Морай особенно красив осенью. Он зелен летом и мертвенно-бел зимой, весна рассыпает по его улицам жёлтые искры звездоцветов, но лишь осенью воздух прозрачно-дымчат, лишь осенью утончёные краски ложатся на стрелы его аллей, лишь осенью окрестные горы полыхают всеми оттенками священного пламени - от бледного золота до бордово-алой холодной горечи. Как чаша ягодного вина, дурманящего и сладкого, как губы любимой перед расставанием - осенний Морай не даёт оторваться от себя ни на миг, заключает в своих бесплотно-нежных объятиях, пьянит ароматом прохладного ветра и павших листьев...
Кто видел его маленькие кафе, всего на несколько посетителей, залитые лучами опускающегося диска Альмеи, обшитые полированным деревом, с ажурными белыми столиками и нежными бисквитами на блюдечках тончайшего фарфора, звонкого, словно серебряный колокол башни Ай-Ангерад?
Кто шёл его улицами, не в силах остановиться, влекомый простым изяществом невысоких домов и таинственной сказкой льющихся, словно музыка, переулков?..
Морай светел и чист, нет в нём ни суеты ни раздора, ни мёртвой тишины ни надоедливого шума человеческого безумия, зато через край - гармонии, покоя и красоты. Красоты не вычурно-роскошной и не музейно-мёртвой, о нет - но той, что иногда приходит к нам во снах, оставляя после себя горько-сладостное ощущение прикосновения к чему-то несбыточному.
Таков этот город той осенью, что властвует над четвертью года.
Таков же он и той порой увядания, что властвует надо всем человечеством, унося в прошлое счастливые улыбки и громкий смех.
***
- Ты уходишь.
Ни тени упрёка в печальном голосе, только ноты беззвучно рвущихся струн.
- Завтра утром корабли взлетают из Амальдора.
- Надолго?
- Через три года мы должны возвратиться.
- Должны...
Слово перекатывается, словно шершавый камень. Неуместное, тяжёлое слово.
Наверху лестницы, окутанный ореолом тёплого сияния, стоит человек. Окно за его спиной наполнено увядающим светом, и не видно черт лица, лишь тёмный силуэт на фоне блистательного заката.
- Тебе плохо.
- Да.
- Я не хочу этого... Но остаться нельзя. Ты знаешь.
- Знаю. Видишь - даже не плачу. - Она улыбнулась и лёгкий смех со звоном рассыпался по ступеням. - С этим ничего нельзя сделать. Тяжело, противно и грустно. Даже сказать... Сейчас... Представляешь - нечего.
- Вернись по своим следам. Никогда не поздно порвать цепь событий.
- "Следы мои ведут в увядший сад"?.. Нет... Ты уйдёшь по дороге в холод, но вперёд. Я не хочу повернуть обратно.
- Теперь моя очередь улыбаться. Мы позволяем себе слишком далеко уплывать от берегов твёрдой реальности. Не грусти - мы всего лишь люди.
Он повернулся лицом к окну и сцепил руки на затылке.
- Скрываешь незнание, правда?
- Правда. Только не скрываю. Если в нашей жизни слишком сложно понимать свои чувства, если они действительно стали такими сложными - можно не обращать внимания и придумывать себе другие. Простые. Хотя бы страх. Это лучше, чем неподъёмный груз зашифрованных мороков.
- Если бы я могла...
Он сошёл с лестницы и обнял девушку. Чёрные волосы рассыпались по плечам.
- Должны же мы что-нибудь ощущать? Ты вот тёплая, например.
- А ты живой... Надеюсь, таким и останешься. Тогда всё будет просто... Вернее, так же сложно, как раньше, но к этому я привыкла.
- Хватит уныния. Лучше бы возмущалась моей бесцеремонностью. Пойдём есть?
- Пойдём. Бесцеремонный... Только попробуй завтра не улететь.
***
Первые лучи рассвета тихонько прокрались на вершины окружающих Морай гор, окутав контур хребта новорождённым сиянием, и вдруг заблистали, вырвались на свободу, оттеняя лежащее внизу царство синих теней и утренней тишины. Медитативное спокойствие гор, с головы до ног укутанных покрывалом древних лесов, уже избавилась от владычества ночи, но ещё не вошло в победоносную империю дня, оставаясь зыбко-независимым от сменяющих друг друга стихий. Уже замолкли притягательные, словно зов неведомых далей, голоса ночных птиц, но ещё не зазвенели, переливаясь под синью неба, звонкие песни их утренних сменщиков; уже вернулись в тайные норки осторожные ночные зверюшки, но ничьи мягкие лапы, настороженные уши и любопытные глаза ещё не приняли вахту на туманных тропинках; наступил колдовской час, в который можно гулять по склонам, наслаждаясь пустотой, одиночеством и беззвучной притягательностью леса, гулять, не в силах насладиться его хрупкой и величественной красой.
Невысокая фигурка, молчаливая и неподвижная, застыла по колено в траве. По левую руку от неё светлел спящий город, по правую - вставала Альмея, а прямо впереди, из-за синеватого отрога, возносилась к небу стройная колонна, хрупкая и очень чужая. Она взлетала в тишине, матово-серебристая, такая невесомая на вид, что казалось - хватит одного порыва ветра, чтобы опрокинуть навзничь творение человеческих рук. Девушка протянула ладонь и корабль поместился в неё целиком, весь километр, от стреловидного верха до стремительных эмиттеров поля. Чуть пошевелила рукой - словно погладив невесомым касанием. Прошла минута - звёздный странник растаял в вышине, растворился следи бледно-голубой бездны, рука, провожавшая его в путь, бессильно упала.
В лесу раздались первые голоса птиц.
***
Три корабля поднялись в небо той осенью, покинули свой дом, унося к далёким звёздам огоньки незаметных на холсте вселенной человеческих душ. Самая совершенная эскадра из всех, что создавались до этого, присоединилась к борьбе, смысл и рисунок которой едва ли осознавал кто-то из оставшихся ждать. Не просто машины, не просто чья-то воля - частью своего мира были они, гармонию, красоту, тень неведомой тайны несли серебряные стрелы в пронизанную лучами пустоту космоса.
Протекло время. Кто-то сравнивает его с рекой, но более всего было оно похоже на сад - сад, что увядает поздней осенью и возрождается с приходом весны. В свой черёд раскрывали прекрасные головки цветы, листья меняли цвет с нежно-зелёного до пергаментного, летели над белой землёй прекрасные и неживые кристаллы застывшей воды, а сады продолжали стоять и ничего не менялось в Морае, чудесном городе, вдруг опустевшем для чьих-то глаз.
Следы мои ведут в увядший сад
Где листья снов усеяли тропинки
Где в озере видны стекляшки-льдинки
Воспоминаний, стёрших путь назад...
Время не ждёт, не уходит и не исчезает. Время - это сад. Иногда он похож на лабиринт, выточенный из тонких пластин звенящего хрусталя, иногда - на прямую аллею, то освещённую ярким солнцем, то скрывшуюся в тени густых крон. А впрочем...
***
Стояло лето. Восхитительное тёплое лето, рассыпавшее по живым изгородям мириады ярких цветов, лето холодного лимонада в высоких бокалах, лето журчащей воды, соломенных шляп, купальников, улыбок и тысяч маленьких, незаметных чудес. Улицы Морая впитывали живительный свет, распахивали двери в прохладу уютных ресторанчиков, стелились под ноги путешественников и молчаливо здоровались со всеми, кто имел возможность по ним пройти. Если есть где-то в этой реальности счастье - оно поселилось именно здесь.
И только одни глаза, одни тёмные глаза видели лишь пустоту и волшебный Морай не в силах был заглянуть в них, утешить и смыть тоску. Эти глаза не видели города, но город тосковал без их взгляда.
Снова менялось время. Сады одевались парчой, потом погружались в траур, но всё это - словно среди острых граней стекла, то прозрачного, то дымчато-серого. Не было счёта дням, не было разницы между реальностью и иллюзией, лишь одно волшебство сменилось другим, отвоевав кусочек мира, принадлежащий единственному человеку.
Звенели, сталкиваясь, осколки стекла, вяли под холодным дыханием розы, вода в пруду покрывалась тонкими льдинками и по утрам блестела замысловатым узором.
Снова, снова и снова.
Белый-белый, нетронутый никем снежный склон пересекла цепочка следов. Было холодно, ветер срывал снежинки то с облаков, то с земли, и нёс их куда-то, напевая унылую песню зимы. Замер, погрузился в сон под снежным саваном лес, замёрзло небо, став серым, пустым и совершенно безликим.
Там, в этом небе, отделившись вдруг от бесцветной бездны, соткавшись из марева облаков, появился стройный корабль.
Ждал ли его кто-то через двадцать незаметно прошедших лет? Кто-то, стоя на снегу, ждал.
А может, это всё ей просто привиделось.