Немного поэзии

[eiskaltburg]

Есть польза от литературоведения: ещё раз перечитал любимые стихи, выбирая десять из них для анализа

Валерий Яковлевич Брюсов

К русской революции

Ломая кольцо блокады,
Бросая обломки ввысь,
Все вперед, за грань, за преграды
Алым всадником – мчись!

Сквозь жалобы, вопли и ропот
Трубным призывом встает
Твой торжествующий топот,
Над простертым миром полет.

Ты дробишь тяжелым копытом
Обветшалые стены веков,
И жуток по треснувшим плитам
Стук беспощадных подков,

Отважный! Яростно прянув,
Ты взвил потревоженный прах.
Оседает гряда туманов,
Кругозор в заревых янтарях.

И все, и пророк и незоркий,
Глаза обратив на восток, —
В Берлине, в Париже, в Нью-Йорке, —
Видят твой огненный скок.

Там взыграв, там кляня свой жребий,
Встречает в смятеньи земля
На рассветном пылающем небе
Красный призрак Кремля.

4 декабря, 1920

Ахиллес у алтаря

Знаю я, во вражьем стане
Изогнулся меткий лук,
Слышу в утреннем тумане
Тетивы певучий звук.

Встал над жертвой облак дыма,
Песня хора весела,
Но разит неотвратимо
Аполлонова стрела.

Я спешу склонить колена,
Но не с трепетной мольбой.
Обручен я, Поликсена,
На единый миг с тобой!

Всем равно в глухом Эребе
Годы долгие скорбеть.
Но прекрасен ясный жребий —
Просиять и умереть!

Мать звала к спокойной доле...
Нет! не выбрал счастья я!
Прошумела в ратном поле
Жизнь мятежная моя.

И вступив сегодня в Трою
В блеске царского венца, —
Пред стрелою не укрою
Я спокойного лица!

Дай, к устам твоим приникнув,
Посмотреть в лицо твое,
Чтоб не дрогнув, чтоб не крикнув,
Встретить смерти острие.

И, не кончив поцелуя,
Клятвы тихие творя,
Улыбаясь, упаду я
На помосте алтаря.

27 января 1905

Николай Семёнович Тихонов

Перекоп

Катятся звезды, к алмазу алмаз,
В кипарисовых рощах ветер затих,
Винтовка, подсумок, противогаз
И хлеба - фунт на троих.

Тонким кружевом голубым
Туман обвил виноградный сад.
Четвертый год мы ночей не спим,
Нас голод глодал, и огонь, и дым,
Но приказу верен солдат.

"Красным полкам -
За капканом капкан..."
...Захлебнулся штык, приклад пополам,
На шее свищет аркан.

За море, за горы, за звезды спор,
Каждый шаг - наш и не наш,
Волкодавы крылатые бросились с гор,
Живыми мостами мостят Сиваш!

Но мертвые, прежде чем упасть,
Делают шаг вперед -
Не гранате, не пуле сегодня власть,
И не нам отступать черед.

За нами ведь дети без глаз, без ног,
Дети большой беды;
За нами - города на обломках дорог,
Где ни хлеба, ни огня, ни воды.

За горами же солнце, и отдых, и рай,
Пусть это мираж - все равно!
Когда тысячи крикнули слово: "Отдай!" -
Урагана сильней оно.

И когда луна за облака
Покатилась, как рыбий глаз,
По сломанным рыжим от крови штыкам
Солнце сошло на нас.

Дельфины играли вдали,
Чаек качал простор,
И длинные серые корабли
Поворачивали на Босфор.

Мы легли под деревья, под камни, в траву,
Мы ждали, что сон придет,
Первый раз не в крови и не наяву,
Первый раз на четвертый год...

Нам снилось, если сто лет прожить -
Того но увидят глаза,
Но об этом нельзя ни песен сложить,
Ни просто так рассказать!

1922

Николай Степанович Гумилев

Наступление

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Поэма начала. Песнь первая.

Из-за свежих волн океана
Красный бык приподнял рога,
И бежали лани тумана
Под скалистые берега.
Под скалистыми берегами
В многошумной сырой тени
Серебристыми жемчугами
Оседали на мох они,
Красный бык изменяет лица:
Вот широко крылья простерла
И парит, огромная птица,
Пожирающая простор.
Вот к дверям голубой кумирни,
Ключ держа от тайн и чудес,
Он восходит, стрелок и лирник,
По открытой тропе небес.
Ветры, дуйте, чтоб волны пели,
Чтоб в лесах гудели стволы,
Войте, ветры, в трубы ущелий,
Возглашая ему хвалы!

Освежив горячее тело
Благовонной ночною тьмой,
Вновь берется земля за дело
Непонятное ей самой.
Наливает зеленым соком
Детски-нежные стебли трав
И багряным, дивно-высоким,
Благородное сердце льва.
И, всегда желая иного,
На голодный жаркий песок
Проливает снова и снова
И зеленый и красный сок.
С сотворенья мира стократы,
Умирая, менялся прах,
Этот камень рычал когда-то,
Этот плющ парил в облаках.
Убивая и воскрешая,
Набухать вселенской душой,
В этом воля земли святая,
Непонятная ей самой.

Океан косматый и сонный,
Отыскав надежный упор,
Тупо терся губой зеленой
О подножие Лунных Гор.
И над ним стеною отвесной
Разбежалась и замерла,
Упираясь в купол небесный,
Аметистовая скала.
До глубин ночами и днями
Аметист светился и цвел
Многоцветными огоньками,
Точно роем веселых пчел.
Потому что свивал там кольца,
Вековой досыпая сон,
Старше вод и светлее солнца,
Золоточешуйный дракон.
И подобной чаши священной
Для вина первозданных сил
Не носило тело вселенной,
И Творец в мечтах не носил.

Пробудился дракон и поднял
Янтари грозовых зрачков,
Первый раз он взглянул сегодня
После сна десяти веков.
И ему не казалось светлым
Солнце, юное для людей,
Был как будто засыпан пеплом
Жар пылавших в море огней.
Но иная радость глубоко
В сердце зрела, как сладкий плод.
Он почуял веянье рока,
Милой смерти неслышный лет.
Говор моря и ветер южный
Заводили песню одну:
– Ты простишься с землей ненужной
И уйдешь домой, в тишину.
– О твое усталое тело
Притупила жизнь острие,
Губы смерти нежны, и бело
Молодое лицо ее.

А с востока из мглы белесой,
Где в лесу змеилась тропа,
Превышая вершину леса
Ярко-красной повязкой лба,
Пальм стройней и крепче платанов,
Неуклонней разлива рек,
В одеяньях серебротканных
Шел неведомый человек.
Шел один, спокойно и строго
Опуская глаза, как тот,
Кто давно знакомой дорогой
Много дней и ночей идет.
И казалось, земля бежала
Под его стопы, как вода,
Смоляною, доской лежала
На груди его борода.
Точно высечен из гранита,
Лик был светел, но взгляд тяжел,
– Жрец Лемурии, Морадита,
К золотому дракону шел.

Было страшно, точно без брони
Встретить меч разящий в упор,
Увидать нежданно драконий
И холодный и скользкий взор.
Помнил жрец, что десять столетий
Каждый бывший здесь человек
Видел лишь багровые сети
Крокодильих сомкнутых век.
Но молчал он и черной пикой
(У мудрейших водилось так)
На песке пред своим владыкой
Начертал таинственный знак:
Точно жезл во прахе лежавший,
Символ смертного естества,
И отвесный, обозначавший
Нисхождение божества,
И короткий; меж них сокрытый,
Точно связь этих двух миров…
– Не хотел открыть Морадита
Зверю тайны чудесной слов.

И дракон прочел, наклоняя
Взоры к смертному в первый раз:
– Есть, владыка, нить золотая,
Что связует тебя и нас.
Много лет я провел во мраке,
Постигая смысл бытия,
Видишь, знаю святые знаки,
Что хранит твоя чешуя.
– Отблеск их от солнца до меди
Изучил я ночью и днем,
Я следил, как во сне ты бредил,
Переменным горя огнем.
– И я знаю, что заповедней
Этих сфер и крестов, и чаш,
Пробудившись в свой день последний,
Нам ты знанье свое отдашь.
Зарожденье, преображенье
И ужасный конец миров
Ты за ревностное служенье
От своих не скроешь жрецов.

Засверкали в ответ чешуи
На взнесенной мостом спине,
Как сверкают речные струи
При склоняющейся луне. —
И, кусая губы сердито,
Подавляя потоки слов,
Стал читать на них Морадита
Сочетанье черт и крестов.
– Разве в мире сильных не стало,
Что тебе я знанье отдам?
Я вручу его розе алой,
Водопадам и облакам;
Я вручу его кряжам горным,
Стражам косного бытия,
Семизвездию, в небе черном
Изогнувшемуся, как я;
Или ветру, сыну Удачи,
Что свою прославляет мать,
Но не твари с кровью горячей,
Не умеющею сверкать! —

Только сухо хрустнула пика,
Переломленная жрецом,
Только взоры сверкнули дико
Над гранитным его лицом
И уставились непреклонно
В муть уже потухавших глаз
Умирающего дракона,
Повелителя древних рас.
Человечья теснила сила
Нестерпимую ей судьбу,
Синей кровью большая жила
Налилась на открытом лбу,
Приоткрылись губы, и вольно
Прокатился по берегам
Голос яркий, густой и полный,
Как полуденный запах пальм.
Первый раз уста человека
Говорить осмелились днем,
Раздалось в первый раз от века
Запрещённое слово: Ом!

Солнце вспыхнуло красным жаром
И надтреснуло. Метеор
Оторвался и легким паром
От него рванулся в простор.
После многих тысячелетий
Где-нибудь за Млечным Путем
Он расскажет встречной комете
О таинственном слове Ом.
Океан взревел и, взметенный,
Отступил горой серебра.
Так отходит зверь, обожженный
Головней людского костра.
Ветви лапчатые платанов,
Распластавшись, легли на песок,
Никакой напор ураганов
Так согнуть их досель не мог.
И звенело болью мгновенной,
Тонким воздухом и огнем
Сотрясая тело вселенной,
Заповедное слово Ом.

Содрогнулся дракон и снова
Устремил на пришельца взор,
Смерть борола в нем силу слова,
Незнакомую до сих пор.
Смерть, надежный его союзник,
Наплывала издалека.
Как меха исполинской кузни,
Раздувались его бока.
Когти лап в предсмертном томленьи
Бороздили поверхность скал,
Но без голоса, без движенья
Нес он муку свою и ждал,
Белый холод последней боли
Плавал по сердцу, и вот-вот
От сжигающей сердце воли
Человеческой он уйдет.
Понял жрец, что страшна потеря
И что смерти не обмануть,
Поднял правую лапу зверя
И себе положил на грудь.

Капли крови из свежей раны
Потекли, красны и теплы,
Как ключи на заре багряной
Из глубин меловой скалы.
Дивной перевязью священной
Заалели ее струи
На мерцании драгоценной
Золотеющей чешуи.
Точно солнце в рассветном небе,
Наливался жизнью дракон,
Крылья рвались по ветру, гребень
Петушиный встал, обагрен.
И когда без слов, без движенья,
Взором жрец его вновь спросил
О рожденьи, преображеньи
И конце первозданных сил,
Переливы чешуй далече
Озарили уступы круч,
Точно голос нечеловечий,
Превращённый из звука в луч.

Александр Сергеевич Пушкин

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.

С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.

С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.

Проводил он целы ночи
Перед ликом пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.

Полон верой и любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei кровью
Написал он на щите.

Между тем как паладины
В встречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам,

Lumen coelum, sancta Rosa!
Восклицал всех громче он,
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.

Возвратясь в свой замок дальный,
Жил он строго заключен,
Всё влюбленный, всё печальный,
Без причастья умер он;

Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:

Он-де богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.

Но пречистая сердечно
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.

БезЛика

Девочка

Смешная маленькая девочка
Стоит одна среди толпы...
Смешная маленькая девочка
Намного сильнее, чем я или ты...

Душа этой маленькой девочки
Прозрачней стекла, хрусталя и воды...
И чувствует эта смешная девочка
Гораздо острее, чем я или ты...

В улыбке она видит зависть и злость,
Она видит руки по локоть в грязи...
А вместо любви - голую кость,
Что обглодали я или ты...

Смешная маленькая девочка
Стоит и держит в руке цветы...
Глаза этой маленькой девочки
Следят, как давимся я или ты...

Давай, попробуй закрыть ей глаза,
Ломай ее пальцы, комкай цветы...
Она не поймет смысла нашего зла,
Она выше дерьма, как я или ты...

И эта смешная сильная девочка
Будет стоять среди НАШЕЙ толпы...
Стоять и прощать страх перед ней
Уродов, как я и уродов, как ты...

Юлия Криницкая

Инквизитор

Ему вырвано время
Между светом и мраком.
Непосильное бремя
Жить под огненным знаком.
Не живым и не мёртвым,
Под крестом, но без славы.
И с клинком вечнотвёрдым
Из антарного сплава.
Убивать свои чувства,
Что уже не проснутся,
Чтоб в душе было пусто,
А в пути не - споткнуться.
Пусть сожжённые грезы
Под шипами подошвы
Превращаются в слёзы,
Растворяются в прошлом.
А пока – только время,
Чтоб создать справедливость,
А греховное племя
От клинка не укрылась;
Чтобы выжечь иное
Императорским знаком
И сражение с тьмою
Увенчать своим флагом.
Пусть умершие чувства
Твердь души обнажают.
Не смешно и не грустно.
Пусть враги проклинают…
Он создал свое время
Между светом и тьмою.
Непосильное бремя
Оставаться собою.
Ныне он – инквизитор,
Воплощение света.
Не живой, не забытый,
Рука об руку с ветром…
Сталь послушно карает,
Ересь впала в смятенье.
Красный след отмечает
Путь её отступления.
Фальшион звонкой песней
Заменяет молитвы.
Провожу вас до бездны
Под звучание битвы!

Утро один на один

Раскинет заря алым шелком
На краешке неба шатёр,
Луч солнца горящей иголкой
Вонзится в холодный простор.
Я жду - в серых лентах рассвета,
Что шаг разобьет тишину,
А тень твоего силуэта
Скользнет по шуршащему мху…
Как запахом пряные листья
Окутают полы плаща,
Замечутся светлые блики,
На сером клинке трепеща.
Нарушь же минуты молчанья!
Скажи, что забыл и простил.
Но ты, в этом тихом прощанье
Не ведаешь, что значит мир.
Вот росчерк сияющей стали
Гармонию леса рассёк.
В глазах только отсвет печали,
В душе только горький упрек.
Не страшно ни смерти, ни боли,
Да смерть без борьбы не сладка.
Две силы, две правды, две воли,
Два тонких напева клинка.
Не чтобы простить и вернуться,
Мы встретили эту зарю,
А чтоб в этот бой окунуться,
В котором сейчас я горю.
Кровь алыми каплями чертит
В траве полыхающий след.
Мы будем сражаться до смерти
За право увидеть рассвет.
А солнце смеётся над песней
Седеющей стали клинков,
И мечется ветер над лесом,
Неся её в край облаков…
Скрещение звонким распевом
Уносится в синюю даль.
Пусть сполохи нашего гнева
Исторгнут из сердца печаль.
А танец мечей полон силы,
Твой выпад-защита-удар!
И скоро лесная могила
Получит от нас щедрый дар.
Удары приносят победу,
Клинок опустился к ногам
И синее зеркало неба
Расколется напополам…

Т. Кухта

Пеленнор

Когда мы умираем, над нами гаснут звезды,
И ветер гонит тучи, дыханье леденя,
И тишина такая, что слышно очень просто
Предсмертное хрипенье убитого коня.
Когда мы умираем, взрываются планеты,
Блеснув межзвёздной пылью в небесной пустоте.
Они возникнут снова - зелёные, живые,
Без нас - опять прекрасные, и всё-таки - не те.
Когда мы умираем, меняют лик созвездья,
И новыми глазами глядят издалека,
И в этом новом мире сжимается вселенная
До тоненькой травинки у мёртвого виска.