богов в их человеческой ипостаси, потому и кажется, что слушаешь – и видишь сам, как всё это было.
- А… - Шрайм помедлил, - все верят, что люди вправду стали богами?
- Нет, не все. Можешь не осторожничать – никого твой атеизм не побеспокоит.
- Так вы знаете?..
- Разумеется. Я читал твоё дело, да и Вышина – не Уния, верующих там практически нет. Но первым делом ты пошёл не куда-нибудь, а всё-таки в храм.
На лице капитана расплылась ехидная улыбка.
- Его, наверное, не зря рядом с терминалом построили. И сам по себе он мне нравится. Но верить в то, что люди стали богами… Это даже не смешно. Они были героями, это признают и у нас, однако прочая мистическая чепуха… - Шрайм замолчал, потом всё же решил закончить, - я нахожу это глупым. Антинаучным.
- Убеждать не буду, мессианство здесь не в чести. Но вера возникла не просто так, ты же знаешь? Были чудеса, которые оказалось невозможным объяснить или игнорировать.
- Слова очевидцев?
- Чудеса случаются по сей день… Впрочем, оставим это. К вере каждый приходит сам.
- Вряд ли я до неё дойду.
Они неспешно прогуливались вдоль бокового нефа, отделанного мраморным кружевом. Стрельчатые окна изливали солнечное тепло на иконы в каменных портиках. Возле одной из них Шрайм остановился – лицо, смотревшее с экрана, показалось весьма знакомым.
- Александр Братоубийца, - прочёл он вслух надпись, сделанную на окладе из простой стали.
- Не самый популярный Святой.
- Да. Похоже, не самый.
- Его всё ещё чтят на Вышине?
- Чтят, но только не как Святого и без этого дурацкого прозвища. За что его канонизировали?
- Это Святой-предатель, своими руками поразивший брата ударом в спину, когда узнал, что тот собирается присягнуть Пустоте. Во искупление греха предательства оставил мирское и посвятил себя борьбе за человеческий род. Не был женат, не имел детей и даже друзей. Погиб при отступлении с Вышины, командуя крейсером-заградителем и прикрывая транспорты с беженцами.
Александра запечатлели в момент гибели – огненный дракон уже беснуется в тесных отсеках крейсера, но лицо на переднем плане не выказывает ни отчаяния, ни страха. Плотно сжатые губы, прямой нос и холодный взор – настоящий образец стойкости, ничего лишнего в образе несгибаемого героя. Только самая малость, незаметная для беглого взгляда, только маленькая морщинка на переносице, только тень в глазах, надёжно укрытая за отблеском пламени…
- Говорят, он принял смерть, как облегчение, - добавил Ларсен.
- Многое говорят.
- А ты не согласен?
- У каждого свои тайны. Он сделал, что должно, а его мысли пусть остаются ведомы лишь ему. Да и вряд ли он мечтал стать Святым…
- И всё-таки он им стал. Ты ведь тоже не думал, что однажды окажешься на Авроре? И кто знает, что ещё произойдёт в твоей жизни? Мечтать стоит о том, чтобы будущее наступило. Каким оно будет – зависит от каждого человека.
Руки Ларсена взлетели в странном жесте – будто тот хотел дотянуться до сводов храма.
- У меня уже есть мечта. Стать живым и просочиться сквозь цепи мира. Стать дождём и ветром. Вот только боюсь… Боюсь потерять то немногое, что имею – воспоминания. Воистину, кто лишён памяти – лишён страха.
Непрошеные слова прозвучали как исповедь, и эта исповедь наполнила взгляд капитана страхом и отвращением. Офицер, казалось, увидел мерзкую, опасную тварь. Добродушное выражение исчезло с его лица, вытесненное жёсткой маской профессионального убийцы – даже волосы выглядели потускневшими, словно туча, накрывшая его душу, заслонила каким-то образом и реальный свет.
- Откуда… Кто сказал тебе это?
- Далеко-далеко отсюда. Один… Наверное, не совсем человек. Да, да, ты прав. Это строка из Кодекса Пустоты.
- Шрайм, - капитан говорил тихо, но голос его едва не звенел. – Откуда ты знаешь Кодекс?
- Я обязан отвечать? А что, это преступление?
Изменения в поведении Ларсена странным образом разрядили напряжение, в котором Шрайм пребывал с момента высадки на планету. Злость, неприятие, агрессия – всё это было понятно, просто… Даже уютно.
- Эта книга запрещена.
- Ну и зря. Врага нужно знать в лицо, да и не всё, что там написано, совершенно для нас чужое. Многие мысли я бы даже назвал мудрыми.
- Ты читал Кодекс Пустоты, - Ларсен, похоже, не слушал своего собеседника, – но при этом Служба чистоты пропустила тебя сюда. Как такое произошло?!
- А что она должна была сделать? Книга – всего лишь книга, кто бы её ни создал. Она не имеет отношения к самой Пустоте. Она не имеет даже десятой части того значения, которое имеет для вас Праведная Доктрина.
- И много ты ещё знаешь об этом?
- Довольно много. Но явно меньше, чем ваша Служба. Не очень-то приятная процедура была для столь гостеприимной на вид планеты.
Свежие воспоминания заставили его передёрнуть плечами. Люди в форме, встретившие Шрайма в шлюзе, не отличались разговорчивостью и легкомыслием. С готовым к применению оружием, с зеркальными масками вместо лиц, они едва ли не на руках затащили гостя в отсек внутритерминального транспортного вагончика, чтобы пару минут спустя в такой же спешке выгрузить его внутри просторного, светлого помещения. Посреди пустой комнаты возвышался массивный саркофаг с приглашающе откинутой крышкой, при взгляде на который приходили на ум жутковатые рассказы об устройствах по извлечению информации, распространённых на Земле в эпоху последних войн. Здесь с ним впервые заговорили – вежливо, но и без всякого дружелюбия.
- Пожалуйста, разденьтесь.
Он молча снял одежду, чувствуя кожей прохладу воздуха и колючки чужих взглядов.
- Ложитесь сюда. Не бойтесь, процедура безболезненна. Постарайтесь не сопротивляться, - последние слова долетели за мгновение до того, как опустившаяся крышка отрезала внешний мир. Внутри саркофага было темно и тихо – так тихо, что слышалось биение сердца. Ничего не происходило. Тук-тук, тук-тук – стучало где-то внутри, и Шрайм, отвлёкшись на эти звуки, не заметил момента, в который его тело перестало существовать. Он с ужасом осознал, что больше не чувствует ничего – пропало мягкое покрытие, обнимавшее спину, исчезли руки и ноги, пустота вокруг обрела глубину, объём, бесконечность – это была уже не тьма внутри саркофага, а тьма извечная, в которой покоилось его сознание, неспособное найти ни единой точки опоры.
Во тьме родился вопрос.
- Кто ты? Кто ты такой?
Нельзя было сказать, прозвучал он вслух или же просто возник внутри. Вопрос был и требовал ответа, иначе…
- Я – Шрайм Алес, гражданин Возрождённой республики Вышина.
- Кто ты?
- Я…
- Зачем ты пришёл?
- Чтобы…
- Зачем ты здесь?
- Меня пригласили…
- Кто ты такой?
- Я…
- Откуда ты?
- Где твой дом?
- Чего ты хочешь?
- К чему стремишься?
- Для чего ты живёшь?
- В чём смысл добра и зла?
Вопросы сыпались один за другим, не дожидаясь, пока смятый напором Шрайм произнесёт хоть один ответ. Всё быстрее и быстрее, сливаясь в непрерывное, неисполнимое требование, возникая в один и тот же момент, атакуя со всех сторон…
Внезапно он понял, что вновь обрёл чувство направления. Вместе с этим пониманием рассыпался странный морок – вокруг снова была тьма саркофага, в которой покоилось живое тело. Его тело. Слабое, будто бы завёрнутое в кусок ваты – но после пугающей бесплотности такая малость не казалась существенным недостатком. А потом был чудовищно яркий свет, и чужие лица – уже не скрытые масками, уже тронутые теплом улыбок…
- Мне хватило нескольких минут страха в вашей машине. Если я кажусь таким опасным и отвратительным – брат-капитан Ларсен может идти, куда ему вздумается, разберусь и без его помощи. Терпеть допросы от каждого встречного я не намерен!
- Шрайм, - голос офицера упал и звучал задумчиво, - не заводись, я не буду тебя допрашивать. Там, во время проверки, ты не заметил никаких странностей? Или после?
- Там была одна сплошная странность.
- Я не о том. Ты сказал – несколько минут страха… Это не так. Ты провёл в той машине тринадцать суток.
- Тринадцать?!.
- Ага. Наверняка ведь не обратил внимания на даты.
- Почему мне не сказали?
- А ты спрашивал? Просто имей в виду – чем дольше проверка, тем больше сомнений в твоей лояльности, даже если результат положителен.
***
Аврора. Академия сил тактического реагирования.
Человек с крыльями полковника на рукаве смотрел, как новоприбывшие идут к пропускному пункту. Гид о чём-то болтал, но до микрофонов не долетало ни звука. Сопровождаемый им юноша держался чуть позади, переставляя ноги с аккуратностью механизма.
- Какой-то он… бледный.
- На Вышине мало ультрафиолета. Им даже приходится…
- Я не о том. Лицо неподвижное. Ничего не выражает. Такое впечатление, что ему плевать на то, что происходит вокруг.
- Брат-полковник?..
- Всего лишь мои фантазии. Значит, убил голыми руками четырёх «опустошителей»?
- Не совсем так, брат-полковник. Голыми руками – лишь первого. Остальных – при помощи его снаряжения.
- Ха. Да будь он хоть в обвесе штурмовика – иначе как чудом нельзя назвать такие дела. Чтобы обычный человек справился с четырьмя солдатами Клира? Скорее Иерархи пришлют нам букет цветов на празднование Возрождения. А всё же факт на лицо…
- Факты не подлежат сомнению. Перед нами человек, совершивший чудо. Как мы сумеем распорядиться этим шансом – теперь зависит и от вас, брат-полковник.
Суховатое лицо дёрнулось, словно его обладатель собрался улыбнуться, но передумал.
- Что вы будете делать, если он откажется стать курсантом?
- Он не откажется, брат-полковник. Я в это верю.
- Хотел бы и я иметь вашу веру.
- Отриньте сомнения. Всё, что от вас требуется – обеспечить непрерывное наблюдение. Естественно, неявное. Наша служба интерпретирует результаты самостоятельно, но если вы решите поделиться собственными соображениями – мы с готовностью примем их во внимание.
- И какого результата вы ожидаете?
- Пока – никакого. В этом деле у нас нет опыта, наработок – нет ничего. Для начала важнее всего понять, был ли тот инцидент уникален, или можно ожидать его повторения. Если верно второе… Вы понимаете, какое значение придаст этому Легиат.
- Бабочка или песчинка…
- Простите?
- Легиат ждёт, что на чашу весов сядет бабочка. Если этого не случится – мы получим ещё одну песчинку, высыпанную в ту же чашу.
- Вас что-то не устраивает?
- Мне до смерти надоели сами весы.
- Не только вам, брат-полковник, не только вам. Но для того, чтобы их ликвидировать, надо завладеть обеими половинами. До тех пор мы будем сыпать песок и ждать, что прилетевшая бабочка сядет на нашу чашу.
- А я, со своей стороны, постараюсь, чтобы песчинки стали потяжелее.
- Спасибо. Что ж, я пойду?
- Погодите.
Угловатая фигура полковника восстала из кресла, оказавшись на голову выше гостя.
- Я читал отчёты вашей службы и военных психологов. Везде говорится, что этот… Шрайм обладает незаурядными познаниями в философии Клира, причём находит её частично приемлемой. Я могу быть уверен, что слово «чист» в его досье – не дань проведению заманчивого эксперимента?
- Абсолютно, брат-полковник. Будьте уверены.
***
Его поселили в маленьком светлом кубрике, рассчитанном на двух человек. Зелёные склоны гор за окном, диван-кровать у стены, удобства на этаже. Это было больше, чем Шрайм ожидал, и меньше, чем хотел – в самый раз для чужака на попечении государства. Академия расположилась вдали от населённых центров, связанная с остальной Авророй нитью магнитодинамической дороги да авиасообщением – островок цивилизации посреди лесного безбрежья. Ларсен откланялся, едва сообщив о предстоящих через пару недель вступительных испытаниях, так что Шрайм, предоставленный самому себе, без дела слонялся по пустынным коридорам жилого комплекса и ходил на прогулки за территорию академии, привыкая к незнакомой природе. Смешанные леса Вышины, ведущие свой род от привезённого ещё с Земли биоматериала, были исконно человеческими, а потому – родными. Сосны, ели, осины и берёзы приживались на терраформированной планете почти без вмешательства человека, распространяя свой покров от экватора до средних широт, где их сменяла бескрайняя тундра, простирающаяся до владений вечного льда. Аврора могла похвастаться собственной биосферой, которая, к обоюдному счастью первых колонистов и местной живности, поддавалась биоинженерингу, сформировав в итоге причудливую смесь эндемичных и земных видов. Местные деревья – в два раза выше всех прочих, виденных Шраймом – соседствовали здесь с огромными соснами, плоские иголки которых выдавали вмешательство человека в геном, а любопытные бурундуки прыгали по ветвям, ничуть не смущаясь компанией мохнатых чёрных шаров, шуршащих в густой листве.
К середине второй недели в общежитие начали прибывать первые кандидаты. К этому времени Шрайм окончательно освоился на новом месте, исследовал всю доступную ему территорию и успел заскучать, так что наблюдения за новоприбывшими разнообразили ему скудный набор развлечений. Первых кандидатов он увидел в столовой – огромной, многоуровневой и похожей на оранжерею из-за вездесущих растений. Юноша и девушка, оживлённо болтающие за обедом, казались хрупкими, яркими и весёлыми. Представить их сеющими смерть на поле боя Шрайм не сумел – из всех виденных им граждан Унии на эту роль подходил разве что капитан Ларсен, изрядно выделявшийся среди всеобщей лёгкости и едва ли не легкомыслия. Девушка в ярком бело-голубом платье то и дело наклонялась к своему собеседнику, перемежая слова колокольчиками тихого смеха. Тот что-то отвечал, но столик Шрайма, спрятанный за раскидистым кустом, стоял слишком далеко, чтобы разобрать, о чём они говорили.
Вскоре кандидаты начали прибывать сплошным потоком, столовая день ото дня заполнялась всё больше, коридоры общежития стали полниться голосами людей, а среди толпы всё чаще мелькала серая форма братьев-наставников, не то решающих какие-то дела, не то просто наблюдающих за разношёрстным сборищем молодёжи. На военную часть, знакомую Шрайму по службе на Вышине, это походило разве что удалённостью от городов и пропускным режимом. Подземные казематы, шлюзы и устав сопровождали воспоминания о вооружённых силах родины с первого и до последнего дня пребывания в их рядах, и странная свобода на новом месте сбивала с толку. По мере заполнения кубриков Шрайм начал здороваться по утрам и даже запомнил нескольких соседей, выделяя их при встрече в иных местах академии. Тонкий, высокий Ирисс выглядел серьёзнее, чем был на самом деле и любил малиновый джем. Он первым подошёл знакомиться, успел рассказать, что прибыл из северного полушария и угостить Шрайма банкой джема, прежде чем тот сумел скрыться под благовидным предлогом. Шрайм счёл его опасно разговорчивым и старался обходить стороной, что, впрочем, не всегда удавалось. Владислав Арнвальд оказался куда спокойней: он вежливо сообщил своё имя и исчез в душевой кабинке, зато шокировал уроженца Вышины во время ужина, сев за его столик, дотоле бывший безраздельным владением самого Шрайма. Такое поведение было тут в порядке вещей, но привыкать к нему приходилось, буквально переступая через укоренившиеся с детства привычки.
Третью соседку, поселившуюся в одном кубрике с Владиславом, Шрайм счёл наказанием Семерых за своё неверие.
- Привет! – сообщили ему ранним утром, просунув внутрь комнаты что-то золотистое и пышное. – Как тебя зовут? – спросил странный объект, пока Шрайм усиленно тёр глаза, пытаясь понять, что с ним, всё-таки, происходит. По мере того, как зрение фокусировалось, а остатки сна уползали прочь, золотисто-пышное превратилось в чьи-то волосы, под которыми обнаружилось любопытное лицо, похожее на мордочку лисы. В комплект к лицу прилагалось и тело, облачённое в белый спортивный костюм и полускрытое дверью. К тому времени, как Шрайм обрёл дар речи, гостья полностью проникла внутрь и замерла – точь в точь как зверёк, попавший в человеческий дом.
- Что вы делаете у меня в комнате? – он попытался придать голосу угрожающее звучание, но комичный вид гости свёл на нет все усилия, так что фраза окончилась сдавленным смешком. – Ограбление? Убийство? Изнасилование?
- Что?.. – опешила уже та, и Шрайм перешёл в контрнаступление.
- Вы обвиняетесь во вторжении в частную жизнь, покушении на убийство и лишении меня законного сна. Немедленно покиньте данную территорию, и я обещаю не преследовать вас и ваших сообщников.
- У меня нет сообщников!
- Это не облегчает вашу вину.
- Но я всего лишь зашла познакомиться!
- Без разрешения? В пять утра?
- Ну и что! Как ты можешь быть таким злым?!
В голосе девушки звучало искреннее негодование, и Шрайм внезапно понял, что она в своём праве. Он привёз на Аврору кусочек Вышины и пытался жить на этом кусочке, таская его за собой, словно панцирь. Но Аврора – не Вышина. Чтобы жить на ней, прошлое придётся забыть.
- Привет. Меня зовут Шрайм Алес.
Она снова казалась озадаченной, и ему пришлось продолжить.
- Я решил вас простить и отвечаю на заданный вопрос.
- А! – К ней мгновенно вернулось хорошее настроение. – А я – Анна Виленская! А ты правда из другого мира? С какого? И…
- С Вышины.
- Ого! – Её распахнутые глаза, длинные волосы и манера поведения так не вязались с будущим статусом солдата, что происходящее начинало казаться театром абсурда. – Из-за пределов Унии! А…
- Нет, нет, нет! Все остальные вопросы – после завтрака, после завтрака!
- Ладно! Ещё увидимся!
Она упорхнула за дверь, оставив Шрайма совершенно разбитым.
***
В день начала вступительных испытаний общежитие сотряс вой сирен. В промежутки между дьявольскими сигналами по громкой связи передавали одно и то же краткое сообщение:
- Всем кандидатам немедленно собраться на плацу перед корпусом! Начинается официальная процедура зачисления!
Одевшись, Шрайм высунул голову в коридор. Там собралось уже довольно много народа, виднелись и наставники, подгоняющие самых неторопливых. Привлекать их внимание не было никакого смысла, так что несколько минут спустя он стоял внизу, на загоревшейся в стеклянистой толще плаца разметке. Река новобранцев изливалась из корпуса, выстраиваясь в шеренги, перед которыми уже замер серый бронетранспортёр с эмблемами академии на бортах. Когда разномастный, возбуждённый поток иссяк, а наставники заняли места по краям шеренг, наступило затишье. Разговоры постепенно смолкали, беспокойное шевеление сходило на нет в ожидании каких-то событий.
Прошло ещё несколько минут, но к выстроившейся молодёжи никто не вышел. Вместо этого над плацем раздался звук трубы, а из бронетранспортёра донёсся усиленный аппаратурой колючий голос.
- Внимание! Вы приглашаетесь к началу обучения в академии сил тактического реагирования Авроры. На данном этапе вы всё ещё имеете возможность отказаться от этого шага. Каждый, кто не желает продолжать процедуру зачисления, должен покинуть строй!
Шрайм не знал, что делается в последних шеренгах, но старательно косился по сторонам, не поворачивая головы. Никто в зоне видимости не сошёл с места, ряды прямых спин, одетых кто во что горазд, выглядели монолитно и решительно.
- Итак, все, принявшие решение продолжать, выполняйте инструкции наставников и следуйте за бронетранспортёром! Выполнять!
Ряды пришли в движение. Наставники бросились в гущу людей, формируя колонну по четыре человека в ряд, а серая машина тем временем развернулась и двинулась в сторону ворот, преграждавших путь на закрытую до этого дня территорию. Голова колонны двинулась вслед за ней, раздалась команда «Бегом!» и Шрайм, влившись в очередную четвёрку, вместе со всеми потрусил в своё будущее.
- Раз-два! Не отставать!
Ворота ушли в землю, открывая пустое пространство с расположившимися вдалеке приземистыми строениями.
- Держать равнение!
Серая форма мелькала справа и слева, резкие окрики подбадривали выбивающихся из общего ритма – колонна, к удивлению Шрайма, всё меньше и меньше походила на сборище сугубо мирных людей, словно из-под гражданской шкуры сама собой начала проступать военная выправка. Бежать пришлось довольно долго, наконец, впереди распахнулся зев пандуса, уходящего куда-то под землю, и они, не сбавляя скорости, потопали вниз, в ярко освещённые туннели, так привычные Шрайму по прошлой жизни.
Когда над головой остались не менее двухсот метров пластобетона, их собрали в огромном зале, оборудованном рядами удобных кресел. За псевдоокнами в стенах зала яркое солнце освещало ряды боевой техники. Томить ожиданием их не стали – на монументальную трибуну взошёл человек, облачённый в парадную форму сухопутных войск Унии, остававшуюся неизменной со времён Священной войны. Форма выглядела внушительно, но тот, на ком она сидела, был ей под стать. Рослый, угловатый, коротко стриженый – настоящий идеал солдата, будто сошедший со старинных плакатов.
- Я – полковник Хайнц, - коротко представился он. – Те из вас, кто станут курсантами, будут подчинены мне, как начальнику академии.
Он взял паузу, осматривая присутствующих.
- Надеюсь, что каждый из вас совершенно сознательно избрал свой путь. Это будет непростой путь. Все ли здесь понимают, что такое солдат?
Зал не отозвался, и полковник продолжил.
- Солдат – это человек, поставивший жизнь и благо сограждан выше собственной жизни, выше своего блага. Солдат – это человек, жертвующий свободой и правами ради защиты свободы и прав других. Вы должны понимать, что означают мои слова. Ваша воля будет подчинена воле вышестоящих командиров. Ваши желания, страхи, чувства станут ничем. Вы будете убивать и рисковать своей жизнью. Если начнётся война, многих из вас ждёт гибель на поле боя, - Хайнц ударил ладонью по трибуне, не сводя взгляда с аудитории.
Шрайму показалось, что полковник намеренно сгущает краски, стараясь напугать колеблющихся, однако серьёзностью момента проникся и он. Стать курсантом означало отдать свою судьбу в чужие руки, и руки отнюдь не мягкие.
- Вы станете не обычными солдатами. Силы тактического реагирования, десант – всегда на передовой. Перед ними ставятся самые сложные задачи, они действуют в отрыве от основных сил, они первыми принимают удар врага и первыми бьют – там, где никто не ждёт. Я предлагаю вам ещё раз обдумать свой выбор. Никто не осудит за отказ, наоборот – уйти сейчас, до того, как ваша непригодность к службе поставит под угрозу жизни других, означает проявить гражданское мужество и ответственность. Завтра состоятся вступительные испытания и присяга. До того времени вы в любой момент можете покинуть территорию академии. После принятие присяги дороги назад не будет. Каждый, отказавшийся выполнять свой долг и приказы командира станет дезертиром и покроет себя позором. Итак, сегодня - последний свободный день. В общежитии вас ожидает форма, пока без знаков различия – наденьте её. Если у вас остались вопросы – задайте их наставникам. Если вас терзают сомнения – очистите свой разум от них. Вы все отобраны. Все пригодны. Дело только за вашим желанием и готовностью. Да пребудут с вами Семеро!
В общежитие возвращались тем же порядком – колонной под надзором наставников. В кубрике, на кровати, Шрайма уже ждала новая форма. Аккуратный чёрный комбинезон быстро подстроился под размер владельца и приобрёл вполне презентабельный вид. Головного убора к форме не прилагалось – вместо него комбинезон был оборудован прозрачным вытяжным капюшоном. К обеду двухтысячный контингент новобранцев преобразился: яркая толпа исчезла, её место заняли если не будущие десантники, то, по крайней мере, люди, имеющие отношение к вооружённым силам – разговоры стали тише и сдержанней, а чёрное облачение придавало серьёзный вид даже бесцеремонной соседке Шрайма.
Кровать приняла его на остаток дня – опустошённого и довольного отсутствием всяких мыслей. Кто-то заглядывал в дверь и уходил, наткнувшись на стену молчания. Звучали сигналы к обеду и к ужину, но еда казалась слишком ничтожным поводом, чтобы ради неё покидать уютный кокон, сплетённый из одиночества и тишины. Наконец, наступила ночь, и Шрайм позволил себе заснуть, но и во сне не освободился от цепей реальности окончательно – бег по бесконечным, тускло освещённым коридорам в поисках не то выхода, не то чего-то иного, продержал его в плену до самого сигнала к подъёму.
***
И снова он бежал по коридорам – длинным коридорам подземной части Академии, в компании молчаливых, сосредоточенных кандидатов. Таких же, как он – и всё-таки совсем не таких. Униаты были просты и понятны – ровно до тех пор, пока понимание не упиралось в последнюю преграду, за которой не должно, да и не могло остаться уже никаких тайн, но которая таинственным образом скрывала целую вселенную, по сравнению с которой простота и понятность оказывались не более, чем тонкой плёнкой, натянутой на поверхности. Вот они смеются и играют, как дети – и вот они с серьёзными лицами строятся в колонну, собираясь бесповоротно изменить свою жизнь. Вот они кажутся свободными, словно ветер – и вот они молятся мрачным богам, словно те даны им в реальных ощущениях, каждый день пребывая где-нибудь по соседству. Даже Праведная Доктрина, бывшая на Вышине обычным гражданским кодексом, превращалась у них в священное писание, несущее куда более глубокий смысл, чем набор заповедей, призванный обеспечить создание счастливого общества. Сможет ли присяга сблизить их настолько, чтобы стать одним целым? Шрайм сомневался, но сомнения не отражались на его лице. Вдох-выдох… Дистанцию до бегущего впереди сократить гораздо легче, чем до его души.
- Следуйте разметке, соблюдайте присутствие духа и очерёдность.
Он ожидал чего угодно, но только не того, что преподнесла реальность. Гигантская операционная. Страх, мгновенно напитавшись видом бесконечных рядов индивидуальных медицинских комбайнов, наполнил всё тело, грозя захлестнуть и само сознание. Сверкающий металл, белый пластик, гладкий пол… Конвейеры, на которых человеческие тела деловито и быстро разбираются на составные части, обезумевшее от ужаса, но неспособное пошевелиться сырьё, аккуратно закрепляемое механическими руками в ячейках ленты…
Ощутимый тычок в спину прервал череду кадров, знакомых по старым документальным лентам.
- Уснул, кандидат?
Голубоглазый наставник насмешливо наблюдал за Шраймом.
- Не задерживай движение! Испугался – отойди в сторону.
Страх отпустил. Никто не держит, не заставляет идти вперёд. Никого не будут оперировать и разделывать, протестируют, наверное, в качестве финальной страховки, и… Что дальше?
Шрайм шагнул внутрь, следуя загорающейся разметке. Шедшие первыми кандидаты уже успели занять места в прозрачных цилиндрах, установленных под углом в сорок пять градусов на каждом комбайне. Индивидуальная стрелка настойчиво мигала, указывая путь сквозь ряды медицинских машин, пока не привела его к назначенному аппарату. Гостеприимно раскрывшаяся капсула приглашала занять место на гелевом ложе.
- Пей мою кровь, чудовище… - Шрайм решительно полез внутрь. Волнение так и не улеглось в ожидании неведомых процедур, но сотни будущих товарищей, бестрепетно отдающиеся на попечение автоматики, действовали успокаивающе. В конце-концов, Уния – цивилизованное государство, и не должно… И не должно ли оно было предупредить о том, что предстоит новобранцам? К чему делать тайну из медицинской процедуры?
Он отогнал назойливые мысли и огляделся.
Всё те же стрельчатые фальш-окна, сквозь которые льётся яркий свет. Передняя стена завешена знамёнами – семь звёзд Унии, дракон Десанта, чьи-то кресты… Перед знамёнами – мраморное возвышение. Почему здесь так любят белый мрамор? Как символ чистоты, не иначе.
Понемногу испарились остатки страха. Уютное ложе медицинского комбайна располагало ко сну и многие, несомненно, воспользовались бы случаем, чтобы вздремнуть, но Академия имела иные планы. Паузу прервали в тот момент, когда кандидатов не успел ещё сморить сон, но, как удовлетворенно заметил Шрайм, не ранее, чем большинство успели привыкнуть к обстановке и подавить волнение.
Один за другим на возвышение поднялись трое. Тот, кто шествовал первым, занял место по центру: его белое одеяние украшала вертикальная чёрно-красная полоса, с правой руки, согнутой в локте, свисало двуцветное чёрно-белое полотнище. Цвета символизировали воинскую стезю и служение, но одежды не походили ни на что, виденное Шраймом ранее, и он терялся в догадках. По левую руку от «воина» встал человек в таком же облачении, но с красно-голубой полосой. В руке он держал серебристую чашу и по сумме признаков был окрещён «целителем». Роль третьего угадывалась без труда: отсутствие дополнительного цвета в чёрно-белой гамме и обнажённый меч выдавали священника.
В какой-то момент, на одно лишь мгновение, Шрайм увидел себя со стороны. Вышина. Поля и леса, стремительно тающие внизу, планета, ставшая сначала маленькой звёздочкой, а потом и вовсе сгинувшая в безбрежной пустоте, заполненной маленькими колючими огоньками. Аврора, возникающая из тьмы, подобная драгоценному камню в ожерелье двух десятков обитаемых миров, моря и зелёные равнины, Академия, просторный зал, укрытый в сотнях метров под землёй и ряды прозрачных капсул, в каждой из которых заключён человек. В одной из этих капсул – он, Шрайм Алес, наблюдает за тремя нелепыми фигурами на мраморном помосте и не верит в то, что всё происходящее случилось на самом деле.
Ударил колокол. Фигуры слаженно двинулись, начиная ритуал.
- Вот дети, чья чиста кровь, - возгласил целитель.
- Вот солдаты, чей тяжек долг, - подхватил воин.
- Вот люди, чьи души светлы, - нараспев добавил священник.
- Во имя жизни, которую защитите.
- Во имя смерти, которую сокрушите.
- Во имя веры, которую возгласите.
Трое на долю мгновения замолчали и хором грянули:
- Се, Светлая Уния приводит к присяге вас, призывает вас, очищает вас, закаляет вас, принимает вас, благословляет вас!
Снова ударил колокол, и воин сделал шаг вперёд, простирая левую руку.
- Настал момент перешагнуть черту и присягнуть душой и телом тем идеалам, что для нас священны. Последний миг, когда любой из вас остаться волен в жизни прошлой. Потом – пути назад не будет. Внимайте же!
Что-то ткнулось в ладони Шрайма, заставив его вздрогнуть. Две изящные рукояти выдвинулись из ложа, словно приглашая обхватить их пальцами.
- Ладони возложите на рычаги! Когда настанет время, все, кто готов служить душой и телом Светлой Унии, на них нажать должны двумя руками. Деянье это активирует систему, которая введёт в ваш организм активный комплекс из соединений, машин и вирусов, что укрепят его и подготовят к служенью тяжкому. Сия инъекция – присяга ваша. Тот, кто нажмёт на рукояти, отрежет путь назад. Кровь, смешанная с этим ядом, не станет прежней. Сила и бессмертие – дары, которые отбросить невозможно. Итак, готовьтесь!
Что он говорит?.. Шрайм посмотрел на свои руки, словно ожидая увидеть оковы, но его никто не держал. Инъекция? Набор машин и вирусов? Во что превращает Уния своих солдат?! Неужели кто-то согласится на подобные эксперименты со своим телом? Но ведь Десант существует уже давно… Он поднял голову, ожидая увидеть поднимающиеся крышки капсул и напуганных, возмущённых кандидатов – но не увидел никакого движения. Никто не покинул своих мест, не пытался сбежать и отказаться от сомнительной чести.
Академия подготовила по-настоящему страшное испытание. Многие могут произнести слова клятвы, многие могут преклонить колена перед боевым знаменем, многие могут… Многие. Именно поэтому никто не ждал от них слов. Присяга должна быть подтверждена делом, и дело это всерьёз, без поблажек требовало принести в жертву самого себя, подтвердить готовность служить несмотря ни на что. Шрайма охватила паника. Прозрачный цилиндр начал вызывать клаустрофобию, хотелось выбраться из этой ловушки и бежать, бежать, бежать до тех пор, пока над головой не распахнётся чистое небо… Чужое небо. Что дальше? Позорное бегство от последней черты и прозябание среди незнакомых людей в надежде вернуться домой, чтобы провести остаток жизни никчемным отшельником?
Пальцы дрожали, касаясь страшных рукоятей. Шаг – дороги назад не будет. Шаг – и со свободой придётся расстаться. Шаг – и его тело перестанет быть его телом. Шаг – и ему подарят бессмертие. Не то бессмертие, которое пахнет увяданием и розами, похожее на медленный яд в бокале, что подносят человеку, прошедшему испытание долгой жизнью. Не тот выбор, который имеет горьковатый привкус побега от реальности и заставляет вино мыслей становиться всё более кислым. Нет. Это бессмертие имеет привкус железа и ему нет дела до твоих чувств – для него имеет значение твоё тело, сохранность эффективного инструмента, не более того. Консервант.
Снова ударил колокол.
- К присяге – приступить!
Воин шагнул назад, уступая место своим товарищам. Серебряная чаша перевернулась, заливая белый мрамор алой жидкостью, священник запел молитву на старом наречии, возвышая голос до верхних пределов, и его словам вторили новые удары колокола – всё чаще и чаще, заставляя сердце колотиться сильнее. Руки Шрайма замерли на рычагах, мелко подрагивая, но не двигаясь. Снова накатил страх. Страшно было уйти, отказавшись от всего после проделанного пути. Страшно было включить механизм присяги, позволяя смешать свою кровь с коктейлем, способным полностью перестроить весь организм. Так, не решаясь ни на что, прождал он до момента, когда колокольный звон слился в единый гул, проникающий под самый череп, и в последний миг, пока летело под сводами древнее, как сама земная история слово «amen», напряжение прорвало воздвигнутые плотины. Руки, влекомые волей, что выше обычного рассудка, до упора утопили страшные рукояти.
Возрождённая республика Вышина. Аэрокосмический терминал «Дальний».
- Пожалуйста, пройдите внутрь приёмного терминала. Если вы впервые покидаете поверхность планеты, советуем вам воспользоваться услугами специалиста по адаптации. Не тревожьтесь, следуйте разметке, сохраняйте спокойствие духа и чистоту помыслов.
читать дальшеЧеловек остановился. Тёмный пол и два серебристых поручня – вот и все зримые части прозрачной галереи, вознесённой на пять сотен метров прихотью архитекторов. Середина. Уже не прошлое, ещё не оскал грядущего. Зелёная стрелка застыла чуть впереди, ожидая одинокого пассажира.
- До расстыковки с посадочным комплексом остаётся девять минут, - услужливо отозвался бесплотный голос.
Далеко на востоке Великая Пустошь омылась алым огнём. Стеклянная пустыня, куда уходили те, кто жаждал одиночества, романтики, приключений. Большинство возвращались гораздо быстрей, чем сами того желали – зримая память о старинной войне играла злые шутки с людьми, не готовыми к её тяжести.
Солнце сходило всё ниже, бросая на равнину длинные отблески. Пустошь отталкивала пришельцев, и она же манила их – песнями ветра, красой неживого лика, даже тенями – танцующими тенями давно ушедших веков. Когда-то там ярился огонь. Там падала с небес беспощадная смерть, мешая воедино плоть, бетон и металл, там горе и злоба правили бал при оплывающих свечах городских башен, под музыку проклятий, на паркете, набранном из человеческих душ, соединённых в ту минуту одной судьбой. Прошла война. Стали памятью её шрамы, и вот уже не безумный гнев, но первые поцелуи окрестных подростков, звёзды и облака отражаются в блестящем зеркале прошлого.
Человек отвернулся и шагнул вслед за указателем-стрелкой. Прошлое осталось позади, будущее ждало за раскрывшейся диафрагмой шлюза.
Первый шаг на территорию Унии не обманул его ожиданий. После холодного минимализма аэрокосмического терминала салон орбитального модуля выглядел кусочком иного мира. Белизна потолка и стен казалась необычайно уютной, пушистая зелёная дорожка мягко пружинила под ногами, в нишах рядом с креслами стояли цветы – пусть голографические, но ничуть не менее ароматные, чем их реальные прототипы.
- Приветствую вас, брат!
Молодая женщина в белой форме подняла руку ладонью вверх и тут же улыбнулась – широко и задорно.
- Признаёте ли вы себя гражданином Возрождённой республики Вышина по имени Шрайм Алес?
- Признаю.
Шрайм старался не разглядывать гражданку Унии слишком пристально, но пустой салон не оставлял возможности перевести взгляд куда-то ещё. Она была симпатична, даже красива – по меркам Вышины, а неуловимо-детское выражение лица разительно отличало её от суровых пограничников, оставшихся за спиной. Золотые волосы и загорелая кожа окончательно ставили крест на его стереотипах о том, как полагается выглядеть сотрудникам пограничного контроля на службе у государства, объединившего два десятка планет.
- Рада видеть вас на борту! Если есть вопросы и пожелания – непременно скажите мне, я постараюсь помочь, чем смогу.
От неё исходил странный, непривычный энтузиазм, сбивающий Шрайма с толку. Он попытался придумать какой-нибудь вопрос или пожелание, кося взглядом в сторону пустых кресел – повышенное внимание к собственной персоне подавляло, заставляя искать спасения.
- Я единственный пассажир?..
- Да! Но «Вагнер» принимает на Вышине большое количество груза, так что не беспокойтесь – ваша транспортировка вполне рентабельна!
Восторженный тон девушки не укладывался в набор типовых реакций, усвоенных за годы взросления. Глубоко внутри возникло чувство страха перед чуждым обществом, в которое он нырял с головой, не имея представления о том, с чем именно придётся столкнуться.
Гражданка Унии чуть отодвинулась, сделав приглашающий жест рукой.
- Прошу, проходите! Можете занять любое место, какое нравится.
- А… идентификация?
- Завершена успешно!
Нужно было что-то ответить, но слова пропадали на полпути к поверхности сознания. Он молча прошёл в середину салона и наконец-то сел, избавившись от назойливого внимания. Кресло мягко охватило всё тело, приглашая закрыть глаза и отдохнуть в стране сновидений, но сбежать от реальности Шрайму не дали: всё тот же лишённый индивидуальности голос предупредил о готовности к старту, и сон улетучился, уступив место любопытству вкупе с иррациональной боязнью.
Через несколько минут ожидания раздалось лаконичное «Транспорт в воздухе». Ничего не изменилось. Шрайм, подсознательно ожидавший толчков, перегрузок, шума, тихонько вздохнул. Пассажирский орбитальный модуль взлетал именно так, как ему полагалось – плавно отталкиваясь от гравитационного поля планеты и обернув драгоценный груз одеялом собственной компенсаторной гравитации.
- Вы не в первый раз покидаете планету?
Он едва не вздрогнул от неожиданности. Служащая Унии, чья должность так и осталась тайной, сидела в кресле с другой стороны прохода. От её внимательных глаз хотелось спрятаться.
- Да. – Она, казалось, ждала продолжения, и Шрайм решил не обманывать ожиданий. – Вы знали?
Её улыбка выглядела слегка удивлённой.
- Я догадалась. Пассажиры, которые впервые отправляются за пределы атмосферы, всегда включают обзорные экраны. Часто и беспокоятся… это видно.
Шрайм хотел сказать, что она пришла к верному выводу на основе ошибочных предпосылок, но промолчал. В конце-концов, признавать, что о существовании обзорных экранов ты не догадался, было бы глупо, а объяснять, почему на лице не отражаются эмоции…
Разговор, к облегчению Шрайма, умер. Двадцать минут прошли в тишине, наполненной запахом цветов и негромкой музыкой, так что сонливость вновь дала о себе знать и вновь была растоптана надоедливой униаткой.
- Смотрите, это наш «Вагнер»!
Дальний конец салона словно отрезали – он превратился в экран, огромное окно в пустоту, на которое медленно наплывал транспорт Унии. Звёздный корабль казался небольшим – простой цилиндр с вырастающими из корпуса фермами маневровых двигателей и носовым эмиттером щита, придающим всей конструкции комичное сходство с космическими аппаратами древности. Сравнить его масштабы было не с чем, и лишь когда борт «Вагнера» заслонил весь сектор обзора, а светящаяся точка на нём выросла до размеров ангара орбитальных модулей-челноков, стали понятны истинные размеры судна, прибывшего к Вышине с далёкой Авроры.
Стыковка, как и взлёт, прошла в тишине и без каких-либо толчков. Освещение в челноке загорелось чуть ярче, спокойная музыка сменилась более энергичной мелодией.
- Посадка завершена, - уведомила пассажиров система оповещения. – Пожалуйста, перейдите в приёмный терминал корабля.
Шрайм встал, его спутница тоже.
- Удачного полёта! Если у вас возникнут вопросы или затруднения, найдите меня по внутрикорабельной сети.
- Найти вас?..
- Служба безопасности, раздел «Помощь». Не промахнётесь!
Она помахала ему вслед. В голову пришла мысль, что Уния совсем не такова, какой кажется на первый взгляд, но Шрайм прогнал её. Уния пока не казалась ему ничем.
***
«Вагнер». Транспортный корабль Светлой Унии.
Прыжок в систему Авроры занял три недели и походил на сон – не волшебными ощущениями, а чувством дремотного безвременья. «Вагнер» оказался древним, огромным транспортом со встроенным пассажирским отсеком на сотню мест, из которых членами команды было заполнено не более половины. Прочие каюты пустовали, пассажиров корабль не вёз и Шрайм был волен занять любую - однотипные, неожиданно просторные помещения отличались лишь номерами. На каждые десять кают приходился один санитарно-гигиенический отсек, дополнительно имелся общий бассейн – маленький, но удобный.
Команда, вопреки ожиданиям, оказалась не столь общительна, как первая увиденная Шраймом гражданка Унии. На гостя посматривали, с ним здоровались, ему улыбались – но завязать разговор никто не пытался, да и возможностей для этого представлялось не так уж много: в столовой он сидел за отдельным столиком, а остальное время проводил за чтением в каюте пустого блока. Ступая на борт «Вагнера», Шрайм ожидал чего-то особенного, хотя сам не до конца представлял, чего, реальность же оказалась куда прозаичней. Жилые отсеки с равным успехом могли располагаться и на борту корабля, и под поверхностью оставленной Вышины – в них текла размеренная тихая жизнь, ничем не напоминающая о межзвёздном прыжке. Даже религиозность униатов, столь ярко представленная во множестве учебных пособий, проявлялась лишь в наличии на борту небольшой часовни, куда Шрайм, влекомый любопытством, однажды заглянул. Внутри было тесно и пусто – только глядели со стен лики святых, заключённые в экраны-иконы. В противоположной от входа стене располагался встроенный алтарь – металлическая семилучевая звезда в белой мраморной плите, а над ней – семь крылатых фигур с мечами. Строгие лики фигур оказались на удивление живыми – только смотрели не по-человечески пронзительно. Шрайм провёл ещё немного времени, разглядывая иконы – если смотреть достаточно долго, изображение на них начинало двигаться, показывая ключевые моменты жизни святых. Не меньше половины изображало военных, имена некоторых Шрайм знал по учебникам истории – знаменитые военачальники времён Священной Войны, учёные, деятели культуры. За всё проведённое в часовне время в неё так и не зашёл никто из членов команды.
Больше ничего интересного на транспорте не было, так что дни полёта едва тянулись, похожие на резиновые ленты – сколько бы ни ложилось в них прочитанной информации, длина оставшегося отрезка оставалась практически неизменной. Иногда на Шрайма нападал беспричинный страх – представлялся огромный мир, населённый миллиардами чужих, непонятных людей, учиться жизни в котором придётся заново. Потом вспоминался весёлый офицер безопасности, и становилось ещё страшнее – мир чужих людей превращался в мир, где всё является не тем, за что себя выдаёт. Ещё позже Шрайм одёргивал себя, ломая неправдоподобные картины бытия на Авроре, и перечитывал приглашение, полученное полтора года назад по каналам информационного обмена Светлой Унии с Вышиной.
Стояла осень, засыпавшая мокрые улицы Вергранда палой листвой. Восток затянуло стеной непроглядных туч, над городом небо светлело, превращаясь в мягкий перламутровый мех, и только далеко на западе оставалась узкая полоса, белая днём и красноватая на закате. Шрайм всегда любил такую погоду – её свежий, невнимательный к человеку покой с лёгким оттенком грусти, пустые тротуары, запах дождя и влажный ветер, треплющий волосы. Зима обычно выдавалась могильно-снежной, белой снизу и однотонно-серой в небесах, напоминая о смерти и вечном сне, лето было слишком живым и насыщенным, хотя и оно порой приносило холодные дожди, подгоняемые северными ветрами, и только осень, да ещё весна с её талым снегом и радостью пробуждения находили отклик в его душе, вызывая в ней стремление к чему-то неосознанному, но важному. Потом наваждение проходило, и он возвращался к ежедневным занятиям – университет, служба в Гражданском Комитете, а затем и в армии, не давали слишком сильно погрузиться в мир странных грёз. Увы, в этот раз всё было иначе. Двадцать два года, совершеннолетие и права полного гражданина. Время выбора, время своих решений. Шрайм отчётливо понимал, что оказался к этому не готов. Ответственность и свобода не открыли ему дорогу в будущее, как должно было случиться со всяким, но распахнули путь в никуда – и путь этот слишком сильно походил на мокрую от дождя улицу, ведущую к серому горизонту. Со страхом и одновременно – с иронией, будто смотрел со стороны на себя самого, Шрайм понимал, что не имеет желаний.
Сообщение с пометками «Официально» и «Международное» показалось поначалу странной мистификацией. Потом – чудом. И наконец – спасительной дланью, которая удержала от падения в пустоту. Позволила не выбирать самому.
«Учитывая трагические события вашего прошлого, проявленные в них выдержку, мужество и решимость, а также факты успешного прохождения вами службы в Армии Возрождённой Республики Вышина и отсутствия постоянных социальных связей, Главное Управление Вооружённых Сил Светлой Унии, в соответствии с Договором о дружбе и сотрудничестве между нашими государствами, приглашает вас стать курсантом Академии сил тактического реагирования (десанта) Авроры (АСТРА). Управление берёт на себя все операции, связанные с вашим перелётом на Аврору и дальнейшим пребыванием на ней, вплоть до официального получения вами полного гражданства Светлой Унии.»
Неудобоваримые сухие строчки даровали ему новую жизнь.
***
Казавшийся бесконечным полёт всё-таки подошёл к концу. Транспорт вышел из прыжка на окраине звёздной системы, и, успешно пройдя идентификацию, двигался к столичной планете Унии. Окончание прыжка стало единственным моментом, когда Шрайму напомнили, что он находится внутри звёздного корабля – система управления передала общее предупреждение, потребовав покинуть каюты и занять места в галерее спасательного отсека. Шанс столкновения с посторонним объектом был ничтожен, но всё-таки не равен нулю, и меры безопасности соблюдались неукоснительно. В течение часа единственный пассажир и свободные от дежурства члены экипажа были готовы к эвакуации, в то время как системы слежения проверяли безопасность траектории движения корабля.
Снова потекли томительные дни ожидания, но теперь, когда «Вагнер» двигался в объективной вселенной, постепенно снижая скорость, настроение Шрайма поменялось едва ли не кардинально. На место страха пришло нетерпеливое ожидание, болезненный интерес к ждущей его планете, которая медленно росла на всех обзорных экранах.
Выйдя на орбиту Авроры, «Вагнер» занял отведённый ему эшелон, готовясь начать разгрузку. Последние часы на борту Шрайм провёл в столовой, наблюдая, как яркие искорки движутся мимо бело-голубого диска планеты, почти неотличимой от его родной Вышины, только искорок – орбитальных станций самого разного назначения, кораблей, челноков – было куда больше, да зоны сплошной облачности выглядели не такими монолитными и пестрели разрывами.
Кто-то подошёл сзади и мягко тронул его плечо.
- Вам пора.
Офицер СБ выглядела гораздо серьёзней, чем во время их первой встречи. Белая форма сменилась чёрно-зелёным кителем, волосы украсила форменная фуражка со щитом и терновой веточкой на кокарде. Шрайм поднялся, посмотрел вопросительно – уж не арестовать ли его пришли?
- После посадки вам придётся пройти процедуру пограничного контроля. И… ещё один тест.
- Служба чистоты?
- Так вы знаете! – она чуть повеселела. – Это довольно неприятная процедура.
- Ничего страшного.
Внимательные глаза впились ему в лицо.
- Это хорошо. Пусть Семеро будут с вами, гражданин Шрайм.
- Я в них не верю.
- Вряд ли это им помешает.
На этот раз места в челноке заняли два десятка членов команды – глядя на их светящиеся лица, Шрайм задался вопросом, сколько времени они не видели настоящего неба. Два месяца? Полгода? Год? Маршрут корабля мог проходить через несколько звёздных систем, а это требовало немалой выдержки – вот откуда у экипажа странная сдержанность, будто каждый тщательно контролировал своё поведение…
Челнок стартовал, устремившись в океан атмосферы. Снова включился обзорный экран – на нём изогнулась линия горизонта, полускрытая лёгкой облачной дымкой. Небо стремительно светлело, густая, грозная синь сменялась привычной глазу синевой уютного купола атмосферы, землю внизу прорезали изгибы многочисленных рек, а линия, на которой небосвод касался поверхности, распрямилась, утекла вдаль, распахнув объятия падающему вниз челноку. Впереди, лаская взгляд изяществом белых линий, распускался Эдельвейс. Столица Авроры, столица всей Унии, город-мечта и город-традиция – Эдельвейс не был похож ни на мегаполисы древности, ни на урбанизированные сектора ведущих миров Альянса Развития.
Эдельвейс признавал лишь два цвета: белый – для творений рук человека, бесконечное разнообразие оттенков зелёного – для природы, ставшей полноправным соавтором архитекторов. Сверкающие тычинки стройных башен устремлялись в небо из его центра, лепестки жилых кварталов расходились в стороны, перемежаемые реками, парками и озёрами, листья транспортных эстакад придавали Эдельвейсу лёгкость настоящего цветка, взлетая на сотни метров тонкими, ажурными арками. Это великолепие, будто мрамор из морской пены, возносилось из океана садов и парков, перетекающих в густые леса, так что различить формальную границу города не представлялось возможным: он не стремился отделить себя от планеты, но стал её органичной частью.
Служба чистоты тоже стала органичной частью Авроры: никто не удивился, что гостя встретили прямо в шлюзе…
***
Планета Аврора, город Эдельвейс, столица Светлой Унии.
Первым, что бросилось в глаза Шрайму, стал собор Семерых. Огромную площадь, сказочной красоты фонтаны, незнакомых людей – всё затмил устремлённый в небо шпиль, блистающий подобно клинку. Если и была во вселенной абсолютная белизна, то искать её стоило именно здесь – облитые солнцем стены растворялись в ярком сиянии, и глаза при взгляде на них слезились не только от света, но и от прикосновения к чуду. Что толкнуло его вперёд, Шрайм не знал. Он подхватил сумку и сделал шаг, окунаясь в атмосферу чужой планеты. Необычайная лёгкость наполняла всё тело, голова слегка кружилась – то ли от переизбытка кислорода, то ли от нереальности происходящего. Он, уроженец Вышины, ступает по тверди иного мира, перепрыгнув бездну межзвёздной тьмы, своими глазами видит сказочный город, который с детства представлял собой лишь строчки в учебниках! Чужой воздух. Чужие люди. Непривычный жар, потоком льющийся с неба. Здания, будто изваянные из единого куска белоснежного мрамора. Ощущение собственной жизни, обычно такое слабое, расцвело под небом Авроры, как цветок, дождавшийся весны.
Центр площади, выложенной белыми плитами с рельефным орнаментом, занимали фонтаны. Вода поднималась на сотню метров, превращаясь в огромные деревья с раскидистыми ветвями, деревья плавно сжимались в бутоны, бутоны расцветали под пересечением стройных арок, чтобы через несколько мгновений дать рождение новой картине. Над текучими полотнами висело сразу несколько радуг, люди подходили почти вплотную, в марево водных брызг, смеялись, подставляя лица воде – мокрые и счастливые. Наблюдая за ними, Шрайм испытал смутное желание подойти к фонтану, но не рискнул. Сказались привычка к холодному климату родины и странное чувство, что он на этом празднике жизни незваный гость. Впрочем, было иное место, которое манило куда сильнее. Храм, вырастающий с другой стороны площади, казался довольно близким, но лишь сойдя со ступеней терминала, Шрайм ощутил истинный масштаб места, в котором оказался. Фигурки людей, поднимающиеся по широкой лестнице, ведущей к семи высоким стрельчатым аркам, выглядели ползущими точками. Собор казался больше любого здания на Вышине, да так оно, наверное, и было – на планете, где предпочитали селиться широко и зарываться вглубь, ни у кого не возникало даже мысли о том, чтобы построить столь огромное здание.
К тому времени, как сверкающее белизной чудо закрыло собой полнеба, Шрайм успел взмокнуть и задуматься о том, есть ли поблизости общественный транспорт. Храм вызывал восторг. Не подавлял, не делал человека ничтожным, но звал приобщиться к собственной чистоте, к устремлённым в небеса линиям, строгим и соразмерным. Два огромных монолитных крыла обнимали пологие ступени, над которыми высились арки входа, увенчанные малыми шпилями.
Его окликнули на самом верху лестницы, и Шрайм вздрогнул от удивления – так неожиданно было услышать своё имя на Авроре, которую он привык считать чужим миром. Он обернулся – площадь внизу лежала, как на ладони – и увидел приветливо машущего рукой человека, стоящего парой ступенек ниже.
- Шрайм Алес? – снова спросил тот, улыбаясь. Песочного цвета волосы ёжиком торчали на голове незнакомца, выдавая военного – в этой армейской традиции Уния и Вышина не различались ничуть.
- Да, - ответил Шрайм, немного помедлив. Радостное настроение улетучилось, уступив место неприятному холоду в животе. Напоминание о том, что он вовсе не турист, приглашённый в бесплатное путешествие, было слишком отчётливым. Незнакомец, впрочем, ничуть не смутился односложным ответом, а может, и вовсе не обратил на него внимания. Он посмотрел назад, потом снова на Шрайма, и, будто соглашаясь с кем-то, покачал головой.
- Прибыть менее часа назад и уже одолеть Тысячу Ступеней – хорошее начало. Я капитан Ларсен, послан тебя встречать, так что прошу прощения за задержку. Не думал, что ты окажешься таким шустрым.
- Простите. Убегать не входило в мои планы.
- Убегать?..
Ларсен засмеялся было, но вдруг осёкся.
- Нет, я рад, что нашёл тебя здесь. Кстати, ко мне не надо обращаться официально - мы не будем пересекаться в качестве командира и подчинённого.
- Если начну? – Шрайм поймал себя на том, что говорит вопросами, и рассердился. – Но я ведь уже принял приглашение?
- Да. Приглашение. Не присягу и тем более не… другие формальности.
- А что будет, если я не стану курсантом?
Офицер пожал плечами.
- Да ничего. Захочешь – останешься тут, захочешь – вернёшься на Вышину. Правда, подходящего рейса можно прождать пару лет.
- Пару лет…
Осознание того, что вернуться назад по первому желанию нет никакой возможности, затмило прежние страхи. Шрайм вдруг понял, что до этого не принимал своих же действий всерьёз, но теперь между ним и покинутым домом отчётливо встала стена, преодоление которой зависело от факторов, никак не связанных с ним самим. Звёздные корабли не совершают прыжки ради одного, десяти и даже ста человек.
- Я хотел бы посетить храм, если это не противоречит вашим обычаям.
- Разумеется, нет. Войти может каждый.
- А выйти? – улыбнулся Шрайм.
- И выйти тоже, - Ларсен не принял шутки. – Но не обязательно таким же, каким вошёл.
Они прошли через центральную арку, ступили в полутёмный сводчатый коридор, полированный камень которого хранил медлительные белые искры, возникавшие и тонувшие, казалось, где-то глубоко под его поверхностью, и достигли нефа, при входе в который Шрайм остановился, закрыв глаза, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. Ларсен, не задавая вопросов, отступил на несколько шагов, позволяя гостю самому разобраться с новыми ощущениями.
Неф был царством света, но не слепящего, как снаружи, а мягкого, обнимающего каждого посетителя и каждую деталь интерьера, создавая вокруг них сияющий ореол. Потоки света невесомыми колоннами падали вертикально вниз, изливались через огромные витражи, били со всех сторон так, что ни единая тень не могла уцелеть в их вотчине.
Крылатые фигуры Семерых высились у дальнего конца, на едином пьедестале, по сторонам которого выстроилась почётная стража – священники в алых балахонах с обнажёнными мечами в руках. Прихожане, медленно восходя к статуям, на короткое время замирали около них, затем спускались назад. Шрайм, повинуясь наитию, повторил их путь. Изваяния богов оказались невелики – особенно, если сравнивать с общей грандиозностью храма. В три человеческих роста каждый, они выглядели не мёртвыми монументами, но застывшими на мгновение людьми, готовыми в любой момент сбросить оцепенение. Благоговения и священного трепета статуи не внушали. Слегка разочарованный, Шрайм спустился вниз, к ждущему спутнику, и в это мгновение откуда-то с галерей, невидимый, но могучий, грянул церковный хор. Пели на старом языке Северного Союза, так что уроженец Вышины понимал едва ли половину слов, но волна обрушенной вместе с гимном экспрессии не нуждалась в точном переводе каждого предложения. От спокойствия, даже сонливости собора ни осталось и следа: он сбросил её, чтобы явить свой истинный лик – обиталища богов-героев, богов-воителей, сковавших свою праведность в горниле Священной Войны. В яростных голосах звучала память о битвах, о великих победах и горестных поражениях, о борьбе и жертвенности, превышающих возможности человека, сквозь которые пробивались ноты торжества, непоколебимой уверенности и ещё чего-то, что Шрайм пока не умел понять. Священники-стражи, перестроившись в шеренгу перед пьедесталом, выставили мечи вперёд, словно готовились защищать свой пантеон от наступающего врага. Спустя несколько минут накал песнопения снизился, в нём зазвучал мотив светлой грусти по павшим, который, в свою очередь, сменился полным надежды взглядом в грядущее.
- Что это было?
Шрайм непроизвольно понизил голос, словно опасаясь обратить на себя внимание.
- Полуденное Поминовение. Сегодня пели о вознесении Семерых, считай, тебе повезло. Один из самых сильных гимнов – и самых древних. Его писали те, кто помнил богов в их человеческой ипостаси, потому и кажется, что слушаешь – и видишь сам, как всё это было.
- А… - Шрайм помедлил, - все верят, что люди вправду стали богами?
- Нет, не все. Можешь не осторожничать – никого твой атеизм не побеспокоит.
- Так вы знаете?..
- Разумеется. Я читал твоё дело, да и Вышина – не Уния, верующих там практически нет. Но первым делом ты пошёл не куда-нибудь, а всё-таки в храм.
На лице капитана расплылась ехидная улыбка.
- Его, наверное, не зря рядом с терминалом построили. И сам по себе он мне нравится. Но верить в то, что люди стали богами… Это даже не смешно. Они были героями, это признают и у нас, однако прочая мистическая чепуха… - Шрайм замолчал, потом всё же решил закончить, - я нахожу это глупым. Антинаучным.
- Убеждать не буду, мессианство здесь не в чести. Но вера возникла не просто так, ты же знаешь? Были чудеса, которые оказалось невозможным объяснить или игнорировать.
- Слова очевидцев?
- Чудеса случаются по сей день… Впрочем, оставим это. К вере каждый приходит сам.
- Вряд ли я до неё дойду.
Они неспешно прогуливались вдоль бокового нефа, отделанного мраморным кружевом. Стрельчатые окна изливали солнечное тепло на иконы в каменных портиках. Возле одной из них Шрайм остановился – лицо, смотревшее с экрана, показалось весьма знакомым.
- Александр Братоубийца, - прочёл он вслух надпись, сделанную на окладе из простой стали.
- Не самый популярный Святой.
- Да. Похоже, не самый.
- Его всё ещё чтят на Вышине?
- Чтят, но только не как Святого и без этого дурацкого прозвища. За что его канонизировали?
- Это Святой-предатель, своими руками поразивший брата ударом в спину, когда узнал, что тот собирается присягнуть Пустоте. Во искупление греха предательства оставил мирское и посвятил себя борьбе за человеческий род. Не был женат, не имел детей и даже друзей. Погиб при отступлении с Вышины, командуя крейсером-заградителем и прикрывая транспорты с беженцами.
Александра запечатлели в момент гибели – огненный дракон уже беснуется в тесных отсеках крейсера, но лицо на переднем плане не выказывает ни отчаяния, ни страха. Плотно сжатые губы, прямой нос и холодный взор – настоящий образец стойкости, ничего лишнего в образе несгибаемого героя. Только самая малость, незаметная для беглого взгляда, только маленькая морщинка на переносице, только тень в глазах, надёжно укрытая за отблеском пламени…
- Говорят, он принял смерть, как облегчение, - добавил Ларсен.
- Многое говорят.
- А ты не согласен?
- У каждого свои тайны. Он сделал, что должно, а его мысли пусть остаются ведомы лишь ему. Да и вряд ли он мечтал стать Святым…
- И всё-таки он им стал. Ты ведь тоже не думал, что однажды окажешься на Авроре? И кто знает, что ещё произойдёт в твоей жизни? Мечтать стоит о том, чтобы будущее наступило. Каким оно будет – зависит от каждого человека.
Руки Ларсена взлетели в странном жесте – будто тот хотел дотянуться до сводов храма.
- У меня уже есть мечта. Стать живым и просочиться сквозь цепи мира. Стать дождём и ветром. Вот только боюсь… Боюсь потерять то немногое, что имею – воспоминания. Воистину, кто лишён памяти – лишён страха.
Непрошеные слова прозвучали как исповедь, и эта исповедь наполнила взгляд капитана страхом и отвращением. Офицер, казалось, увидел мерзкую, опасную тварь. Добродушное выражение исчезло с его лица, вытесненное жёсткой маской профессионального убийцы – даже волосы выглядели потускневшими, словно туча, накрывшая его душу, заслонила каким-то образом и реальный свет.
- Откуда… Кто сказал тебе это?
- Далеко-далеко отсюда. Один… Наверное, не совсем человек. Да, да, ты прав. Это строка из Кодекса Пустоты.
- Шрайм, - капитан говорил тихо, но голос его едва не звенел. – Откуда ты знаешь Кодекс?
- Я обязан отвечать? А что, это преступление?
Изменения в поведении Ларсена странным образом разрядили напряжение, в котором Шрайм пребывал с момента высадки на планету. Злость, неприятие, агрессия – всё это было понятно, просто… Даже уютно.
- Эта книга запрещена.
- Ну и зря. Врага нужно знать в лицо, да и не всё, что там написано, совершенно для нас чужое. Многие мысли я бы даже назвал мудрыми.
- Ты читал Кодекс Пустоты, - Ларсен, похоже, не слушал своего собеседника, – но при этом Служба чистоты пропустила тебя сюда. Как такое произошло?!
- А что она должна была сделать? Книга – всего лишь книга, кто бы её ни создал. Она не имеет отношения к самой Пустоте. Она не имеет даже десятой части того значения, которое имеет для вас Праведная Доктрина.
- И много ты ещё знаешь об этом?
- Довольно много. Но явно меньше, чем ваша Служба. Не очень-то приятная процедура была для столь гостеприимной на вид планеты.
Свежие воспоминания заставили его передёрнуть плечами. Люди в форме, встретившие Шрайма в шлюзе, не отличались разговорчивостью и легкомыслием. С готовым к применению оружием, с зеркальными масками вместо лиц, они едва ли не на руках затащили гостя в отсек внутритерминального транспортного вагончика, чтобы пару минут спустя в такой же спешке выгрузить его внутри просторного, светлого помещения. Посреди пустой комнаты возвышался массивный саркофаг с приглашающе откинутой крышкой, при взгляде на который приходили на ум жутковатые рассказы об устройствах по извлечению информации, распространённых на Земле в эпоху последних войн. Здесь с ним впервые заговорили – вежливо, но и без всякого дружелюбия.
- Пожалуйста, разденьтесь.
Он молча снял одежду, чувствуя кожей прохладу воздуха и колючки чужих взглядов.
- Ложитесь сюда. Не бойтесь, процедура безболезненна. Постарайтесь не сопротивляться, - последние слова долетели за мгновение до того, как опустившаяся крышка отрезала внешний мир. Внутри саркофага было темно и тихо – так тихо, что слышалось биение сердца. Ничего не происходило. Тук-тук, тук-тук – стучало где-то внутри, и Шрайм, отвлёкшись на эти звуки, не заметил момента, в который его тело перестало существовать. Он с ужасом осознал, что больше не чувствует ничего – пропало мягкое покрытие, обнимавшее спину, исчезли руки и ноги, пустота вокруг обрела глубину, объём, бесконечность – это была уже не тьма внутри саркофага, а тьма извечная, в которой покоилось его сознание, неспособное найти ни единой точки опоры.
Во тьме родился вопрос.
- Кто ты? Кто ты такой?
Нельзя было сказать, прозвучал он вслух или же просто возник внутри. Вопрос был и требовал ответа, иначе…
- Я – Шрайм Алес, гражданин Возрождённой республики Вышина.
- Кто ты?
- Я…
- Зачем ты пришёл?
- Чтобы…
- Зачем ты здесь?
- Меня пригласили…
- Кто ты такой?
- Я…
- Откуда ты?
- Где твой дом?
- Чего ты хочешь?
- К чему стремишься?
- Для чего ты живёшь?
- В чём смысл добра и зла?
Вопросы сыпались один за другим, не дожидаясь, пока смятый напором Шрайм произнесёт хоть один ответ. Всё быстрее и быстрее, сливаясь в непрерывное, неисполнимое требование, возникая в один и тот же момент, атакуя со всех сторон…
Внезапно он понял, что вновь обрёл чувство направления. Вместе с этим пониманием рассыпался странный морок – вокруг снова была тьма саркофага, в которой покоилось живое тело. Его тело. Слабое, будто бы завёрнутое в кусок ваты – но после пугающей бесплотности такая малость не казалась существенным недостатком. А потом был чудовищно яркий свет, и чужие лица – уже не скрытые масками, уже тронутые теплом улыбок…
- Мне хватило нескольких минут страха в вашей машине. Если я кажусь таким опасным и отвратительным – брат-капитан Ларсен может идти, куда ему вздумается, разберусь и без его помощи. Терпеть допросы от каждого встречного я не намерен!
- Шрайм, - голос офицера упал и звучал задумчиво, - не заводись, я не буду тебя допрашивать. Там, во время проверки, ты не заметил никаких странностей? Или после?
- Там была одна сплошная странность.
- Я не о том. Ты сказал – несколько минут страха… Это не так. Ты провёл в той машине тринадцать суток.
- Тринадцать?!.
- Ага. Наверняка ведь не обратил внимания на даты.
- Почему мне не сказали?
- А ты спрашивал? Просто имей в виду – чем дольше проверка, тем больше сомнений в твоей лояльности, даже если результат положителен.
***
Аврора. Академия сил тактического реагирования.
Человек с крыльями полковника на рукаве смотрел, как новоприбывшие идут к пропускному пункту. Гид о чём-то болтал, но до микрофонов не долетало ни звука. Сопровождаемый им юноша держался чуть позади, переставляя ноги с аккуратностью механизма.
- Какой-то он… бледный.
- На Вышине мало ультрафиолета. Им даже приходится…
- Я не о том. Лицо неподвижное. Ничего не выражает. Такое впечатление, что ему плевать на то, что происходит вокруг.
- Брат-полковник?..
- Всего лишь мои фантазии. Значит, убил голыми руками четырёх «опустошителей»?
- Не совсем так, брат-полковник. Голыми руками – лишь первого. Остальных – при помощи его снаряжения.
- Ха. Да будь он хоть в обвесе штурмовика – иначе как чудом нельзя назвать такие дела. Чтобы обычный человек справился с четырьмя солдатами Клира? Скорее Иерархи пришлют нам букет цветов на празднование Возрождения. А всё же факт на лицо…
- Факты не подлежат сомнению. Перед нами человек, совершивший чудо. Как мы сумеем распорядиться этим шансом – теперь зависит и от вас, брат-полковник.
Суховатое лицо дёрнулось, словно его обладатель собрался улыбнуться, но передумал.
- Что вы будете делать, если он откажется стать курсантом?
- Он не откажется, брат-полковник. Я в это верю.
- Хотел бы и я иметь вашу веру.
- Отриньте сомнения. Всё, что от вас требуется – обеспечить непрерывное наблюдение. Естественно, неявное. Наша служба интерпретирует результаты самостоятельно, но если вы решите поделиться собственными соображениями – мы с готовностью примем их во внимание.
- И какого результата вы ожидаете?
- Пока – никакого. В этом деле у нас нет опыта, наработок – нет ничего. Для начала важнее всего понять, был ли тот инцидент уникален, или можно ожидать его повторения. Если верно второе… Вы понимаете, какое значение придаст этому Легиат.
- Бабочка или песчинка…
- Простите?
- Легиат ждёт, что на чашу весов сядет бабочка. Если этого не случится – мы получим ещё одну песчинку, высыпанную в ту же чашу.
- Вас что-то не устраивает?
- Мне до смерти надоели сами весы.
- Не только вам, брат-полковник, не только вам. Но для того, чтобы их ликвидировать, надо завладеть обеими половинами. До тех пор мы будем сыпать песок и ждать, что прилетевшая бабочка сядет на нашу чашу.
- А я, со своей стороны, постараюсь, чтобы песчинки стали потяжелее.
- Спасибо. Что ж, я пойду?
- Погодите.
Угловатая фигура полковника восстала из кресла, оказавшись на голову выше гостя.
- Я читал отчёты вашей службы и военных психологов. Везде говорится, что этот… Шрайм обладает незаурядными познаниями в философии Клира, причём находит её частично приемлемой. Я могу быть уверен, что слово «чист» в его досье – не дань проведению заманчивого эксперимента?
- Абсолютно, брат-полковник. Будьте уверены.
***
Его поселили в маленьком светлом кубрике, рассчитанном на двух человек. Зелёные склоны гор за окном, диван-кровать у стены, удобства на этаже. Это было больше, чем Шрайм ожидал, и меньше, чем хотел – в самый раз для чужака на попечении государства. Академия расположилась вдали от населённых центров, связанная с остальной Авророй нитью магнитодинамической дороги да авиасообщением – островок цивилизации посреди лесного безбрежья. Ларсен откланялся, едва сообщив о предстоящих через пару недель вступительных испытаниях, так что Шрайм, предоставленный самому себе, без дела слонялся по пустынным коридорам жилого комплекса и ходил на прогулки за территорию академии, привыкая к незнакомой природе. Смешанные леса Вышины, ведущие свой род от привезённого ещё с Земли биоматериала, были исконно человеческими, а потому – родными. Сосны, ели, осины и берёзы приживались на терраформированной планете почти без вмешательства человека, распространяя свой покров от экватора до средних широт, где их сменяла бескрайняя тундра, простирающаяся до владений вечного льда. Аврора могла похвастаться собственной биосферой, которая, к обоюдному счастью первых колонистов и местной живности, поддавалась биоинженерингу, сформировав в итоге причудливую смесь эндемичных и земных видов. Местные деревья – в два раза выше всех прочих, виденных Шраймом – соседствовали здесь с огромными соснами, плоские иголки которых выдавали вмешательство человека в геном, а любопытные бурундуки прыгали по ветвям, ничуть не смущаясь компанией мохнатых чёрных шаров, шуршащих в густой листве.
К середине второй недели в общежитие начали прибывать первые кандидаты. К этому времени Шрайм окончательно освоился на новом месте, исследовал всю доступную ему территорию и успел заскучать, так что наблюдения за новоприбывшими разнообразили ему скудный набор развлечений. Первых кандидатов он увидел в столовой – огромной, многоуровневой и похожей на оранжерею из-за вездесущих растений. Юноша и девушка, оживлённо болтающие за обедом, казались хрупкими, яркими и весёлыми. Представить их сеющими смерть на поле боя Шрайм не сумел – из всех виденных им граждан Унии на эту роль подходил разве что капитан Ларсен, изрядно выделявшийся среди всеобщей лёгкости и едва ли не легкомыслия. Девушка в ярком бело-голубом платье то и дело наклонялась к своему собеседнику, перемежая слова колокольчиками тихого смеха. Тот что-то отвечал, но столик Шрайма, спрятанный за раскидистым кустом, стоял слишком далеко, чтобы разобрать, о чём они говорили.
Вскоре кандидаты начали прибывать сплошным потоком, столовая день ото дня заполнялась всё больше, коридоры общежития стали полниться голосами людей, а среди толпы всё чаще мелькала серая форма братьев-наставников, не то решающих какие-то дела, не то просто наблюдающих за разношёрстным сборищем молодёжи. На военную часть, знакомую Шрайму по службе на Вышине, это походило разве что удалённостью от городов и пропускным режимом. Подземные казематы, шлюзы и устав сопровождали воспоминания о вооружённых силах родины с первого и до последнего дня пребывания в их рядах, и странная свобода на новом месте сбивала с толку. По мере заполнения кубриков Шрайм начал здороваться по утрам и даже запомнил нескольких соседей, выделяя их при встрече в иных местах академии. Тонкий, высокий Ирисс выглядел серьёзнее, чем был на самом деле и любил малиновый джем. Он первым подошёл знакомиться, успел рассказать, что прибыл из северного полушария и угостить Шрайма банкой джема, прежде чем тот сумел скрыться под благовидным предлогом. Шрайм счёл его опасно разговорчивым и старался обходить стороной, что, впрочем, не всегда удавалось. Владислав Арнвальд оказался куда спокойней: он вежливо сообщил своё имя и исчез в душевой кабинке, зато шокировал уроженца Вышины во время ужина, сев за его столик, дотоле бывший безраздельным владением самого Шрайма. Такое поведение было тут в порядке вещей, но привыкать к нему приходилось, буквально переступая через укоренившиеся с детства привычки.
Третью соседку, поселившуюся в одном кубрике с Владиславом, Шрайм счёл наказанием Семерых за своё неверие.
- Привет! – сообщили ему ранним утром, просунув внутрь комнаты что-то золотистое и пышное. – Как тебя зовут? – спросил странный объект, пока Шрайм усиленно тёр глаза, пытаясь понять, что с ним, всё-таки, происходит. По мере того, как зрение фокусировалось, а остатки сна уползали прочь, золотисто-пышное превратилось в чьи-то волосы, под которыми обнаружилось любопытное лицо, похожее на мордочку лисы. В комплект к лицу прилагалось и тело, облачённое в белый спортивный костюм и полускрытое дверью. К тому времени, как Шрайм обрёл дар речи, гостья полностью проникла внутрь и замерла – точь в точь как зверёк, попавший в человеческий дом.
- Что вы делаете у меня в комнате? – он попытался придать голосу угрожающее звучание, но комичный вид гости свёл на нет все усилия, так что фраза окончилась сдавленным смешком. – Ограбление? Убийство? Изнасилование?
- Что?.. – опешила уже та, и Шрайм перешёл в контрнаступление.
- Вы обвиняетесь во вторжении в частную жизнь, покушении на убийство и лишении меня законного сна. Немедленно покиньте данную территорию, и я обещаю не преследовать вас и ваших сообщников.
- У меня нет сообщников!
- Это не облегчает вашу вину.
- Но я всего лишь зашла познакомиться!
- Без разрешения? В пять утра?
- Ну и что! Как ты можешь быть таким злым?!
В голосе девушки звучало искреннее негодование, и Шрайм внезапно понял, что она в своём праве. Он привёз на Аврору кусочек Вышины и пытался жить на этом кусочке, таская его за собой, словно панцирь. Но Аврора – не Вышина. Чтобы жить на ней, прошлое придётся забыть.
- Привет. Меня зовут Шрайм Алес.
Она снова казалась озадаченной, и ему пришлось продолжить.
- Я решил вас простить и отвечаю на заданный вопрос.
- А! – К ней мгновенно вернулось хорошее настроение. – А я – Анна Виленская! А ты правда из другого мира? С какого? И…
- С Вышины.
- Ого! – Её распахнутые глаза, длинные волосы и манера поведения так не вязались с будущим статусом солдата, что происходящее начинало казаться театром абсурда. – Из-за пределов Унии! А…
- Нет, нет, нет! Все остальные вопросы – после завтрака, после завтрака!
- Ладно! Ещё увидимся!
Она упорхнула за дверь, оставив Шрайма совершенно разбитым.
***
В день начала вступительных испытаний общежитие сотряс вой сирен. В промежутки между дьявольскими сигналами по громкой связи передавали одно и то же краткое сообщение:
- Всем кандидатам немедленно собраться на плацу перед корпусом! Начинается официальная процедура зачисления!
Одевшись, Шрайм высунул голову в коридор. Там собралось уже довольно много народа, виднелись и наставники, подгоняющие самых неторопливых. Привлекать их внимание не было никакого смысла, так что несколько минут спустя он стоял внизу, на загоревшейся в стеклянистой толще плаца разметке. Река новобранцев изливалась из корпуса, выстраиваясь в шеренги, перед которыми уже замер серый бронетранспортёр с эмблемами академии на бортах. Когда разномастный, возбуждённый поток иссяк, а наставники заняли места по краям шеренг, наступило затишье. Разговоры постепенно смолкали, беспокойное шевеление сходило на нет в ожидании каких-то событий.
Прошло ещё несколько минут, но к выстроившейся молодёжи никто не вышел. Вместо этого над плацем раздался звук трубы, а из бронетранспортёра донёсся усиленный аппаратурой колючий голос.
- Внимание! Вы приглашаетесь к началу обучения в академии сил тактического реагирования Авроры. На данном этапе вы всё ещё имеете возможность отказаться от этого шага. Каждый, кто не желает продолжать процедуру зачисления, должен покинуть строй!
Шрайм не знал, что делается в последних шеренгах, но старательно косился по сторонам, не поворачивая головы. Никто в зоне видимости не сошёл с места, ряды прямых спин, одетых кто во что горазд, выглядели монолитно и решительно.
- Итак, все, принявшие решение продолжать, выполняйте инструкции наставников и следуйте за бронетранспортёром! Выполнять!
Ряды пришли в движение. Наставники бросились в гущу людей, формируя колонну по четыре человека в ряд, а серая машина тем временем развернулась и двинулась в сторону ворот, преграждавших путь на закрытую до этого дня территорию. Голова колонны двинулась вслед за ней, раздалась команда «Бегом!» и Шрайм, влившись в очередную четвёрку, вместе со всеми потрусил в своё будущее.
- Раз-два! Не отставать!
Ворота ушли в землю, открывая пустое пространство с расположившимися вдалеке приземистыми строениями.
- Держать равнение!
Серая форма мелькала справа и слева, резкие окрики подбадривали выбивающихся из общего ритма – колонна, к удивлению Шрайма, всё меньше и меньше походила на сборище сугубо мирных людей, словно из-под гражданской шкуры сама собой начала проступать военная выправка. Бежать пришлось довольно долго, наконец, впереди распахнулся зев пандуса, уходящего куда-то под землю, и они, не сбавляя скорости, потопали вниз, в ярко освещённые туннели, так привычные Шрайму по прошлой жизни.
Когда над головой остались не менее двухсот метров пластобетона, их собрали в огромном зале, оборудованном рядами удобных кресел. За псевдоокнами в стенах зала яркое солнце освещало ряды боевой техники. Томить ожиданием их не стали – на монументальную трибуну взошёл человек, облачённый в парадную форму сухопутных войск Унии, остававшуюся неизменной со времён Священной войны. Форма выглядела внушительно, но тот, на ком она сидела, был ей под стать. Рослый, угловатый, коротко стриженый – настоящий идеал солдата, будто сошедший со старинных плакатов.
- Я – полковник Хайнц, - коротко представился он. – Те из вас, кто станут курсантами, будут подчинены мне, как начальнику академии.
Он взял паузу, осматривая присутствующих.
- Надеюсь, что каждый из вас совершенно сознательно избрал свой путь. Это будет непростой путь. Все ли здесь понимают, что такое солдат?
Зал не отозвался, и полковник продолжил.
- Солдат – это человек, поставивший жизнь и благо сограждан выше собственной жизни, выше своего блага. Солдат – это человек, жертвующий свободой и правами ради защиты свободы и прав других. Вы должны понимать, что означают мои слова. Ваша воля будет подчинена воле вышестоящих командиров. Ваши желания, страхи, чувства станут ничем. Вы будете убивать и рисковать своей жизнью. Если начнётся война, многих из вас ждёт гибель на поле боя, - Хайнц ударил ладонью по трибуне, не сводя взгляда с аудитории.
Шрайму показалось, что полковник намеренно сгущает краски, стараясь напугать колеблющихся, однако серьёзностью момента проникся и он. Стать курсантом означало отдать свою судьбу в чужие руки, и руки отнюдь не мягкие.
- Вы станете не обычными солдатами. Силы тактического реагирования, десант – всегда на передовой. Перед ними ставятся самые сложные задачи, они действуют в отрыве от основных сил, они первыми принимают удар врага и первыми бьют – там, где никто не ждёт. Я предлагаю вам ещё раз обдумать свой выбор. Никто не осудит за отказ, наоборот – уйти сейчас, до того, как ваша непригодность к службе поставит под угрозу жизни других, означает проявить гражданское мужество и ответственность. Завтра состоятся вступительные испытания и присяга. До того времени вы в любой момент можете покинуть территорию академии. После принятие присяги дороги назад не будет. Каждый, отказавшийся выполнять свой долг и приказы командира станет дезертиром и покроет себя позором. Итак, сегодня - последний свободный день. В общежитии вас ожидает форма, пока без знаков различия – наденьте её. Если у вас остались вопросы – задайте их наставникам. Если вас терзают сомнения – очистите свой разум от них. Вы все отобраны. Все пригодны. Дело только за вашим желанием и готовностью. Да пребудут с вами Семеро!
В общежитие возвращались тем же порядком – колонной под надзором наставников. В кубрике, на кровати, Шрайма уже ждала новая форма. Аккуратный чёрный комбинезон быстро подстроился под размер владельца и приобрёл вполне презентабельный вид. Головного убора к форме не прилагалось – вместо него комбинезон был оборудован прозрачным вытяжным капюшоном. К обеду двухтысячный контингент новобранцев преобразился: яркая толпа исчезла, её место заняли если не будущие десантники, то, по крайней мере, люди, имеющие отношение к вооружённым силам – разговоры стали тише и сдержанней, а чёрное облачение придавало серьёзный вид даже бесцеремонной соседке Шрайма.
Кровать приняла его на остаток дня – опустошённого и довольного отсутствием всяких мыслей. Кто-то заглядывал в дверь и уходил, наткнувшись на стену молчания. Звучали сигналы к обеду и к ужину, но еда казалась слишком ничтожным поводом, чтобы ради неё покидать уютный кокон, сплетённый из одиночества и тишины. Наконец, наступила ночь, и Шрайм позволил себе заснуть, но и во сне не освободился от цепей реальности окончательно – бег по бесконечным, тускло освещённым коридорам в поисках не то выхода, не то чего-то иного, продержал его в плену до самого сигнала к подъёму.
***
И снова он бежал по коридорам – длинным коридорам подземной части Академии, в компании молчаливых, сосредоточенных кандидатов. Таких же, как он – и всё-таки совсем не таких. Униаты были просты и понятны – ровно до тех пор, пока понимание не упиралось в последнюю преграду, за которой не должно, да и не могло остаться уже никаких тайн, но которая таинственным образом скрывала целую вселенную, по сравнению с которой простота и понятность оказывались не более, чем тонкой плёнкой, натянутой на поверхности. Вот они смеются и играют, как дети – и вот они с серьёзными лицами строятся в колонну, собираясь бесповоротно изменить свою жизнь. Вот они кажутся свободными, словно ветер – и вот они молятся мрачным богам, словно те даны им в реальных ощущениях, каждый день пребывая где-нибудь по соседству. Даже Праведная Доктрина, бывшая на Вышине обычным гражданским кодексом, превращалась у них в священное писание, несущее куда более глубокий смысл, чем набор заповедей, призванный обеспечить создание счастливого общества. Сможет ли присяга сблизить их настолько, чтобы стать одним целым? Шрайм сомневался, но сомнения не отражались на его лице. Вдох-выдох… Дистанцию до бегущего впереди сократить гораздо легче, чем до его души.
- Следуйте разметке, соблюдайте присутствие духа и очерёдность.
Он ожидал чего угодно, но только не того, что преподнесла реальность. Гигантская операционная. Страх, мгновенно напитавшись видом бесконечных рядов индивидуальных медицинских комбайнов, наполнил всё тело, грозя захлестнуть и само сознание. Сверкающий металл, белый пластик, гладкий пол… Конвейеры, на которых человеческие тела деловито и быстро разбираются на составные части, обезумевшее от ужаса, но неспособное пошевелиться сырьё, аккуратно закрепляемое механическими руками в ячейках ленты…
Ощутимый тычок в спину прервал череду кадров, знакомых по старым документальным лентам.
- Уснул, кандидат?
Голубоглазый наставник насмешливо наблюдал за Шраймом.
- Не задерживай движение! Испугался – отойди в сторону.
Страх отпустил. Никто не держит, не заставляет идти вперёд. Никого не будут оперировать и разделывать, протестируют, наверное, в качестве финальной страховки, и… Что дальше?
Шрайм шагнул внутрь, следуя загорающейся разметке. Шедшие первыми кандидаты уже успели занять места в прозрачных цилиндрах, установленных под углом в сорок пять градусов на каждом комбайне. Индивидуальная стрелка настойчиво мигала, указывая путь сквозь ряды медицинских машин, пока не привела его к назначенному аппарату. Гостеприимно раскрывшаяся капсула приглашала занять место на гелевом ложе.
- Пей мою кровь, чудовище… - Шрайм решительно полез внутрь. Волнение так и не улеглось в ожидании неведомых процедур, но сотни будущих товарищей, бестрепетно отдающиеся на попечение автоматики, действовали успокаивающе. В конце-концов, Уния – цивилизованное государство, и не должно… И не должно ли оно было предупредить о том, что предстоит новобранцам? К чему делать тайну из медицинской процедуры?
Он отогнал назойливые мысли и огляделся.
Всё те же стрельчатые фальш-окна, сквозь которые льётся яркий свет. Передняя стена завешена знамёнами – семь звёзд Унии, дракон Десанта, чьи-то кресты… Перед знамёнами – мраморное возвышение. Почему здесь так любят белый мрамор? Как символ чистоты, не иначе.
Понемногу испарились остатки страха. Уютное ложе медицинского комбайна располагало ко сну и многие, несомненно, воспользовались бы случаем, чтобы вздремнуть, но Академия имела иные планы. Паузу прервали в тот момент, когда кандидатов не успел ещё сморить сон, но, как удовлетворенно заметил Шрайм, не ранее, чем большинство успели привыкнуть к обстановке и подавить волнение.
Один за другим на возвышение поднялись трое. Тот, кто шествовал первым, занял место по центру: его белое одеяние украшала вертикальная чёрно-красная полоса, с правой руки, согнутой в локте, свисало двуцветное чёрно-белое полотнище. Цвета символизировали воинскую стезю и служение, но одежды не походили ни на что, виденное Шраймом ранее, и он терялся в догадках. По левую руку от «воина» встал человек в таком же облачении, но с красно-голубой полосой. В руке он держал серебристую чашу и по сумме признаков был окрещён «целителем». Роль третьего угадывалась без труда: отсутствие дополнительного цвета в чёрно-белой гамме и обнажённый меч выдавали священника.
В какой-то момент, на одно лишь мгновение, Шрайм увидел себя со стороны. Вышина. Поля и леса, стремительно тающие внизу, планета, ставшая сначала маленькой звёздочкой, а потом и вовсе сгинувшая в безбрежной пустоте, заполненной маленькими колючими огоньками. Аврора, возникающая из тьмы, подобная драгоценному камню в ожерелье двух десятков обитаемых миров, моря и зелёные равнины, Академия, просторный зал, укрытый в сотнях метров под землёй и ряды прозрачных капсул, в каждой из которых заключён человек. В одной из этих капсул – он, Шрайм Алес, наблюдает за тремя нелепыми фигурами на мраморном помосте и не верит в то, что всё происходящее случилось на самом деле.
Ударил колокол. Фигуры слаженно двинулись, начиная ритуал.
- Вот дети, чья чиста кровь, - возгласил целитель.
- Вот солдаты, чей тяжек долг, - подхватил воин.
- Вот люди, чьи души светлы, - нараспев добавил священник.
- Во имя жизни, которую защитите.
- Во имя смерти, которую сокрушите.
- Во имя веры, которую возгласите.
Трое на долю мгновения замолчали и хором грянули:
- Се, Светлая Уния приводит к присяге вас, призывает вас, очищает вас, закаляет вас, принимает вас, благословляет вас!
Снова ударил колокол, и воин сделал шаг вперёд, простирая левую руку.
- Настал момент перешагнуть черту и присягнуть душой и телом тем идеалам, что для нас священны. Последний миг, когда любой из вас остаться волен в жизни прошлой. Потом – пути назад не будет. Внимайте же!
Что-то ткнулось в ладони Шрайма, заставив его вздрогнуть. Две изящные рукояти выдвинулись из ложа, словно приглашая обхватить их пальцами.
- Ладони возложите на рычаги! Когда настанет время, все, кто готов служить душой и телом Светлой Унии, на них нажать должны двумя руками. Деянье это активирует систему, которая введёт в ваш организм активный комплекс из соединений, машин и вирусов, что укрепят его и подготовят к служенью тяжкому. Сия инъекция – присяга ваша. Тот, кто нажмёт на рукояти, отрежет путь назад. Кровь, смешанная с этим ядом, не станет прежней. Сила и бессмертие – дары, которые отбросить невозможно. Итак, готовьтесь!
Что он говорит?.. Шрайм посмотрел на свои руки, словно ожидая увидеть оковы, но его никто не держал. Инъекция? Набор машин и вирусов? Во что превращает Уния своих солдат?! Неужели кто-то согласится на подобные эксперименты со своим телом? Но ведь Десант существует уже давно… Он поднял голову, ожидая увидеть поднимающиеся крышки капсул и напуганных, возмущённых кандидатов – но не увидел никакого движения. Никто не покинул своих мест, не пытался сбежать и отказаться от сомнительной чести.
Академия подготовила по-настоящему страшное испытание. Многие могут произнести слова клятвы, многие могут преклонить колена перед боевым знаменем, многие могут… Многие. Именно поэтому никто не ждал от них слов. Присяга должна быть подтверждена делом, и дело это всерьёз, без поблажек требовало принести в жертву самого себя, подтвердить готовность служить несмотря ни на что. Шрайма охватила паника. Прозрачный цилиндр начал вызывать клаустрофобию, хотелось выбраться из этой ловушки и бежать, бежать, бежать до тех пор, пока над головой не распахнётся чистое небо… Чужое небо. Что дальше? Позорное бегство от последней черты и прозябание среди незнакомых людей в надежде вернуться домой, чтобы провести остаток жизни никчемным отшельником?
Пальцы дрожали, касаясь страшных рукоятей. Шаг – дороги назад не будет. Шаг – и со свободой придётся расстаться. Шаг – и его тело перестанет быть его телом. Шаг – и ему подарят бессмертие. Не то бессмертие, которое пахнет увяданием и розами, похожее на медленный яд в бокале, что подносят человеку, прошедшему испытание долгой жизнью. Не тот выбор, который имеет горьковатый привкус побега от реальности и заставляет вино мыслей становиться всё более кислым. Нет. Это бессмертие имеет привкус железа и ему нет дела до твоих чувств – для него имеет значение твоё тело, сохранность эффективного инструмента, не более того. Консервант.
Снова ударил колокол.
- К присяге – приступить!
Воин шагнул назад, уступая место своим товарищам. Серебряная чаша перевернулась, заливая белый мрамор алой жидкостью, священник запел молитву на старом наречии, возвышая голос до верхних пределов, и его словам вторили новые удары колокола – всё чаще и чаще, заставляя сердце колотиться сильнее. Руки Шрайма замерли на рычагах, мелко подрагивая, но не двигаясь. Снова накатил страх. Страшно было уйти, отказавшись от всего после проделанного пути. Страшно было включить механизм присяги, позволяя смешать свою кровь с коктейлем, способным полностью перестроить весь организм. Так, не решаясь ни на что, прождал он до момента, когда колокольный звон слился в единый гул, проникающий под самый череп, и в последний миг, пока летело под сводами древнее, как сама земная история слово «amen», напряжение прорвало воздвигнутые плотины. Руки, влекомые волей, что выше обычного рассудка, до упора утопили страшные рукояти.
@музыка: Тишина
-
-
17.06.2011 в 17:15Комки ваты плыли по кровавой реке, то и дело слипаясь в маленькие островки. Он забыл своё имя, забыл всё на свете, кроме одного – надо смотреть. Нет ничего важнее, чем смотреть на алый поток и набухшую кровью вату, ожидая… Ожидая чего-то. Плохо? Терпи. Терпи и наблюдай за течением липкой, тяжёлой влаги, которая расплывается, силясь вырваться из тисков его взгляда, превращается в сплошной алый фон…
Шрайм пришёл в себя, хватая ртом воздух. На языке был противный железистый привкус, перед глазами стояла всё та же алая пелена. Секундой позже он сообразил, что на лице надета медицинская маска и попытался её убрать, но руки подняли бунт, не желая нарушать уютный покой. Полежав ещё немного, Шрайм сосредоточился на собственных ощущениях. Во всём теле царила вялость настолько сильная, что реакцией на попытку пошевелиться было лишь едва заметное напряжение мышц. Желание согнуть пальцы вылилось в тяжёлую борьбу с собственным организмом – требовалось контролировать каждое усилие, ни на мгновение не ослабляя внимания. Битва увенчалась успехом, и Шрайм принялся восстанавливать собственную власть над остальными частями тела. Работа шла тяжело, но когда победоносный разум окончательно овладел руками, его подлейшим образом лишили триумфа – кто-то отлепил маску, неожиданно обрушив внешний мир на неготовые к этому органы чувств.
- Как самочувствие, курсант? – спросили его, не дожидаясь, пока нервная система справится с потоком образов. – Жжения в теле нет?
Проморгавшись, Шрайм наконец увидел своего мучителя. Мужчина в комбинезоне врача стоял рядом с открытой капсулой медицинского комбайна, с лёгким интересом наблюдая за пациентом.
- Х… Ш-ш-ш…
- Нет, так дело не пойдёт. Ты уж постарайся членораздельно ответить, речевые центры и всё прочее у тебя в порядке. Мобилизуйся, курсант!
- Хшшш-то… с-со мной?.. – сумел выдавить Шрайм, начиная испытывать к врачу что-то вроде бессильной ненависти.
- Пока – ничего. Но если ты не ответишь на мой вопрос, я могу заподозрить какую-нибудь проблему. Хочешь провести в колбе ещё пару месяцев?
- П-п-ару?..
Тринадцать суток в Службе Чистоты поблекли при мысли о том, сколько времени он пролежал без сознания в лапах у медицинской службы.
- Именно. Столько времени занимает процесс адаптации организма. Кто-то, конечно, выходит раньше, кто-то попозже, но в среднем – именно так. Так что там у тебя с самочувствием?
- С-с-слабость. Ж-ж-жения н-нет, вы же зна-е-те, - последнее слово он выговорил тихо, но уже вполне чётко.
- Я много чего знаю, но раз задал тебе вопрос – значит, так надо. Нервная система иногда забавные шутки шутит. В общем, с тобой порядок. Адаптация удачна, слабость – обычный эффект в такой ситуации. Завтра в строй.
- А ч-что, бывают и неудачи?..
- Бывают. У кого рога вырастут, у кого – щупальца. Ты вот, похоже, язык себе отрастил. Будь здоров.
Собеседник, не дожидаясь ответа, ушёл куда-то вдоль длинного ряда медицинских машин, оставляя Шрайма наедине с самим собой. Курсант. Больше не кандидат. Померкший после присяги-инъекции свет зажёгся вновь – теперь уже не для Шрайма-гражданина, но для Шрайма-солдата. Выбор сделан и дорога в будущее пряма, как стрела. Он добился, чего хотел, променяв обязанность и право ежеминутно прокладывать маршрут в грядущее на простоту и ясность начертанного кем-то другим пути – откуда же взялось чувство тихого сожаления и потери?
С этими мыслями курсант Шрайм заснул.
***
- Так ты и есть та самая зловещая личность, прибывшая к нам с Вышины?
- Зловещая личность?!
Его разглядывали с привычной уже бесцеремонностью, замешанной на детском любопытстве, которое возникает при виде редкой и забавной зверушки. Анна и Владислав стояли рядом, с головой выдавая свою вину смущёнными улыбками.
- Ну да. Угрожаешь девицам, сторонишься людей да ещё и прибыл из другого государства. С тобой явно что-то неладно.
- Да. Со мной действительно происходит что-то неладное.
- Я же говорила!
- И это неладное происходит со мной в данный момент. Более того, оно среднего роста, светловолосо, сероглазо, чрезвычайно шумно, надоедливо и не имеет никакого понятия о вежливости.
- Ты!..
Она красноречиво осеклась, не находя слов. Виновники Шраймовых неприятностей изо всех сил сдерживали смех, что окончательно довело их знакомую до точки кипения. Ждать, когда сосуд гнева взорвётся от распирающих его эмоций Шрайм не стал и применил уже опробованную в борьбе с общительными униатами тактику – сменил роли.
- Как тебя зовут?
- Эль. Стоп! – спохватилась она. – Не переводи разговор!
- Почему?
- Потому что… А, ладно! Тебя я по имени уже знаю.
Неладное село напротив Шрайма, видимо, сочтя все формальности соблюдёнными. Шрайм считал иначе, но возражать благоразумно не стал, ожидая продолжения экзекуции. Эль походила на сгусток овеществлённой энергии – желание действовать и двигаться буквально просвечивало сквозь её кожу, а из глаз изливалось и вовсе сплошным потоком. Две маленькие косички в пшеничной шевелюре завершали пугающий уроженца Вышины облик – от таких людей он предпочитал держаться подальше, но одиночество отныне стало недоступной роскошью и на прежние привычки пришлось наступить ногой.
- Чем же я обязан такому вниманию к своей скромной персоне?
- Не будь занудой, - Эль фыркнула, подчёркивая своё мнение о коммуникативных способностях Шрайма. – Ты же с другой планеты, даже не из Унии! Думаешь, таких чужаков часто можно увидеть?
- Так я в роли экзотического зверька?
- Вроде того, - она начисто проигнорировала иронию. – Но на тебя можно не только смотреть, тебя можно ещё и допрашивать!
- А если я откажусь отвечать?
- Тогда мы применим пытки.
- О! И какие же? А вы, я так понимаю, её сообщники? – Шрайм вперил взгляд в скромно молчащих Владислава и Анну. Сообщники всполошились.
- Что ты. Эль сама о тебе узнала и спросила у нас.
- И мы рассказали. Немного, - Анна была сама невинность, но лисья внешность не способствовала убедительности этого образа.
- Предатели. Так что там с моими пытками? Расчленять будешь?
- Фу. Всё настроение испортил. Почему ты такой мрачный и злой?
Он попытался взглянуть на себя со стороны – выходило и вправду мрачновато, особенно в сравнении с цветущими униатами.
- Обычная ирония. Я не злой. На Вышине несколько другая манера общения, вот и всё. Стараюсь привыкать к вашей.
- Другая? – Любопытство в Эль имело явное преимущество над раздражительностью. – И какие у вас там нравы?
- Обычные нравы. Только нас на всю планету сто миллионов, а вас тут – три миллиарда с лишним. Скученность населения способствует развитию социальных навыков.
- Вот оно как… - протянула она и неожиданно закончила: - Дикие вы.
Шрайм едва не поперхнулся, делая глоток чая.
- Кто здесь по-настоящему дикий – так это бесцеремонная юная особа, без приглашения севшая за мой столик. Любопытство удовлетворено, я могу продолжать обед?
- Ладно, ладно, не обижайся! Это так… к слову пришлось. Лучше расскажи, как ты сюда попал. Прямо в академию!
- Пригласили. У меня был боевой опыт.
Глаза Эль округлились.
- Боевой опыт?! Где, как?!
- Не скажу. Военная тайна. Главное, я получил приглашение и прибыл сюда на «Вагнере». Теперь вот начинаю жалеть.
- Ну скажи! Мы же теперь все военные!
- Не обсуждается.
- Ууу.
Она надулась, но тут же оттаяла, не в силах долго пребывать в эмоциональной неподвижности.
- Не отстану, потом всё равно расскажешь. А какие впечатления от приезда? Привыкаешь? Как тебе Аврора?
- У вас тепло и отвратительный чай.
- И всё?..
- Храмы, молитвы. Это кажется большой дикостью. Люди улыбаются слишком часто. Города… огромные. Здания тоже. Достаточно?
- Выходит, ты нас тоже считаешь дикими… Как забавно.
- Никак не могу понять, почему рациональное в прочих отношениях общество поддерживает веру в богов.
- У нас тоже верят не все, - вмешался Владислав. – Но чтят – все без исключения. Я, к слову, не очень верю.
- А я вообще не задумываюсь об этом, - добавила Эль. – Поговори со священниками, они расскажут. Но есть в храмах что-то такое… Возвышенное. Аж мороз пробирает. Шрайм, Шрайм! А тебе страшно было во время присяги?
- Да, очень. Я что, не один такой боязливый? Или для вас это тоже было сюрпризом?
- Ага. Никто ничего не знал, а тут ряды этих машин, и прививка…
- Инъекция.
- Да, инъекция. Непонятно ведь, как она подействует. Может, в зеркале себя не узнаешь.
- Почему же никто тогда не ушёл?
- Ну как можно! Ведь это честь, огромная честь. Уйти – стыдно. А ты почему боялся?
- По тем же самым причинам. Плюс… воспоминания нехорошие. Вышина ведь под оккупацией побывала. Хроники сохранились.
- И что?
- Есть недалеко от столицы проклятое место. Там медицинская база Клира стояла… Людей на запчасти перегоняли. Брать штурмом её не стали, так что в тех местах до сих пор ни одной травинки. Вот оттуда записи я и видел. С тех пор в медицинских учреждения выворачивает.
Он допил чай и поднялся.
- Мне пора.
- Ещё увидимся!
- Надеюсь, очень нескоро.
- Грубиян.
- Я дикарь с Вышины, мне можно.
Анна и Владислав хихикали.
-
-
17.06.2011 в 17:18Хронология
Летоисчисление Светлой Унии ведётся от создания Праведной Доктрины в 2524 году н. э. Летоисчисление Альянса Развития сохраняет преемственность со старым летоисчислением Земли. В повседневной жизни используется местное астрономическое летоисчисление, которое для удобства будет опущено.
2524 / 1: создание Праведной Доктрины.
2617 / 93: обоснование принципиальной возможности условного преодоления скорости света.
2620 / 96: полёт первого мезжвёздного зонда к системе Альфа Центавра.
2629 / 105: построен первый пилотируемый межзвёздный корабль.
2641/ 117: открытие первой планеты, пригодной для колонизации.
2710 / 186: в стадии колонизации находятся девять миров "Первой волны".
2711 / 187: Великий Пожар: последняя война на планете.
2749 / 225: "Вторая волна" - запуск нескольких колонизационных кораблей с беженцами во время снижения интенсивности конфликта.
2829 / 305: распад Северного Союза на Земле. Полная потеря контакта между Землёй и колониями.
3145 / 621: восстановление контакта с Землёй.
3666 / 1142: Первая священная война (Эпоха огня).
3734 / 1210: Окончание войны.
3752 / 1228: Самоизоляция Земли.
4856 / 2332: Вторая священная война.
Организационная структура сил тактического реагирования (десанта) Светлой Унии
Десант действует в интересах Верховного Командования Светлой Унии, либо, в особых случаях, в интересах системного или планетарного командования. Круг основных задач включает в себя операции, проводимые без объявления войны, операции, упреждающие развёртывание сил противника, захват важных объектов, действия на незащищённых коммуникациях противника, диверсионную деятельность.
Основным оперативно-тактическим формированием десанта является бригада, которой командует офицер в звании полковника. Общая численность бригады – две тысячи триста сорок человек строевого состава и четыреста двадцать человек вспомогательного персонала. Бригада оснащена индивидуальными боевыми машинами десанта (в просторечии – броня, доспехи) с полной номенклатурой вооружения, транспортно-боевыми машинами и беспилотными средствами ведения разведки. При необходимости бригаде придаётся дополнительная техника.
Любое подразделение бригады в случае необходимости способно действовать автономно. Функциональные роли отделений (тяжёлого оружия, ПВО) не закреплены жёстко и могут меняться в зависимости от поставленной задачи, формируя штурмовые взводы, взводы тяжёлого оружия или же варьируя оснащение иным образом, без выделения специализированных подразделений.
Структура бригады сил тактического реагирования (десанта) Светлой Унии