Прививка

[Бледный]

Рассказ. Сюжетно связан с "Каждому по делам его", только слегка нарушена датировка.

Голова болела нещадно. Попытка придать телу вертикальное положение отозвалась тысячью молоточков, бьющих изнутри в колокол черепа, и Курц со стоном повалился назад. Полежав некоторое время в надежде, что дьявольская пульсация успокоится, он осторожно свесил правую ногу с кровати. Нога ощутила холод, что-то упало и покатилось, издавая громоподобный звон. Чертыхнувшись, он рывком поднял себя с постели. В глазах плыло.
Кое-как доковыляв до кухни, Курц нашарил чайник и сделал пару больших глотков. Освежив царящую во рту пустыню, он, уже гораздо уверенней, отыскал шипучий аспирин и кинул таблетку на дно стакана. Кран, возмущённо фырча, выдал струйку воды.
Прихлёбывая аспирин, Курц побрёл назад, имея внутри смутное желание открыть шторы и проветрить квартиру, однако увиденное за окном произвело на него гнетущее впечатление: вместо ожидаемого солнышка там притаилась вечерняя темень, мрачная и густая. Разочарованно проведя рукой по стеклу, он всё же распахнул окно, жадно вобрал в себя прохладную свежесть, поёжился и отступил прочь, в объятия дивана и скомканной простыни. Блаженный покой, впрочем, надолго не задержался: холод забрался следом, пробежался стылыми пальцами по груди и улёгся рядом, выживая хозяина из уютного гнёздышка. Пришлось встать и закрыть окно. Курц задержал взгляд на огоньках соседнего дома, вздохнул, набираясь решимости, повернулся и зажёг в комнате верхний свет. Пустые бутылки стали атрибутом квартиры уже давно – он научился замечать их лишь в те редкие моменты, когда сгребал накопившийся мусор в пластиковые мешки и тащил вниз, к огромным муниципальным жбанам. На журнальном столике выстроилась батарея грязных стаканов и несколько разномастных кружек. Глядя на них, Курц устроил голосование по вопросу помыть – не помыть, поддержал второй пункт и с чувством исполненного гражданского долга отправился чистить зубы.
В зеркале поселился незнакомец. Он жил там уже почти месяц, не желая оплачивать свою долю коммунальных платежей и даже не здороваясь по утрам, но Курц всё равно говорил ему «здорово, придурок», справедливо полагая, что хорошие манеры никогда не бывают лишними. Вот и сейчас, глядя на недельной давности щетину и красные глаза незваного сотоварища, он буркнул «привет», пригладил изрядно отросший ёжик волос и, неожиданно для себя, продолжил:
- Думаешь, будто я не знаю, что ты – это я?
Собеседник молчал, уставившись на Курца из-за стекла.
- Побрейся.
Курц почесал подбородок, и отражение сделало то же самое. Звук голоса застревал где-то в белой плитке стен, заставляя тонкие линии стыков колебаться, превращаясь в тошнотворные синусоиды, так что гигиенические процедуры завершились в мрачном молчании.
Вечер был откровенно пуст. Телевизор попытался наполнить тишину квартиры болтовнёй представительных мужчин, перемежая разговор кадрами Персидского залива, в котором вальяжно, как миллионеры в сауне, ворочались туши авианосцев, но с задачей не справился – его дребезжащий голосок лишь оттенял безмолвие комнат. В телевизионном сумбуре Курц слышал шорох бесцельно утекающего куда-то в ночь времени. Его трясло. Одинокие вечера нагоняли тоску и страх смерти, заглушаемые алкогольным дурманом, от которого тело погружалось в мягкую вату, а мысли – в череду бессвязных видений, где кошмары мешались с горечью от ощущения чего-то несбыточного и даже неописуемого словами. Курц откровенно признавался самому себе, что начинает спиваться, ехидный внутренний голос удивлялся, как можно «начинать» в течение года, но все эти признания не шли дальше нескольких дней трезвости, заполненных выполнением рабочих заданий. Наступали новые выходные, а с ними – угар вечеринок в компании друзей-однодневок, а потом неожиданно наступал свинцовый понедельник, отчего-то примостившийся сразу после пятницы. Куда девались суббота и воскресенье, вспоминалось далеко не всегда. Иногда Курц совершенно ясно осознавал, что шёл к этой жизни уже давно. Что страх перед проторенной дорожкой, перед свадьбой, детьми и стареющей супругой уверенно перерос в боязнь любой добровольной ответственности, что показная независимость обернулась снобизмом и разогнала немногих настоящих друзей. Воспоминания о студенческой жизни теперь казались цветными кадрами из чужого прошлого, которые неведомый палач с утончённым садизмом прокручивал перед Курцем. Прокручивал, увы, всё чаще и чаще.
Видел он и грядущее: прогрессирующий алкоголизм, закономерное увольнение, потерю человеческого облика и всякого стремления жить. Иногда эти видения заканчивались на мосту – мимо проносились призрачные огни машин, а вода внизу была черна и манила к себе обещанием покоя среди холодных, журчащих струй. Курц просыпался, содрогаясь от ужаса, но вновь и вновь возвращался к своим кошмарам.
Хотелось выпить. Зелёный змий обещал защиту от мыслей и мягкую благодать, в которой утонут житейские неурядицы. Он обвивался вкруг ног, делая их лёгкими, словно вата, и такими же мягкими, он шептал на ухо заклинания, от которых становилось покойно и весело, он был неизменно надёжен – до тех пор, пока не уползал куда-то во тьму, оставляя после себя чёрную апатию и боль в голове.
- А-а к чёрту, - пробормотал Курц, вытирая голову полотенцем.
Открытая дверь дохнула морозной свежестью. Он вышел из ванной, ругая себя за распахнутое окно, но на пороге спальни остановился. Моргнул, потом рассмеялся – невесело и скрипуче.
- Здравствуй, белая горячка. А я всё думал, когда ты в гости пожалуешь.
Окно было закрыто, штора задёрнута. В ярко освещённой спальне шёл снег. Одинокие снежинки, кружась, медленно опускались на ковёр, на заставленный стаканами столик, на книжные полки, на диван и даже на экран ноутбука. Упав, они тут же таяли – сюрреалистичного снегопада не хватило надолго, и вскоре о нём напоминали лишь мелкие капельки воды да холодный воздух. Курц тупо смотрел на свою комнату, не в силах прийти к какому-то выводу – увиденное настолько выбивалось из его устоявшегося мирка, что угрожало пошатнуть довольно крепкую, до сей поры, психику.
- Здравствуй, - сказал кто-то неестественно ровным, немного шипящим голосом.
- Привет, - обессилено выговорил Курц, опершись на дверной косяк. Сердце стукнуло раз, другой, будто проверяя на крепость свою тюрьму. Он медленно, словно от этого зависела сама жизнь, повернул голову. Сперва Курцу показалось, что в угловом кресле расположилась загулявшая тучка, ставшая виновницей недавнего атмосферного казуса: там сгустилось что-то тёмное и бесформенное. Спустя мгновение взгляд начал различать детали, будто стирая влагу с запотевшего стекла, но увиденное ещё больше поколебало уверенность в реальности происходящих событий.
В кресле сидел человек. Скорее даже, подобие человека: более всего он походил на голограммы из фантастических фильмов или же призрака – временами отдельные участки его фигуры темнели и становились нечёткими, вокруг сгустилась плотная тень, сквозь которую едва просвечивали обои. Худое лицо выглядело высокомерным и жёстким, тело скрывал строгий чёрный мундир, украшенный на груди двумя блестящими черепами.
- Я не галлюцинация, - будто угадав мысли Курца, произнёс гость. Слова он выговаривал очень чётко и неестественно правильно, словно они не были для него родными.
- Чем докажешь? – автоматически спросил Курц. Ничего лучше он в тот момент придумать не смог.
- Включи телевизор. Через шесть минут начнётся выпуск местных новостей по четвёртому каналу. Там объявят о том, что в центре города произошла перестрелка, погибли четверо прохожих, есть раненые.
- Что, правда?
Курц опасливо подошёл к столу и взял пульт.
- А ты меня часом не грохнуть явился, а?
- Нет.
- Вот и ладно.
Он включил телевизор и примостился на краешек дивана, стараясь держать мистического визитёра в поле зрения. Можно было бы рвануть из квартиры, но дверь заперта на ключ, ключ в ящике, ящик рядом с креслом… Печально. Оставшиеся минуты прошли в напряжённом ожидании, под аккомпанемент рекламных слоганов и стук не пожелавшего сбавлять обороты сердца. Курц не знал, почему безропотно выполнил чужое распоряжение – он просто ждал выпуска новостей, ждал так, будто тот разом разрешит невозможную ситуацию. Увы, когда ведущая исправно повторила слова незнакомца о перестрелке, облегчения не пришло.
Курц выключил телевизор, и какое-то время они сидели в молчании. Видение в кресле, вопреки его надеждам, не исчезало, а после пары глотков виски стало даже материальней и ярче.
- Я – Ферратус, - проговорил наконец незнакомец. – Ты успокоился?
- Н-нет, не совсем, - и это была чистая правда. – По правде говоря, я думаю, что всё ещё сплю и жду, когда ты исчезнешь.
- Я исчезну – позднее. Но ты не спишь. Впрочем, полагай, как тебе больше нравится. Если мысль о сне помогает тебе не испытывать страх – пусть будет так.
- Угу. Так чем обязан визиту?
Страх, в самом деле, понемногу уходил. Курц так и не определился, сон вокруг него или явь, но постепенно привыкал к ситуации и даже начал открыто посматривать на гостя – выглядел тот вполне человечно, оружия не доставал и острых зубов в его рту видно не было.
- Нам требуется помощь.
- Оригинально. А кому это – нам? Компании неприкаянных призраков?
- Человеческой цивилизации.
Незнакомец говорил терпеливо, будто с ребёнком.
- Ясно. Всего-то цивилизации. А что за фокус был с новостями? Это ваши там стрельбу организовали?
- Это было доказательство моей реальности, как объекта, на сто и семьдесят шесть лет отстоящего от твоего времени.
- Из будущего, значит? – Курц ни капли не удивился. В самом деле, почему бы и нет? Пришельцы из будущего, духи, инопланетяне – все они лежали на одном поле, обведённые фигурной скобкой с приписанным словом «галлюцинация». – А твои друзья не могут сюда послать ещё выпивки? – он поболтал почти опустевшей бутылкой. – Интересно, какая она там. От похмелья уж наверняка сумели избавиться?
- Материальный объект невозможно отправить в прошлое. Он будет неизбежно уничтожен той энергией, которая потребна на его переброску.
- Тогда как ты здесь очутился, чёрт побери?! – бессмысленный диалог начинал его раздражать.
- Успокойся. Внимай, - пришелец укоризненно посмотрел на Курца. – Я знаю, что нельзя обвинять того, кто родился в других условиях, но попытайся хотя бы понять меня. Хорошо?
- Ладно. Извини, погорячился. Это всё…
- Ты спросил, я отвечу, - Ферратус обратил на «лепет оправданий» не больше внимания, чем танк на крашеный палисадник. – Нельзя отправить в прошлое материальный объект, но можно передать информацию. Информация – чертёж: добавим энергию – получим инструмент. Личность человека суть информация, а временная оболочка для неё была собрана уже здесь. Именно поэтому я имею мало времени, гражданин Курц. Очень мало. Весь Марс работает для того, чтобы мы могли говорить.
- Но почему я?!
Ему показалось вдруг, что всё происходящее – какой-то дешёвый фарс, наподобие романов середины прошлого века. Суровые пришельцы, темпоральные войны, полицейские времени…
- Ты попал под руку. Точка прорыва жёстко локализована, мы не имели большого выбора. Требовались бодрствующий, восприимчивый разум, устойчивая психика, стремление к идеалам. Из двух десятков кандидатур ты удовлетворял сим критериям лучше всех.
- И для какой великой миссии я был избран?
- Изменить будущее. Хотя бы одно из них.
- Нет уж, простите. Не хочу ничего менять. Особенно – по указке.
Курц нашарил стакан, повертел в руках, но так и не выпил.
- У меня встречное предложение, товарищ Ферратус, или как там тебя. Давай ты отправишься домой, расскажешь им, какая скотина тебе попалась и попытаешь счастья с кем-нибудь ещё. Хорошо? А я постараюсь убедить себя в том, что ты всего лишь галлюцинация. Фея белой горячки.
- Это плохое предложение. Я, в любом случае, не смогу вернуться. Тебе придётся терпеть меня ещё около трёх часов.
- Трёх часов? Ладно. Тогда я собираюсь и иду на прогулку. Не скучай тут. Загляни в холодильник, там есть водка и колбаса. Будь как дома.
Он встал, намереваясь пройти в прихожую, но вдруг замер, нащупав нечто странное в услышанной фразе.
- Подожди. Как это – не сможешь вернуться?
- Бессмысленный вопрос. Лучший ответ на него – никак.
- То есть?..
- Я уничтожен в процессе передачи моей личности в прошлое. Конструкт, который создан здесь для её сохранения, просуществует ещё около трёх часов.
- Тебя что, вот так… послали на смерть?
- Ещё один глупый вопрос. Ты собирался уходить?
- Я передумал.
- Ты выслушаешь меня?
- Да. Пожалуй.
- Тогда ты, возможно, хотел бы знать, какое оно – будущее? Как выглядит мир по прошествии более чем полутора сотен лет?
- Да уж поведай, будь добр. А то я гостей из будущего представлял чуть-чуть по-иному.
- И как же?
- В виде маленьких добрых девочек. А тут…
Курц красноречиво оглядел зыбкую фигуру гостя, облачённую в чёрный мундир, украшенный блестящими черепами.
- Ах, это… Пафос смерти для тебя, должно быть, выглядит непривычно?
- Должно быть. У вас там что, диктатура?
- Да.
- Ничего себе. А ты, значит, храбрый повстанец, который…
- Нет. Я её верный солдат. Видишь ли, товарищ, – Ферратус особо выделил обращение, - диктатура есть наиболее эффективная форма правления, когда перед цивилизацией стоит вопрос выживания. Я пришёл не из «прекрасного далёка» - из ада.
- Смотрел кино, что ли?
- Смотрел. Многие смотрели – оно у нас популярно.
- А что за ад?
- Скажи, ты когда-нибудь видел лес? – вопросом на вопрос ответил Ферратус.
- Ну… да, а что?
- А траву?
- Блин, ну к чему ты клонишь?
- Я видел настоящие растения лишь однажды. На Марсе, укрытое куполом, есть святилище жизни. Провести в нём несколько часов – величайшая награда для гражданина.
- Охренеть… Тебя наградили за это… этот… за то, что отправился в прошлое?
- Нет. Отдать жизнь во благо народа – не подвиг, всего лишь долг. Награждают за достижения – военные, научные… За успехи. Я воевал. Меня наградили. Другого места и возможности увидеть живые растения больше нет.
- И куда они делись? Неужто экология так сдала?
- Не экология. Сдали вы.
Гость замолчал, его лицо впервые проявило следы эмоций – сузились глаза, ещё сильнее очертились скулы и подбородок.
- Постой-постой.
Курцу совсем не понравились произошедшие изменения. Сон сном, но превращать его в кошмар…
- Ты что же, ненавидишь нас? Почему?
- Потому что мы изведали всю тяжесть ваших грехов! Вы тратите на косметику больше средств, чем на космические исследования! Ваша наука может только мечтать о тех ресурсах, что съедают реклама, предвыборные кампании, развлечения! Вы оставили нам в наследство разграбленный, беззащитный мир, поражённый инозвёздной чумой, а сами сгинули, бежав от содеянного в объятья смерти!
- Чего? – яростная тирада ошарашила Курца, уже успевшего привыкнуть к размеренной, однотонной речи Ферратуса.
- Я объясню, - он успокоился так же быстро, как вспыхнул. - Через восемнадцать лет ваши астрономы обнаружат астероид, приближающийся к Земле. Пять лет до того момента, как он достигнет её орбиты, будут заняты дебатами о том, нужно ли что либо предпринять, и если нужно, то что. Когда ООН, наконец-то, примет решение об уничтожении астероида, ни одна страна не согласится финансировать этот проект в должной мере.
- Так что же, он упадёт?
- Астероид рухнет в Южной Атлантике. От цунами пострадают несколько стран, но вскоре о произошедшем забудут. Ровно до тех пор, пока на побережье ЮАР не выйдут первые элементы Кластера.
- Элементы чего?
- Кластер – так люди назвали то, что прибыло на Землю, преодолев неизвестное расстояние и бездну времени. Самоорганизующаяся интеллектуальная система колонизации. Подарок безвестного разума, посланный готовить иные миры к заселению. Ты вряд ли сумеешь представить это, но попытайся. Сначала сотни, а потом и сотни тысяч машин, связанных одним интеллектом. Почти неуязвимые для оружия, действующие, как один организм. Способные конвертировать любой металл в новые версии самих себя. Способные к самовосстановлению. И чужие – абсолютно чужие.
- А что же мировое сообщество? Они ничего не сделали?
- Попытались. Но к тому времени, когда ведущие державы сформировали фронт на реке Замбези, было поздно. Может быть… если бы они среагировали быстрее, всё могло закончиться по-иному. К сожалению, даже перед лицом подобной угрозы они пеклись не о человечестве, а о прибылях и кампаниях по избранию новых правителей. Люди смотрели репортажи из Африки, как захватывающее кино, а спохватились лишь тогда, когда фронт коалиции был прорван и домой стали прибывать тысячи мёртвых тел – отцов, мужей, сыновей. Но и после этого нашлись те, кто призывал прекратить «насилие по отношению к представителям инопланетного разума». Картины преобразования ЮАР, миллионы беженцев и погибших – это их не смущало.
Ферратус умолк, но тут же снова поднял взгляд. Время не собиралось ждать, пока он подавит свои эмоции.
- Обыватель понял, что ему угрожает, только после атомной бомбардировки структур Кластера в Южной Африке. Я видел эту хронику – репортёры снимали лица тех, кто наблюдал выпуски новостей на улицах, в заведениях для употребления алкоголя, в транспортных терминалах. Они менялись. Менялись на глазах. В тот момент рождалась империя.
Снова повисло молчание и опять Ферратус продолжил, монотонно и чётко, словно обличитель на судебном процессе. Он и был им: обличителем человечества, в роли которого выступал попавший под руку Курц.
- В течение двух десятилетий мир изменился. Рухнули страны, экосистемы, рухнула экономика. Поначалу Кластер не интересовался людьми: он всего лишь поглощал ресурсы из доступных источников, разрушая для этого инфраструктуру и города. Он не воевал, позволяя беженцам выживать – до тех пор, пока не началась трансформация окружающей среды. Всё изменилось, когда сопротивление человечества возросло. Группировки врага перемещались по дну океанов, закреплялись везде, где был источник металла, просачивались сквозь линии фронта, заражали безопасные, на первый взгляд, территории. Больше не оставалось военных зон, тыла, своей и чужой территории – ничего. Ядерное оружие – вот всё, что оказалось возможным противопоставить боевой мощи Кластера.
- Но вы… Но человечество выжило?
Желание шутить отрезали, как ножом.
- Да. На момент моей фактической смерти его численность составляла пятьдесят два миллиона человек, расположенных на Луне, Марсе и спутниках Юпитера. Земля представляет собой безжизненную пустыню, атмосфера и океаны отравлены. Такова оказалась цена победы. Элементы Кластера уцелели в некоторых местах, но они более не представляют той угрозы, что раньше. Мы добиваем те, что находим, и медленно вымираем.
- Вы же победили!
- Мы одержали только военную победу. У нас нет технологий, которые позволят очистить Землю. Мы не можем терраформировать Марс – лишь строить подземелья и купола. Пища, которую мы производим, вызывает болезни и патологии. Психика людей необратимо изменяется от жизни в замкнутых, герметичных базах. Не хватает воды. Ещё несколько поколений – и человечество деградирует, а затем погибнет, неспособное поддерживать технологии жизнеобеспечения.
-Так что же… что же я могу сделать?
- Создать другой вариант будущего. Тот, где человечество выживет.
Впервые за время разговора Ферратус поднял руку и указал ей куда-то вдаль. Курц с ужасом заметил, что временами рука просвечивает.
- Когда была обоснована теория передачи информации в прошлое, имперский сенат провёл дебаты о допустимости влияния на историю. Было решено, что создание иного варианта будущего допустимо – в том случае, если представитель вашей культуры решится на это сам. Если нет – значит, вы недостойны жить.
- Вот, значит, как – недостойны жить…
Картина будущего свалилась на Курца, выбив из головы все прочие мысли. Он уже не размышлял о том, бодрствует или грезит – размеренный голос Ферратуса заставил почти вживую увидеть и прочувствовать грядущее падение цивилизации, гордую империю – наследницу самодовольного прошлого, и её неспешное угасание.
- И как я должен с этим справляться? Ты же знаешь – мне никто не поверит, и даже если…
- Это предусмотрено. Мы знаем, что бесполезно взывать к разуму вашего общества. Вместо этого мы обратимся к его инстинктам. Взгляни на стол.
Курц повиновался. Среди стаканов и чашек покоился невесть откуда взявшийся маслянисто блестящий шар – не более кулака, на вид – металлический и тяжёлый.
- Это что?..
- То, что поможет выстоять. Сборка ослабленного элемента Кластера, лишённая некоторых возможностей. Ухудшенный вариант, с которым вы сможете справиться, и который подготовит вас к грядущей войне. Чтобы активировать её, достаточно подержать в руках полминуты. В чужих руках не сработает, без активации самоуничтожится через три дня. Выбор за тобой.
- Погоди. Погоди! Ты хочешь сказать, что я своими руками должен выпустить джинна?! А если не остановим? Погибнут люди, и город, и…
- Люди погибнут в любом случае. Но вы можете остановить его. Если захотите – то можете.
- А если… Это диверсия? Если ты меня обманул, и на деле хочешь подсунуть бомбу, которая хрен знает что у нас натворит?!
- К чему подобные сложности?
- Да откуда мне знать! Как ты докажешь, что являешься тем, за кого себя выдаёшь?
- Что ж, мы и к этому подготовились. Завтра утром, в девять часов, включи телевизор и посмотри выпуск новостей по одному из каналов. Там сообщат, что в Японии сорок минут назад произошло сильное землетрясение, имеются разрушения и жертвы.
- Ох, чёрт… - Курц обхватил голову руками и скрючился. Ему было плохо – что-то давило изнутри на грудную клетку, хотелось говорить, но для выражения чувств не хватало слов, а тихие шорохи комнаты отдавались в ушах грохотом барабанов. В глазах плыли обрывки чёрно-белой хроники, в которой человеческие фигурки бежали, падали, снова бежали, потом ползли, то и дело перемежаемые плывущими в пустоте белыми кораблями, где спали в маленьких ячейках тысячи бледных детей, похожих на манекены.
Он поднял голову. Ферратус то приближался, то удалялся, будто колебалось само пространство. Надо было задать вопрос – от этого зависело что-то важное, но Курц уже не помнил, что именно, а изо рта не вылетало ни звука, да и рта, наверное, больше не было…
Бледное лицо осталось единственным, что ещё можно было различить в потоках наползающей тьмы, по нему скользнула тень улыбки и откуда-то издалека, может быть, из прекрасного далёка, донёсся голос:
- Стань героем, Курц! Стань безвестным героем для нового человечества!

***

Жутко болела голова. За окном выползал из-под одеяла рассвет, наполняя комнату холодным полумраком. Курц обнаружил себя свернувшимся в уголке дивана, сброшенное одеяло валялось рядом.
- Х-холодина…
Он поёжился, и неловкое движение отдалось пульсацией в черепе.
Часы сообщали, что настала суббота.
Кое-как приведя себя в порядок, Курц устроился напротив телевизора со стаканчиком шипучего аспирина. Аспирин был вреден, но Курца это не волновало. Он забрался в постель с ногами и включил телевизор, прихлёбывая восхитительно прохладную жидкость.
-…только что получили. Сорок минут назад на японском острове Хонсю произошло землетрясение силой восемь с половиной баллов. Сообщается о многочисленных жертвах и разрушениях в префектуре Сидзуока, других данных с места катастрофы пока нет. Мы будем держать вас в курсе событий в течение всего…
Ведущая продолжала о чём-то говорит, но Курц уже не слышал её голоса. Его лицо застыло, глаза расширились, внутри разливался холод.
Оно покоилось на столе, среди грязных стаканов и пары пустых бутылок.
Лекарство от грехов самодовольства и лицемерия.
Маленький тусклый шар.
Прививка.

 

@музыка: Тишина

@темы: Рассказы

Comments

Неплохо.Мне нравится твой языковой стиль.
Если я не ошибаюсь,далеко не первый твой сюжет о том,что человечество надо менять.Что не удивительно.)

[Бледный]

Это дополнение к ещё одному маленькому рассказу. И даже альтернативное будущее у меня в голове уже родилось, но о нём я не написал почти ничего, да и вряд ли напишу.

Бледный Напомни мне,пожалуйста,ссылкой к тому рассказу,к которому написано это дополнение.
А какое альтернативное будущее?

[Бледный]

Вот.
А будущее такое: получив прививку, ошалевшее человечество сбивает астероид с настоящим Кластером, быстренько разрабатывает свой собственный на основе полученных технологий и развязывает Третью Мировую.

- Мор! Чая хочешь?
- А есть?
- Пока есть. Но если опоздаешь – уже не будет, - жизнерадостно отозвались из соседней комнаты.
Разумеется, опаздывать Мор не стал.
Чай. Сам факт его наличия согревал душу предвкушением незамысловатого удовольствия, но когда Мор, обжигаясь, сделал первый глоток из кружки, оказалось, что чай не просто был. Он был вкусным.
- Откуда?
- А местные угостили. Помнишь бабу необъятную, что из подвала вытащили? Вот она расщедрилась, когда в берлогу спасённых передавали. Говорит – вам нужнее, и коробочку суёт в руки. Двадцать пакетиков, довоенный!
Говоривший мечтательно облизнул губы.
- Там, в берлогах, я слышал, похлеще нашего ад.
- Зато живые, товарищ сержант. А мы тут телепаемся, как мышь над сковородой. Не то снизу прижарит, не то крышкой прихлопнут. Хоть чайку попьём…
Связист осёкся, и окончание фразы повисло в воздухе. Мор посматривал на товарищей поверх кружки, потом вздохнул и опустил её прямо на пол. Молчание становилось невыносимым.
- Я вот книжку одну читал… Когда-то давно.
Четыре человека повернулись к нему. На серых лицах теплился вялый интерес и Мор снова вздохнул – на этот раз про себя.
- И речь там шла – ну будто про нас. Не про наш взвод, конечно, а вообще – про всё. Про войну такую, что казалось – последние дни пришли. Похоже, правда ведь?
Он снова обвёл взглядом сидящих, силясь понять, о чём они сейчас думают. Цветик палкой в костре шевелит – вроде как и не слушает, но чувствуется – уши торчком. Сержант… Сержант как всегда. Тяжело ему в глаза смотреть, споткнуться можно о такой взгляд. Не пощадила человека судьба. Двух других Мор знал только по именам – сутки как во взводе, мрачные, небритые, плевать им на старинные книжки. Тот, что левее – Андрей, специалист РЭБ. Другой… то ли Алексей, то ли Александр, оператор ПТРК . Будет Алексом.
- Но сама книга – не о войне. О людях, которые жили после неё. Сильных, гордых, счастливых людях. Война их сжечь не смогла – только сплавила своим жаром в один народ, закалила. А знаете, зачем я рассказать об этом решил?
Он сделал ещё одну паузу. Никто не откликнулся.
- Затем, что у нас тут не самый ад – так, преддверие. Ад наступит, если мы слабее тех людей, из книги, окажемся. Если души наши в огне сгорят. Вот тогда уж точно – конец Земле. А пока, - добавил Мор уже веселее, - рано унынию предаваться. Четыре года держимся, как-никак.

Сильный отрывок,на мой взгляд.От "Прививки" стилистически отличается существенно,но пока не берусь судить хорошо ли,надо видеть это целостно,не по отрывкам.

Перечитала.Я бы на твоём месте,дописала бы полностью,но,опять же,тебе решать.