Белое вино неожиданно хорошо гармонирует с финиками, да простится мне это потакание низменной плоти. Обнаружено множество еретических культов, но все - мелки и никчемны. Лоссэн фон Карштайн.
Отбываю с инспекцией в Нижний Новгород. О выявленных культах сообщу позднее. В крайнем случае, запрошу орбитальный удар по городу. Интересно, в купе бывают розетки? Не помню. А то батарей ноутбука хватит лишь на пару часов, дальше же начнётся скука, скрашиваемая разве что вкусной колбасой... Во имя Императора, Лоссэн фон Карштайн, инквизитор Ордо Ксенос.
P. S. Дознаватель, не забудьте мои инструменты, иначе я забуду ваш билет и вам придётся ехать на крыше.
Интересно, это теперь так модно среди девушек - одевать низко сидящие джинсы и коротенькую маечку, между которыми наружу свисают пласты жира? Неужели они настолько тупы, что не осознают - подобные "прелести" вызывают одно только отвращение? Не понимаю.
(Сколько, оказывается, этих клочков накопилось... Превратить их в рассказ, что ли? Хотя с моими способностями... )
Багровые стяги.
Видишь, как пылает столица? Днём – мрачным пламенем стягов, развевающихся на каждой башне, на каждом государственном здании. Ночью – яркими огнями газовых факелов, словно бросая вызов врагу – идите, попытайтесь расчертить наше небо своими крыльями! Оттого может показаться человеку стороннему, будто праздник царит в Империи – колышутся на ветру полотнища, танцуют под ветром флаги, пляшет огонь на стройных иглах колонн… Да только нет в столице сторонних людей. Из сотен тысяч, пульсирующих, будто кровь в сердце города, каждый знает – война, не радость, багрянцем красит дворцы и площади. Эти стяги не будут спущены, покуда враг не падёт. Эти факелы не погаснут, пока стальной шторм уносит жизни имперских солдат. Сила государства – в его народе. Золото можно иметь и земли, недрами да лесами богатые, оружие смертоносное, крепости неприступные – не будет иметь силы твоя страна, если живут в ней люди низкие, духом слабые. Лишь там, где могуч духом народ, твёрдой стали подобен, там, где воин в почёте, а не торгаш и шут – станет власть крепкая, сила правая. Потому и стоит Империя, потому светлы лица рабочих в полных лязгом цехах, потому бесстрашны и умелы её солдаты – знает каждый, что Империя – это он. Грозной тенью встаёт она за спиной гражданина, укрывает от бурь и помогает в пути. А выпадает час битвы – гражданин обращается в её меч и щит, воодушевленный своим великим предназначением. Молотом истории скована, в крови закалена эта цепь. Покуда она крепка – Империю не сломить.
В этих стенах голоса кажутся неуместными. Здесь надо молчать, просто молчать, ощущая всем телом средоточие силы и власти, душу Империи. Разумеется, если ты – не один из тех, кто сам является властью. Алые знамёна с чёрным орлом спускаются с потолка до пола, где блестит полировкой драгоценный паркет. Длинный, монументальный стол из чёрного дерева в центре зала. Тени скрадывают мраморные украшения и лепнину, настенные плафоны не в силах их разогнать. За столом – шестеро. От их решений зависит судьба страны, и тяжесть этой ноши видна на каждом. Человек, сидящий во главе, положив подбородок на сомкнутые руки, шевельнулся и кашлянул. Морщины не сумели испортить его лица, а седина так и не запятнала тёмных волос. Шестидесятилетний, он выглядел на сорок. Будучи императором, носил простой мундир полковника гвардии. - Герр Веренс, сообщите нам то, что имеете рассказать. Тихий голос делает центром внимания человека, сидящего справа от императора. Веренс дер Лихт, начальник Имперской тайной службы, выглядит спокойнее всех и говорит таким будничным тоном, словно сообщает сводку погоды. - Сегодня, в течение ночи, на передовой аэродром республиканской армии в Бригсен прибыли две воздушных баталии тяжёлых бомбардировщиков «Покоритель». Всего пятьдесят машин. Прибытие на соседние аэродромы эскортных сил ожидается в течение ближайшей недели. У меня всё. Он откинулся в кресле с видом человека, исполнившего тяжёлый долг. К этой манере начальника разведки давно привыкли: он один мог делать вид, что прямые и жёсткие церемониальные спинки являются верхом удобства и скучающим голосом объявить о раскрытии заговора, но избранные знали, что под маской равнодушия ни на мгновение не прекращается работа, подчас совершенно не связанная с текущим обсуждением дел. - Я бы хотел услышать ваши мнения по этому поводу. Император обманчиво мягок. Слишком мягок и слишком тих – а оттого внушает страх, ибо неизвестно, когда и как упакованный в железо воли ураган вырвется на свободу. Они молчат – и начальник объединённого штаба, и министр обороны, и глава имперского исполнительного комитета. Всё ясно без слов, но император требует ответа, а требование императора есть закон. Начальник штаба сдвинул брови и окинул взглядом сидящих. - От Бригсен до Авенрейна восемь часов полёта. Кроме того, в зоне досягаемости оказывается около половины промышленных предприятий и прииски в Айма-Норде. Таким образом, расценивать размещение «Повелителей» на этом аэродроме иначе как подготовку к вторжению я не могу и не стану. Ему не возразили. - Нота протеста может быть подготовлена уже через два часа. Я бы рекомендовал воспользоваться наиболее жёсткими формулировками, вплоть до разрыва торговых отношений. Министр внешней политики выпрямился, привлекая внимание. - Невер, наши ноты для Республики – чуть больше, чем пустой звук, и чуть меньше, чем бумага, на которой они отпечатаны. Конечно, мы можем подкрепить их мобилизацией, но даже в этом случае… - министр обороны вздохнул – вряд ли они изменят своё решение. Серебро на волосах, сталь в голосе – начальник штаба говорит резко и размеренно, будто штампует каждое слово. - Вне зависимости от того, какое решение будет принято, следует немедленно подготовить контрмеры военного характера, вплоть до превентивного удара по Бригсен. Для этого предлагаю выделить силы в составе… - Подождите, Эрвальд. Император встал и повернулся спиной к сидящим. - Думаю, будет справедливо, если я озвучу то, о чём вы молчите. Мы на пороге войны. Он снова повернулся, заглядывая в глаза каждому участнику совещания. - Мы на пороге войны, и если не хотим, чтобы наши города пылали в огне – должны начать её первыми. Да, вы не ослышались. Я приказываю приступить к выполнению плана «Северный дракон» и уничтожить угрозу нашим границам. Император сел, устало опустив голову. - Подготовьте промышленность и армию. Оставляю это на вас. Голос зазвучал ещё тише, чем прежде. - Я надеюсь, вы понимаете, что эта война не будет похожа ни на одну из прошлых. Понимаете, насколько тяжело мне сейчас говорить об этом. Но ответственность за жизни, которые погибнут из-за сказанных сейчас слов, я возьму на себя. Он снова выпрямился, сверкнув глазами, словно сошёл со своего собственного портрета. Голос отвердел и возвысился. - Мы победим. Слава Империи! Ответом ему прозвучали пять голосов.
Reichshimmelskrieger.
Таверна выдыхает в ночь шум застолья и яркий свет, а со стороны, из теней, сковавших пустую улицу, раздаётся слитный звук тяжёлых шагов. Мягко, но уверенно, десять сапог встречаются с мостовой, выбивая из неё едва заметную дрожь. Синие мундиры, ручные пулемёты и серебряные орлы на фуражках. Военный патруль. Тени за их спинами – не просто щупальца темноты. Это души расстрелянных по законам военного времени, без следствия и суда. Именно так, наверное, сказал бы мистик-писатель, повстречайся он здесь в сей час. Командир прислушался к громким возгласам, махнул рукой и пять молчаливых фигур двинулись в сторону таверны, украшенной чугунными фонарями. Маринген пил. Совершенно сознательно и без каких-либо угрызений совести. Виноградная кровь расплёскивалась по стенкам бокала, кругом шумели товарищи по крылу и сам он, временами, вставал, объявляя очередной тост – но всё это происходило будто бы с другим человеком. Второй находился в коконе тишины, в мире, границы которого состояли из размытых движений и бликов света на хрустале. Сколько из тех, что сидят рядом с ним за столом он знает больше месяца? Наберётся едва ли треть. Сколько из них останутся живы через месяц? Навряд ли больше. Вчера из Академии, завтра – во тьму. На них с опаской косятся посетители. Они не жалеют золота – мертвецам оно ни к чему. Они не думают о том, что завтра кончится увольнительная. Их жизнь – сегодняшний день, такая уж судьба у «горных драконов» Империи. Сейчас ты весел и пьян, а через сутки - вихрем горящих обломков встретишь объятья скал. - Эй, хозяин! Кто-то из молодых лейтенантов привстал и машет рукой. - «Бергстау», и побольше! Светлые волосы и улыбка. А глаза чужие, холодные – словно родились не на этом лице. Его «Драхе» успел станцевать со смертью над Великим хребтом, успел обменяться свинцовыми поцелуями с «орлами» Республики и сумел пока избежать последней встречи со склоном гор. А вот душу пилота он защитить уже не сумел. Кусок её навечно остался там, в карусели огня и ветра. - Маринген, хватит строить из себя почтенного профессора философии! Его увесисто хлопнули по плечу. - Расскажи лучше, как ты в тот раз… Двери распахнулись. Патруль не вошёл – вкатился слаженно в залу, скользя по сторонам равнодушными взглядами. Пилоты разом замолчали, повернувшись в сторону новоприбывших. Маринген мысленно усмехнулся. Одно неверное движение - будет драка. «Драконы» народ горячий, на проверке документов кто-то точно не выдержит, двинет «синему» в лицо, а там пойдёт… До трибунала, конечно, не доведут – выговор, жалованье урежут… Он медленно поднялся с места – безупречно чистый чёрный мундир, прямая спина - словно кто-то другой пил весь вечер, убивая время и мысли. - А не выпьют ли с нами уважаемые патрульные, раз уж заглянули на огонёк? Мы тут празднуем на дорогу, но местечко всегда найдётся – он мотнул головой назад, где ухмыляющиеся офицеры сдвигали стулья. – Ну как, неужто откажетесь? Повисла тишина. Прозрачно-голубые глаза, в которых мешались насмешка и равнодушие, встретили холодный серый металл. Один привык смотреть в лицо смерти через прицел, зная, что она смотрит на него с другой стороны. Через глаза другого смерть сама смотрела на тех, чей жизненный путь подошёл к безвременному концу. Прошло мгновение, затем капитан патруля чуть наклонил голову, и все пятеро вышли обратно в ночь. Веселье снова вошло в привычную колею, а Маринген вспоминал жёсткие, невыразительные черты капитана, размышляя, кому из них двоих больше не повезло. Потом махнул рукой, рассмеялся и присоединился к друзьям, ведущим свою маленькую войну с многочисленными бутылками. Мелькнула и растворилась запоздалая мысль – а ведь настоящий бой со смертью они выдерживают не взлетая к небу, нет - сейчас, именно сейчас они не уступают ей ни на шаг… По улицам города шагал военный патруль. Капитан, идущий впереди, знал – завтра тяжёлые «Драхе» снова взмоют над Великим хребтом, чтобы встретить рвущиеся на запад эскадрильи Республики. Нырнут навстречу сотням пулемётов и пушек, полыхнут пламенем, отправляя громоздкие бомбардировщики в последний дымный полёт. Назад вернутся немногие, потому что сбить врага – важнее, чем уцелеть самому. Потому что пятнадцать тонн взрывчатки не должны упасть с неба на заводы и города Империи.
Reichspanzertruppen.
Бесконечная песня цикад. Безлунная ночь. Тёмный штабной фургон. Тёмный? Нет, не совсем. Офицеры и адъютанты специальным приказом отправлены спать, но в углу горит свеча, освещая коленопреклонённую фигуру. Штурм-командорский мундир, непокрытая голова. Никто и никогда не видел его молящимся, никто и никогда не увидит впредь. Но сегодня... Сегодня особый случай. Он не просит победы. Побеждать - задача командиров и их солдат. Он просит всего несколько минут - несколько лишних минут жизни для тех, кто завтра в первых рядах отправится штурмовать перевал. Пусть туман продержится до утра. Пусть танки успеют выйти на дистанцию выстрела...
***
Экипаж не спит. Механик пишет письмо, наводчик и заряжающий режутся в карты, водитель в сотый раз чистит любимый неуставной пистолет... В самом деле - глупо спать в свою последнюю ночь. Глупо спать, когда командир танка получил из рук штурм-командора Боевой Стяг Первой армии. Завтра этот стяг украсит головной танк колонны, рвущейся к неприступному перевалу. Великая честь - и верная смерть. Странно думать о себе, как о мёртвом. Семьи получат двойное содержание, а их дома украсят чёрные ленты с надписью "Смерть за Империю"... Почему же нет воодушевления? Почему нет страха? Разве так должен чувствовать себя настоящий солдат? Кто знает... Завтрашний день должен стать днём победы, иначе и быть не может. Всё остальное - неважно.
***
Когда утром в расположении Имперской армии взревели моторы, над перевалом стоял туман. Один за другим тяжёлые танки выстраивались в колонну, образуя шеренги по четыре машины, и замирали, ожидая приказа. Не было ни напутственных речей, ни песен, ни артподготовки. Быстрый, самоубийственный штурм. Единственный шанс поставить упорного врага на колени. Ради этого сегодня не жалели ни технику, ни людей. Штурм-командор оглядывал колонну с чувством гордости и надежды. Шестидесятитонные "Риттеры" - краса и гордость бронетанковых войск. Такие могучие... Такие хрупкие... Сегодня их сила - не в толстой броне, а в бьющихся под ней сердцах имперских солдат. Они, живые, ведомые чувством долга - настоящий двигатель и оружие танка. Без них - это всего лишь гора бесполезной стали... Пора. Медленно набирая скорость, стальной таран устремился вверх по дороге, навстречу дзотам и артиллерийским башням Королевского перевала.
***
Красноватое солнце, висящее над бескрайней землёй, освещало изуродованный воронками, усыпанный корпусами сгоревшей техники и трупами людей перевал. Бетонные укрепления, закопчённые, в оспинах от попаданий снарядов, молчали, отдав всю душу на алтарь ускользнувшей победы, и чёрные провалы бойниц, ещё недавно изрыгавшие ураганный огонь, теперь казались глазами трупа. Имперская армия, огнём и сталью прорубившая себе дорогу на оперативный простор, широким фронтом разливалась по равнине, рыча моторами и лязгая гусеницами. На середине перевала, между двух орудийных дзотов, застыл искорёженный до неузнаваемости танк. Даже теперь, обугленный, пробитый снарядами, изувеченный, он внушал благоговейный трепет своим бесстрашием и упорством. Опалённый Боевой Стяг был бережно снят, и теперь находился в штабе армии, в одночасье став драгоценной реликвией. От солдат, до последнего продолжавших бой на горящей машине, остались только стальные личные знаки. Чуть поодаль, разодранный, словно когтями исполинского зверя, окончил свой путь "Рейхсриттер" со штурм-командорским орлом на башне. Двухсотдвадцатимиллиметровый снаряд мортиры, посланный наудачу в середину пробивающейся вперёд колонны, попал точно в крышу, не оставив никаких шансов ни машине, ни экипажу. Для Империи этот день стал переломным во всей войне. В столице праздновали победу...
***
Северный путь.
Разбитая дорога, оставшаяся ещё со времён Содружества, пялилась в унылое небо глазами выбоин, полных мутной воды. Вездеход не спеша ковылял вперёд, то и дело проваливаясь колёсами в очередную яму и вздымая при этом фонтаны брызг. Вокруг, насколько позволяла видеть вуаль дождя, простиралась блеклая, поросшая жухлой травой равнина, только справа, далеко-далеко, угадывались тени гор – Аргая на здешнем наречии, Великого хребта – по имперски. Сзади послышались негодующие голоса – похоже, новый толчок рассыпал все фишки для Feldzug, любимой игры засевших в фургоне штабистов. Риннер им завидовал – «солдаты бумажных полей» проводили время гораздо веселее, чем он сам, в компании поглощённого дорогой водителя и молчаливого майора имперских бронетанковых войск. Майор был совсем как с плаката – орлиный взор, чёрное пальто, и даже фуражку, то и дело сбивающуюся от рысканий вездехода он не снимал, а тщательно поправлял с неизменным спокойствием. Интересно, к чему такая компания? Аналитический штаб знаменитой Первой Ударной, хоть и обновлённый наполовину, и штурм-аналитик, всего год как из Академии? Риннер скосил глаза на майора. Такого и спрашивать неудобно… - Герр Риннерлейн? Аналитик подавил в себе порыв подскочить и поплатиться за это неминуемой шишкой. - Можно просто Риннер, герр майор… - Крислейн дер Шрайм. Крис, если вам угодно. - Приятно познакомиться, эээ… Крис. - Мне тоже. Скажите, вас поставили в известность относительно нового назначения? - Нет. Имею указание прибыть в распоряжение тактического командора северной группы войск. - Вот как… Думаю, вам будет интересно узнать, что мы теперь в одной связке – образование аналитической группы при штабе Северной армии дело уже решённое. Северная армия… Больше не группа войск? Догадка была не из приятных, и Риннер ощутил холодок. - Это значит… Мы готовимся к новой войне? Придать голосу твёрдость потребовало некоторых усилий, но он решил эту маленькую задачу. - Я бы не стал пока говорить «война». Империя укрепляет свою обороноспособность на северных рубежах – ничего более. Майор тонко улыбнулся. Спокоен, как танк. Впрочем, тот, кто в стальной коробке шёл прямо на республиканскую артиллерию, должен обладать изрядным запасом прочности. Вот теперь становятся понятны разные мелочи – и КПП на дороге, и нашивки Службы Безопасности у водителя, и подписка о неразглашении… В голове всплыла памятная вплоть до мелких речушек карта – сколько ночей над ней проведено, вместо развесёлых походов по пивным и тавернам… Север Империи. Клин, зажатый между морем и Великим хребтом, похожий на острый кинжал… Пустынные земли, лишь кое-где – остатки дорог и поселений Содружества, да не нужный никому порт Донбург на побережье. С кем здесь воевать? Не с кем. Если только… Взгляд скользнул по воображаемой карте дальше на северо-запад, к большому архипелагу, к острову, кривому, изрезанному фиордами, к серым равнинам холодного взморья. - Норика? Восточный кусок Содружества? - Именно, Риннер. - Но это… Глупость, никак не меньше! - Там начались шевеления. Я не слишком осведомлён, но проблемы определённо возникли. - Тогда зачем нужен новый отдел? Организовать оборону побережья мог бы и штаб. - Штаб не хочет ограничиваться обороной. Стратегическая задача – очистить Северный путь и дойти до границ Республики. Взять их в клещи. - Это невозможно! - Разве так должен говорить офицер доблестных вооружённых сил нашей Империи? Взгляд майора посуровел, и теперь было не ясно, шутит он, или готов поднять вопрос о политической надёжности Риннера. А ведь может, и тогда – прощай армия, да здравствует мытьё посуды в ресторане, кому ещё нужен уволенный аналитик… - Имперский офицер должен сказать: это невозможно, но когда мы начнём? Крислейн дер Шрайм рассмеялся, и у Риннера отлегло от сердца. Вездеход катил на север, а навстречу ему летели плотные серые облака, подгоняемые холодным ветром.
История и причины войны.
Меня часто спрашивают, была ли неизбежна война? Разумеется, я отвечаю на этот вопрос утвердительно, и многих вполне устраивает такой ответ. Многих – но не всех. Для них, для этих пытливых умов, которые желают знать о первопричинах происходящего, я и постарался в доступной форме обобщить собранные мной сведения. Начнём, как водится, издалека, ибо лишь отдалившись, можем мы увидеть грандиозное историческое здание единым целым, и лишь затем приблизимся, чтобы рассмотреть отдельные его детали. История Империи и Объединённой Республики изначально шла по разным дорогам. Республика, как известно – западный осколок Содружества, распавшегося почти два века назад. Являясь окраиной, она, тем не менее, унаследовала многое из культуры и общественного устройства, несмотря на почти столетие упадка и возврат к варварству. Тем не менее, монокультурная и мононациональная территория успешно преодолела центробежные силы и сформировалась как единое государство на пространстве от Великого хребта на западе до Амаранта на востоке, от Северного пути и вплоть до южного побережья. Исторически эти земли оказались лишены прошлого – канувшее в лету Содружество прервало древние традиции, но не успело воздвигнуть новых, оставило после себя вакуум, который следовало чем-то заполнить. Этот вакуум, эта историческая несостоятельность породила в Республике уродливую форму правления – олигархический социал-капитализм, официально именуемый «Народной демократией». На данный момент власть формально принадлежит трём партиям, которые на деле являются филиалами одной единственной политической организации – республиканского союза. Однако мы слишком увлеклись – вернёмся же назад, в прошлое. Упомянутые выше причины породили особый тип общественного сознания, в котором причудливо сочетаются принижение индивидуального в пользу общественного (читай – в пользу правящих кругов) и одновременно – стремление возвыситься за счёт окружающих. Такая двуличная культура, декларирующая единение на пользу государства и при этом – доминанту личных интересов в любой другой сфере, не могла существовать и развиваться спокойно и гармонично. Известны по меньшей мере три крупных социально-экономических кризиса, в разное время сотрясавших республиканское общество. Стремясь ослабить внутреннее напряжение, правительство искало выход в экономической и территориальной экспансии, которая выразилась в оккупации и последующем присоединении земель за Великим Хребтом, вдоль Южного побережья и восточной границы. Но ведь Империя поступала так же, спросите вы? Позвольте не согласиться. Население присоединённых к Империи земель (не считая вошедших в её состав добровольно) поражается в гражданских правах, но при этом пользуется преимуществами Имперского Суда, платит единые или даже уменьшенные на время переходного периода налоги, освобождается от службы в армии и не терпит грабежей. В противоположность этому Республика декларирует равные права для всех граждан, но фактически жители присоединённых земель находятся на положении батраков, имеющих одни лишь обязанности и занятых на тяжёлых работах. Иначе складывалась судьба нашего государства. Будущие земли Империи никогда не входили в Содружество, что несколько задержало их технологическое развитие, однако позволило сохранить историческую преемственность и национальную самобытность. Ядром, с которого началось становление государства, явилась уния княжества Даймарк и земель ордена Тороса, взявшая лучшее от обеих систем правления. Даймарк имел старинные традиции воинских храмов, прочную наследственную власть и развитые государственные механизмы, включая судебную систему, уходящую корнями в прошлое более чем на тысячу лет, к древним королевствам. Орден Тороса демонстрировал передовую на тот момент социальную политику, эффективное управление промышленностью и сельским хозяйством в сплаве со строгой моралью и дисциплиной. В последующие годы новообразованная Империя активно расширялась за счёт враждебно настроенных соседей и добровольно присоединявшихся земель, желавших процветания и безопасности. Первые контакты с Республикой датируются именно этим периодом – торговые корабли, огибая южную оконечность континента, прибыли в порты западного побережья. Интересен тот факт, что уже тогда республиканцы свысока относились к нашим предкам, считая их дикими варварами (и это несмотря на то, что университет Авенрейна был как минимум в три раза старше самой Республики). Иностранцы добивались выгодных для себя условий торговли, однако получили совсем иной ответ, нежели в других краях: Империя просто закрыла свои порты. Это был достаточно смелый шаг для государства, не обладающего собственным флотом, однако он полностью себя оправдал: через некоторое время связи были восстановлены, торговля велась на равных условиях. Таким образом, мы рассмотрели первую причину, послужившую толчком к началу войны: культурный антагонизм Имперского общества, сохранившего историческую преемственность, и общества Республиканского, созданного на технологических руинах Содружества, но в условиях морально-нравственной пустыни. Перенесёмся же в позднее время, в тот самый момент, когда границы двух государств соприкоснулись. Что же мы видим? На юге – Шельзенский анклав Республики. На востоке Республикой была захвачена широкая полоса земель вдоль нашей стороны Великого хребта, лишая, таким образом, Империю доступа к его богатейшим месторождениям полезных ископаемых. Безусловно, эти препятствия к свободному развитию весьма неприятны, однако сами по себе не являются поводом к объявлению войны. Важно понимать экономическую ситуацию, сложившуюся к началу боевых действий. Империя оказалась отрезанной от остального мира – традиционно не имея крупного флота и портов на юге, почти лишённая внутренних источников сырья, она была вынуждена вести торговлю с Республикой – торговлю невыгодную и чреватую возникновением зависимости от импортных товаров. Добавим сюда недружественные жесты вроде пропаганды на пограничных территориях, создание к западу от Великого хребта военных аэродромов, бомбардировщики с которых имели возможность долетать даже до столицы – и мы получим картину, на которой видны неотвратимые черты надвигающегося конфликта. Именно размышления о будущем – нашем с вами будущем – подвигли Императора и Совет рассмотреть возможность военного решения проблемы. Генеральный Штаб разработал план операции, предполагавший решительный разгром противника на его западных территориях, последующее овладение так называемым «Естественным пограничьем» и, наконец, удар по исконным землям Республики с целью уничтожения её военно-промышленного потенциала. Столь смелый план, однако, имел все шансы на успех: армия Империи была закалена в боях, в то время как Республика давно не вела серьёзных войн. И, тем не менее, с момента первых консультаций по этому вопросу до первого выстрела прошло более десяти лет. Император, безусловно, понимал, что война окажется беспрецедентно кровавой и старался, по всей видимости, избежать такого исхода – отсюда активная предвоенная дипломатия, «трансграничные рейсы». Как известно, особого успеха они не имели. Последней каплей стала переброска на аэродром Бригсен дальних бомбардировщиков «Покоритель». Становилось ясно, что Республика в любой момент может нанести удар, последствия которого окажутся катастрофическими. Армии был отдан приказ на выполнение плана «Северный дракон». Через месяц началась война. О её ходе вам, без сомнения, хорошо известно – удар по западным аэродромам противника, прорыв к Великому хребту, окружение и капитуляция прижатых к горам вражеских группировок. На юге развернулись кровопролитные бои за Шельзен, взять который удалось лишь к концу войны. Свежим шрамом в памяти каждого гражданина останется бросок Первой армии на Королевский перевал. Увы, полностью реализовать этот успех не удалось. Взяв перевал ценой бронетанковой дивизии, имперские войска не успели полностью развернуться на Седой равнине. Встречное сражение с республиканской армией, Моргенландская битва, закончилось ничем. Чрезвычайно высокие потери заставили отказаться от дальнейших планов наступления, накал боевых действий спал, так как единственной значимой точкой соприкосновения с противником остался Королевский перевал. Попытки его штурма республиканцами успеха не имели, череда военных неудач и внутренняя напряжённость заставили противника пойти на подписание перемирия. Через полтора года после начала войны огонь прекратился. Думаю, не вызовет возражений моё утверждение о том, что Империя одержала однозначную победу, пусть даже и не достигнув конечной цели. Плацдармы противника по эту сторону Великого хребта ликвидированы, перевалы взяты под контроль, получена мощная военно-морская база и торговые порты на юге. Всё это позволяет нам с оптимизмом и гордостью смотреть в будущее, где, без сомнения, нашей стране уготована ведущая роль. Великое свершение началось на наших глазах.
Профессор Дамиан Киварон, вступление к «Das Wundertat», издательство Государственного Университета, 13/892. Одобрено Имперской комиссией по делам науки и искусства. (Дамиан Киварон, происходя из южных областей Вальдена, вошедших в состав Империи непосредственно перед войной, тем не менее, сумел доказать свою лояльность и получил известность, в первую очередь, как талантливый историк и аналитик. Звание профессора было присвоено ему, вопреки распространённому заблуждению, ещё до издания книги «Das Wundertat», получившей широкую известность.)
«ЦБ должен жестко следить за соблюдением этих условий», — подчеркнул премьер, добавив, что необходимо «подстегнуть кредитование реального сектора». Бывший зампред ЦБ Александр Хандруев шокирован заявлением премьера: не дело премьера называть ставки и объемы кредитования для банков. Лидеры других стран также призывают банки кредитовать экономику, но никто так не дирижирует ими. Правда, наш премьер возглавляет наблюдательный совет ВЭБа и в этом качестве участвует в принятии решений о выделении субординированных кредитов.
То есть банкир (пусть и бывший) откровенно заявляет: не дело государства указывать, куда и каким образом расходовать государственные же средства. Восхитительно.
Если бы Российская Империя присоединилась к тройственному союзу. Если бы бьёркский договор вступил в силу. Как повернулась бы вся история? И не стало бы это лучшим вариантом для нашей страны? Союз с Германией выглядел бы гораздо естественнее, чем с державами, неоднократно противостоявшими нам в прошлом. Тем более, таким врагом, как Британия. Сложно сказать, чем это могло закончиться...
Сегодня спорил с одной фройляйн по поводу национального вопроса, расизма и тому подобного. И в качестве аргумента услышал, что русских... не существует. Дескать, мы смесь поляков, евреев, грузинов, монголов, татар... Ничего не напоминает? Правильно. Эта пропаганда давно уже льётся на нас из средств массовой информации и прекрасно находит дорогу в неокрепшие умы. Русский - не национальность, русских не существует, русские - смесь народов... Мне было действительно страшно слышать аргумент, который я до того слышал лишь от врагов, из уст знакомого человека. Лживые истории о том, что мы - это выдумка, муссируются давным-давно, и вот, оказывается, что в них верят. Что может смениться одно-два поколения и русских не станет - просто потому, что они перестанут считать себя таковыми. Сколько же вокруг тех, кто не видит постоянной, непрекращающейся войны... _________________________________________________________________
Новые забавные поисковые фразы:
злобный стишок О да, у меня их полным-полно! фетишист и меха том 3 Что это?.. В полном недоумении. Меха как фетиш?.. ыыы как много в этом звуке Не думал, что такое можно искать... девушка качек Страшное зрелище, точно вам говорю. Извращенцы! план ставрополя сотреть Стереть план Ставрополя? Согреть план Ставрополя?.. реферат на тему: что такое жестокасть ЖестокАсть - этА нИзнание русскАго языка! косплейный костюм медузы Ааа! И такое бывает?.. Бедолага... грибные эльфы Они-то каким боком ко мне относятся? гавнокосплей Вот такая запись была мальчик похожий на мага А какие у магов особые приметы? Чем особенным должен выделяться мальчик, чтобы быть похожим на мага? как погасить агрессию православие Огнетушителем. парень пальцем Парень пальцем простите что?.. Страшно даже предполагать. фото панцу Нет у меня фото панцу, а жаль тесты по наруто для девочек Этот запрос меня просто умилил убей чечена Правильная команда. фетишисты и меха хочу Жуть! Теперь меха-фетишисты ещё и хотят! Что будет дальше? я не люблю мужа грех это или нет Как духовное лицо официально вам заявляю, женщина - это не грех. ростовское чудовище Где? Кто? На меня намекаете?.. таблетки чтоб член стоял Без комментариев... Протез сделайте. А потом научите не только стоять, но ещё бегать, прыгать и ползать...
Когда Бледный идёт по бордюру, рассеянно улыбаясь и слегка раскачиваясь для баланса, некоторые люди на него почему-то косятся... ____________________________________
Кстати, ни у кого нет гоблина? Я бы купил. Или, может быть, кто-то знает, где можно их заказать?.. Давно хочу держать одного дома. Они такие забавные!
Идиоты, идиоты, идиоты! Тупые предатели! Поддерживать нужно не банковскую систему, а промышленность! Чёртовы банки - лишь обслуживающие организации, сами по себе они на хрен никому не нужны, они же ничего не делают! Это просто абсурдная ситуация - производство при смерти, а деньги отают куда-то на сторону, да ещё без всяких условий, только просят - вы уж прокредитуйте производство, пожалуйста... Я близок к тому, чтобы громко материться. Это самое что ни на есть откровенное предательство родины, преступный сговор и грабёж народа. Всё, умолкаю, а то точно оскверню сии страницы неприглядными словами...
P. S. Банковский служащий не должен получать зарплату большую, чем квалифицированный рабочий. Он - не элита, это страшный бред и выдумка! Коммерческие банки надо упразднить к чёрту, они - паразиты на государственном теле. Правительство в угольные шахты в полном составе.
Это свидетельство присутствия орков было обнаружено мной в ходе сегодняшней инспекции вверенного сектора. Похоже, они размножаются в сырых подвалах у нас под носом. Срочно требуется зачистка!
Мой император, окружён врагами Дворец, в раздолье неба устремлённый Гремя, идут железные колонны Укрылось солнце чёрными дымами
Уже в огне покой хрустальных башен Сады исходят пламенем и пеплом Ужель, мой властелин, на троне светлом Воссядет узурпатор, лют и страшен?
Сокройся же, божественный владыка! Приуготовлен путь секретным ходом Земля хранима здесь твоим лишь родом Борьба не кончена, бежим от смерти лика!
Под власть твою стекутся легионы Войска баронов, стража пограничья Империя вернёт своё обличье! И вновь воспрянут древние законы...
Мой верный сенешаль, ты так наивен... Возьми богатства, серебра и злата Здесь вскорости останутся руины Иди. Я отпускаю, вот расплата
За годы непорочного служенья Возьми семью и уходи отсюда Я - Император. Горечь пораженья - Не по нутру мне вкус такого блюда
Божественная власть в руках тирана?! Ублюдка, варвара, рождённого в отбросах?! Бежать пред ним - вот истинная рана Корона выше, чем дорожный посох
Мой повелитель, я прошу, не надо Смотреть в глаза кривой старухе-смерти Молю, смирите гордость и поверьте - Ещё не сбит засов в глубинах ада!
О, ваш алмазный дух не знает страха! Продолжим этот бой в иное время Ещё напоим кровью вражье племя! Им погребальной жертвой будет плаха!
Мой друг, ужель твой разум помутился? Сомкни уста, не удивляйся смеху Что куполами залов прокатился Средь витражей, рождая песню эха
Ты в самом деле думал, я желаю Овцою быть, готовой на закланье? Что кровь моя, по мрамору стекая Корону Солнца бросит в надруганье?!
Я жду не смерти, но врага, червя-бастарда Что гордо мнит себя грозой имперской власти Пусть явится сюда, сжимая гарду Пусть ползает в плену осколков счастья!
Вот длань моя - равна богам в ней сила! А вражий сброд я отряхну с сандалий Их низкая порода заслужила Узнать, где место обречённых тварей...
- Мой повелитель, враг уже в покоях! - Ступай, мой друг. Здесь скоро рухнут стены...
Бледный настолько идиот суров, что научился смеяться точь-в-точь, как истеричные аниме-злодеи (а раньше умел только как пафосные злодеи). Новообретённая разновидность смеха используется, в первую очередь, для обсмеяния самого себя. Хотя сегодня я вёл себя донельзя странно... И, да, я впервые в жизни бронирую номер в гостинице. Люблю делать что-нибудь в первый раз. Впрочем, если это что-нибудь интересное или приятное, я и во второй раз люблю его делать. Уволиться, что ли, и уехать в деревню пасти коров?.. Инквизитор и коровы. Ковай... Ах да, заметил интересную вещь: жить гораздо приятнее, когда ничего от жизни не ждёшь. Совсем ничего. Сразу появляется какая-то лёгкость... Правда, иногда нездоровая
Оконная рама - белая. А в стёкла упирается чернота. С этой стороны её держит свет. Если свет убрать - чернота хлынет внутрь и затопит мой дом. Там, снаружи, по невидимой плоскости рассыпана сотня маленьких огоньков. Белых и жёлтых. Можно поднять руку и гасить их прикосновением пальца. Только зажигать новые я не умею, так что если погаснут все - смотреть в окно станет совсем неинтересно и скучно. Вот интересно: эти огни твёрдые, как хрустальные бусины, или похожи на полные светом капли?.. Ещё я точно знаю, что где-то там бывают собаки. Они умеют лаять, рычать и выть. Только их не видно. Говорят, собаки мохнатые. Интересно, на что это похоже - повстречать в мохнатой темноте мохнатую собаку, и не укусит ли она меня? Вообще, темнота - интересная штука. Она странная, из неё можно лепить разные вещи, и в ней всё другое! Она по-особому пахнет и в ней почти отсутствуют расстояния. Вот, например, темнота, в которой я гашу пальцем огни - одна. И в ней больше ничего нет. А темнота, в которой я брожу на ощупь и встречаю собак - другая. Совсем. Так странно. Хотя обе находятся в одном месте. Можно даже поразмыслить о том, я в темноте, или она - во мне... Неизбежность всегда кусает нас за ухо. Иногда это приятно, иногда - нет. Древние, мрачные, тонкие, чудные сны... В отблесках, свете, сиянии полной луны... Вечностью, памятью, смертью, прозрачной водой... Розами, каплями, холодом, тёплой рукой... А ведь это уже не тьма. Много разных вещей, которые трудно описать словами, но иногда можно увидеть. Сумерки? Нет, они совсем не такие. Наверное, это светло-прозрачная темнота. Пусть она пока называется так коряво, пока я не сочиню красивого названия ей. Она ведь его заслуживает? Или это уже совсем не она... Можно закрыть глазки и видеть множество других миров. Они не там и не здесь. Но я - иногда там. Утром будет всё совершенно иначе.
Что бы такое сказать... Вроде бы не Шедевр, но - шедевр. В каком-то роде (Бледный хитро улыбается). (Вспоминает ушки странного цвета... - Зовите меня Бог.) Про сюжет скромно умолчу - кто смотрел и так знают, кто не смотрел... Сами посмотрят Скажу лишь, что там есть девушки (странно, да? ) Скажу ещё, что девушки эти весьма, весьма необычны. О нет, они не владеют магическими силами и не служат в спецподразделениях по борьбе с нечистью, у них и без этого хватает... особенностей (ещё одна кривая улыбка). Ах да, если вы подумали, что это хентай, то ошиблись. Так вот.
Наконец-то! Наконец-то я это написал, не прошло и года! Или прошло?.. Вот блин, не помню, а искать лень. Неважно. Главное, что этот дурацкий графоманский рассказ закончен. А теперь бегом на работу! (часть не влезла в пост, она в комментариях)
Приключения Аластора.
Кошки, во множестве обитавшие на задворках Лихоса, оглашали окрестности пронзительным мявом и нехотя убирались с дороги. По сторонам узенького прохода, на баках, засыпанных мусором, обосновались целые хвостатые оркестры, не смолкавшие ни на минуту. Пятнистые, полосатые, однотонные, чёрные, серые, бело-рыжие - все они выражали возмущение вторжением пришельца на свою исконную территорию. Аластор оставил дорожный плащ в комнате дешёвой гостиницы и теперь с неприязнью поглядывал на хмурое, с желтоватым оттенком небо, готовое вот-вот пролиться дождём. Лихос был неприятен. Грязный, вечно сырой городишко нагонял тоску и уныние, а цены на проживание и еду достигали высот поистине королевских. Группы беженцев с запада, на своих дребезжащих грузовиках, добавляли ещё больше проблем. читать дальшеПогружённый в себя, он очнулся, споткнувшись о кошку. Чёрная киска не стала убегать, мяучить и даже не вцепилась в бесцеремонную ногу - она была мёртвая. Аластор скользнул по ней равнодушным взглядом. К утру и косточек, поди, не останется - не сожрут свои, так крысы уж наверняка озаботятся. Дома, выходящие на улочку, держали окна закрытыми, а то и вообще заколоченными, что было вполне понятно, учитывая груды отбросов и шум, производимый котами. И зачем он сюда забрёл? Аластор пожал плечами, но шагов не ускорил. Камни мостовой вывели его на квадратную площадку, заставленную помойными жбанами. Справа доносился гул двигателя, уходили в землю какие-то трубы, а на уровне вторых этажей царило переплетение проводов. Пнув ближайший контейнер, исследователь трущоб догадался, что находится с задней стороны заведений, выходящих на одну из центральных улиц - об этом свидетельствовал шум от машин, знакомый запах пекарни и широкий подъездной путь, усеянный пищевыми отходами. Скривившись, он уже собирался повернуть к цивилизации, как вдруг заметил маленькую девочку, стоящую в сторонке, в тени. Ободранное красное платьице, сероватая кожа. Торчащие изо рта зубы. Холодный взгляд чёрных глаз. Упырёныш промедлил всего мгновение, раздумывая, жертву или охотника к нему привела судьба. Аластор таким вопросом не задавался. Первое Слово, пронзив холодом окружающий мир, обвилось вокруг хищной девочки, не давая сдвинуться с места. Серое тельце упало, отчаянно задёргавшись, и второе Слово окончательно обездвижило тварюшку. Отзвук последнего заклятия ещё не утих, делая окружающий мир невероятно чётким, но Аластор уже скользил вперёд, на ходу обнажая недлинное блестящее лезвие. Четыре шага, наклон, взмах руки - и страшненькая голова отделилась от тела. Маг брезгливо поднял её за волосы. Пожалуй, в полицейском участке за это дадут немного денег. Что ж, не зря тащился по грязным улицам - будто знал. Сейчас и такая мелочь не будет лишней... С этими мыслями Аластор, держа на вытянутой руке свой трофей, бодро зашагал к центру города. Неблизкий путь до участка омрачился холодным дождём, перекошенными лицами прохожих и грязью. После использования заклинаний очень хотелось есть, и раздражение Аластора, копившееся в течение дня, грозило перерасти в ненависть ко всему подлому и несправедливому миру. Ближайшее полицейское управление - неказистое одноэтажное здание, укрывшееся за безлюдным сквером - встретило мага блаженным теплом и запахом кофе. Нехорошо скривившись, Аластор подошёл к первому столу, заваленному кипами документов, и бухнул голову прямо перед упитанным сержантом в синем мундире. Сержант, явно не ожидавший такого подарка, поперхнулся и к злорадной радости мага забрызгал кофе всё рабочее место. - Это что гадость, а? Ты кто такой, а?!. На крики товарища, от волнения даже потерявшего способность вставлять по три ругательства на два слова, сбежался весь личный состав участка - два патрульных, лейтенант и уборщица. Следом за ними из своего кабинета вальяжно выплыл начальник - дородный мужчина с блестящими золотыми шевронами на кителе. Его голос, глубокий и преисполненный осознания собственной важности, заставил подчинённых немного утихомириться. Полицейские расступились, пропуская шефа к столу, и тот принялся брезгливо рассматривать принесённый трофей. - Чего притащил-то? Наконец обратился он к Аластору. - Загрызла кого? - Кто знает?.. Поймал и убил. Полагается же у вас награда за вредоносных тварей, вот и принёс. - Какая ещё награда? Времена трудные, городской совет на жалованье едва даёт. Так что ты это... молодец, постарался, но денег нет. И выкинь-то эту дрянь… Начальник отвернулся, показывая, что разговор окончен. Впрочем, если бы он проявил больше такта и смотрел в глаза Аластора, решение не стало бы столь поспешным. Гримаса, исказившая лицо мага, не предвещала ничего хорошего ни участку, ни его шефу. Лейтенант, патрульные и уборщица заподозрили неладное, и теперь с интересом наблюдали за развитием событий. - Хорошо. Ядовитый голос воткнулся в спину толстого служителя правосудия. - Раз вам не нужна такая добыча, я её заберу назад. Вернусь туда, где оставил труп и аккуратно пришью. Потом прошепчу пару слов - чтобы тельце стало таким же шустрым, как прежде. Вы уж простите, что отнял время. В самом деле - пара обгрызенных горожан, глядишь - и у полиции дело появится, а то хожу тут, хлеб отнимаю... Он протянул руку за головой. - Эй, подожди! Начальник шустро обернулся и замахал руками. Надменности в нём значительно поубавилось, зато прибыло красноты и беспокойства чертах лица. - Ты чего это делать собрался, а? - Починить упыря. Даром я его убивал, что ли? - Стой, стой! Как это - починить? Да ты колдун?!. - Да вы что! Какой из меня колдун... Так, умею кое-что... Самую малость. Ухмылка Аластора приняла откровенно издевательский вид. Начальник участка оглянулся, ища поддержки, но полицейские с любопытством наблюдали затруднения своего шефа, даже не пытаясь прийти на помощь. Мужчина с шумом выпустил воздух и как-то сдулся. - Кажется, у нас ещё оставались фонды... С прошлого года... Аластор улыбнулся шире. - По распоряжению совета за упыря и тому подобную живность у нас полагается... полагается... Толстый палец поскрёб затылок. - …Да, двадцать крон. Улыбка мага погасла, как свеча на ветру. - Да вы что! Целых двадцать крон! А за настоящего вампира сколько дадите? Тридцать пять? Так я найду! И кошек бродячих. Фургон. По кроне за штуку! - Увы, увы... Распоряжение совета, больше никак... Аластор махнул рукой. - Ладно. Давайте. Расписавшись в получении вознаграждения, он направился к выходу и уже в дверях услышал: - Что значит - почему? На твоём столе эта дрянь лежит - ты и делай с ней всё, что хочешь! Улыбнувшись, он выскользнул в дождь.
***
Кафе было приличным и довольно уютным. Мимо больших окон с занавесками изредка пробегали прохожие - кто с зонтом, а кто без. Проехал красный пожарный грузовичок. В зале царил полумрак, посетители - два мужчины в самых тёмных углах - вели себя тихо, не мешая поглощать отбивную с яичницей и картошкой. Он с наслаждением вдохнул аромат тёплой еды и отправил в рот очередной кусок, продолжив созерцать мокрую улицу. - Желаете ещё чего-нибудь? Хозяйка, роскошная женщина в белом кружевном фартуке, явно томилась от безделья и потому проявляла особое внимание к единственному активному посетителю. - Да, спасибо. Я хочу мороженое и две чашки кофе. Можно? - Разумеется! Наградив мага широкой улыбкой, она повернулась и крикнула в глубину зала: - Алинде, мороженое и два кофе! Аластор успел серьёзно задуматься, как оградить себя от навязчивого общества радушной хозяйки - односложные ответы на град вопросов о погоде, его, Аластора, происхождении и городских событиях ничуть не помогали – факт наличия свободных ушей, по-видимому, с лихвой окупал все прочие недостатки. Спасение пришло в тот самый момент, когда фрау Виккенс уже вознамерилась присесть рядом, а маг - устроить локальный пожар на кухне. Прозвенел колокольчик входной двери и женщине волей-неволей пришлось встречать нового посетителя, мокрого и несчастного. Тарелка с четвертью сегодняшнего заработка снова завладела его вниманием, но, увы, ненадолго. Чёрное платье, белый передник и поднос с мороженым сперва не были восприняты как значимое явление. Аластор поднял голову, лишь когда услышал робкое "простите". - Простите... Ваш заказ... Девушка. Тёмные, туго уложенные волосы. Глубокие глаза. Ничего особенного... Ничего? Да она красивая! Маг поймал себя на том, что бесстыдно разглядывает официантку, и дёрнул щекой. - А, мороженое! Спасибо! - Не за что... Ещё одна робкая улыбка. Аластор совсем было собрался улыбнуться в ответ, но тут дали о себе знать старые тренировки. Намертво свело челюсти, а внутренний голос, подражая интонациям наставника, ехидно напомнил о недопустимости "эмоций разрушительных, противопоказанных каждому магу, стремящемуся к совершенству на своём многотрудном пути". - Простите, вам нехорошо? А, что же она делает! Внутренний голос заглох, и Аластор попытался придать лицу осмысленное выражение. - Н-нет, нет, со мной всё в порядке! Улыбка вышла кривая. - Вас зовут Алинде, да? - Да.. То есть нет... То есть... Она покраснела. - Алинде меня зовёт хозяйка, потому что моё имя для здешних мест непривычно. - А из каких мест происходит фройляйн? - Я из Алвейна... Простите, мне работать пора. Он проводил девушку взглядом, смыл все лишние мысли и вернулся к еде. Она так и не сказала своего настоящего имени.
***
Серый рассеянный свет падал из зашторенного окна прямо на одеяло. Белое и помятое. Тяжело вставать утром, если в номере холодно, а за окном опять идёт дождь. Тяжело, но необходимо. Одеяло зашевелилось, из-под него показалась рука и тут же скрылась обратно. За этим последовало ещё несколько минут упорной борьбы, пока Аластор наконец не заставил своё протестующее тело вылезти из постели. Одевшись и умывшись, он по узкой скрипучей лесенке спустился навстречу завтраку, о котором мечтал с момента пробуждения. Бегло осмотрел холл гостиницы - какой-то помятый человечек читает газету, примостившись в углу - Аластор прошёл в обеденный зал. Сие громкое название, по мнению мага, ничуть не отражало сути грязноватого помещения, насквозь пропахшего не самой лучшей едой. Сев в сторонке, он дождался своей порции - две жареные колбаски, непонятная каша, яйцо и кусок хлеба. С едой в Лихосе было не очень - прерванные поставки с запада, сотни беженцев и тревожные слухи взвинтили цены до небывалых высот. Аластор понимал, что его сегодняшний завтрак для многих показался бы сказочным - но ничего не мог с собой поделать, брезгливо глядя на простую тарелку. Покончив с едой, он вернулся в комнату и провёл ревизию своих финансовых средств, разложив прямо на постели блестящие кружочки монет. Сто четырнадцать крон и какая-то мелочь. Если жить скромно - хватит на месяц. Если ехать дальше... Не хватит ни на что. Вздохнув, маг надел плащ и покинул гостиницу. Надо искать работу. К полудню Аластор валился с ног и люто ненавидел высокомерных чиновников, тупых горожан, грязных беженцев и весь город в придачу. Найти работу представлялось задачей непосильной, а найти работу, удовлетворяющую его запросам - вообще невозможной. Подавив в себе желание махнуть рукой и вернуться в гостиницу, Аластор присел на мокрую скамейку в небольшом парке. Не раз и не два странное чувство приводило его к цели, казалось, недостижимой - и наставник учил доверять этому чувству. А пока следует подумать... Кому могут требоваться его услуги в городе, где люди берутся за самую грязную работу просто ради еды? Кто в таких условиях согласится платить как минимум пятнадцать крон в день? А лучше больше... Маленькие лавочки, магазины и забегаловки можно отмести сразу. Они сами едва сводят концы с концами. Таланты мага... Бестолку, не то место. Охрана? А чего он может такого, что не могут местные амбалы за куда как меньшую цену? Правильно, ничего. Эх... Аластор опустил голову, разглядывая потрескавшийся асфальт. Погрузиться в чёрную меланхолию ему помешал звук лёгких шагов и противный скрип. Маг поднял голову и с изумлением увидел, как по аллее парка, стоически толкая двухколёсную тележку, идёт Алинде. Внутренний голос предупреждающе кашлянул, но обрадованный Аластор, забывший свои проблемы, уже поднялся со скамейки. - Алинде! Она остановилась, удивлённо оглядываясь. Наконец увидела подходящего Аластора и по лицу пробежала целая гамма чувств - от узнавания до тревоги. - Простите... - Я Аластор. Помните, обедал у вас? Она с облегчением отпустила тележку и отвесила полупоклон. - Конечно, герр Аластор. Очень приятно вас видеть. Не хотите ещё как-нибудь к нам зайти? - Обязательно! А вы... Он посмотрел на тележку, из которой виднелись хвосты зелени, овощи и какие-то свёртки. - Хозяйка послала на рынок за продуктами. Раньше это делал помощник повара, но его пришлось уволить - очень мало клиентов... Неожиданно маг почувствовал нечто вроде озарения. - Вам, наверное, тяжело? Давайте помогу довезти. - Что вы, не нужно! Алинде испуганно замахала руками. - Мне вовсе не тяжело! Аластор устремил взгляд к небу. - Фройляйн, разве грешить против истины - достойно столь юного создания? Неужели бескорыстная помощь столь низко ценится в этом Богом забытом месте?! Девушка, совершенно шокированная его тирадой, покраснела, потом заметила, что собеседник смеётся, и зарделась ещё больше. - Герр Аластор, вы... - Прости, прости! И не надо обращаться ко мне "герр", всё равно я не местный. Он широко улыбнулся. На душе было непривычно легко. - Поскольку нам всё равно по пути, я ещё раз предлагаю свою помощь. Ну как? - Ладно... Разве только чуть-чуть... - Вот и отлично! Пошли! Тачка оказалась на удивление тяжёлой для хрупкой девушки, и Аластор подумал о том, сколько сил она прикладывает, чтобы остаться на работе. Алинде по большей части молчала, иногда улыбаясь рассказам о чужих краях и комментариям по поводу сомнительных достопримечательностей Лихоса. Когда они подошли к "Лунной кошке", день близился к вечеру. -Спасибо. Алинде посмотрела в его лицо. - Знаете, мне бывает страшно ходить одной, особенно с чем-нибудь... Поэтому большое спасибо, что проводили меня. Маг вспомнил, какие жадные взгляды кидали на тележку с продуктами некоторые прохожие. - Не надо на "вы". Я не намного старше, чем фройляйн. Вдобавок, мне было приятно поговорить. Может, ещё увидимся - я обязательно зайду, когда будет время. Почему он чувствует неловкость? Внутренний голос принялся объяснять, но Аластор заставил его умолкнуть. Ещё раз улыбнувшись, он повернулся и зашагал было прочь, когда услышал голос Алинде. - Меня зовут Силь! Она стояла возле входа и махала рукой.
***
Наверное, именно встреча с Силь придала ему каплю бодрости. Вместо того, чтобы идти в надоевшую гостиницу, Аластор решил ещё раз прогуляться к городскому совету. Он успел побывать там утром - безрезультатно - и теперь шёл скорее ради прогулки, чем с какой-то надеждой. Большое пятиэтажное здание, украшенное белым мрамором, выглядело непривычно роскошно на фоне общего запустения, освещённое красноватым закатом. Перед широкой лестницей толпились безработные, надеясь получить хоть какое-то дело от города. Мятая одежда, угрюмые лица - и с каждым днём таких людей всё больше и больше... Аластор почти прошёл мимо, когда на доске возле входа, куда толпу не пускал десяток полицейских, заметил новый плакат. Утром ничего подобного на ней не было... Протолкавшись мимо безработных, он оказался нос к носу с дюжим сержантом. - Проходите, проходите, нечего здесь стоять! Сержант попытался отмахнуться от новой помехи. - Простите, но мне нужно прочитать объявление. Полицейский смерил взглядом фигуру мага, задержавшись на необычной одежде. - Ладно, только недолго. Куда! Стоять, я сказал! На попытавшихся пролезть следом посыпались тычки жезла. Аластор подошёл к объявлению, отпечатанному на большом листе хорошей белой бумаги. Вверху красовался герб города - орёл, обнимающий крыльями две алебарды, скрещенные над пивным бочонком. Чуть ниже крупным шрифтом был отпечатан текст: "СОВЕТ ГОРОДА ЛИХОС ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ЛЮБЫЕ СВЕДЕНИЯ О ТОРГОВОМ КАРАВАНЕ АТК-3.08, ОФИЦИАЛЬНО ПРОПАВШЕМ БЕЗ ВЕСТИ." Ещё ниже значилось: "Автомобильный торговый караван № 3.08 с грузом продовольствия вышел из города Ардберг третьего августа сего года. В назначенную точку - пост Трай - караван не прибыл. По прошествии десяти дней контрольного срока мы вынуждены считать его пропавшим без вести. В виду тяжёлого положения с поставками продуктов питания, совет города Лихос объявляет вознаграждение в 500 крон за любую достоверную информацию о местонахождении каравана и 5000 крон - за его обнаружение и доставку. По всем вопросам следует обращаться в приёмную городского совета к дежурному офицеру." У Аластора загорелись глаза. Вот она, воля случая!
***
Ты – волшебник. Сила Нереальности – твоя сила. На холсте мироздания ты рисуешь узор чудес, и лишь от тебя зависит, какие чувства, мысли, стремления ты заключишь в него. Падая – подниматься. Проигрывая – побеждать. Бросая взгляд - видеть. Удел мага – движение, удел мага – познание, удел мага – полное одиночество. Мы – те, кто видел мечту, те, кто ищет путь сквозь небеса, в сияющую запредельность иных миров. Помни об этом. Твоя сила – не балаганные фокусы, не оружие и не костыль для бренного тела. Нереальность – это способ жизни и её же высшая цель. Не сходи с тропы… И не смотри в кровь… Кровь… Лицо старика таяло, сменяясь волнами, бегущими к центру блестящего алым круга… А затем Аластор проснулся. Вопреки обычному ритуалу борьбы с ленью, пробуждение вышло лёгким, глаза раскрылись сами собой, а тело неожиданно бодро вскочило с постели. Хороший сон. Неестественный такой, страшненький, наставник так просто бы не приснился. Но напоминание – как нельзя пришлось, точно к месту. Всё, что он делает – не есть цель. Инструмент на пути к ней, не более. И относиться к нему надо, как к инструменту. На душе было легко и спокойно. Есть дело, есть пути его исполнения, есть дорога. Выполни, поочерёдно воплоти в жизнь все этапы – и получишь ожидаемый результат. Первый этап сейчас – отыскать исчезнувший караван. Результат в пять тысяч крон того стоит… Но и этот результат – лишь шажок на главном пути. Одежда. Привычное походное платье, сапоги, ремни и перчатки. В поясную сумку – карту с маршрутом движения каравана, полученную вчера от офицера городской стражи. На левую руку – серебряный браслет с синим камнем. За спину – плоский рюкзак, в котором фляга с водой, колбаса и вкусные сухари. Аластор извлёк из походного мешка свёрток промасленной ткани, положил на кровать и развязал тоненькие шнурки. Нереальность Нереальностью, но… Двенадцатизарядный «Звейгцандер» под укороченный винтовочный патрон иногда полезней. Тем более, в свете недавних снов. Отдача, правда, от него страшная, зато и эффект не хуже. Маг тщательно проверил механизм и зарядил в пистолет тускло блестящую латунными боками патронов обойму. Обычную – от людей. В поясные карманы ещё шесть – справа человеческие, слева – пули с оболочкой из серебра, и на каждой – особая гравировка. Внушительная кобура заняла своё место на чёрной перевязи. Длинный нож – почти что короткий меч – составил ей пару, упокоившись в простых ножнах. Рассовав ещё несколько мелочей, Аластор повернулся и бросил Слово – комната на мгновение дрогнула, поплыла, но тут же вновь встала на своё место. Занавески на окне, неубранная постель, столик с зеркалом, тумбочка… Теперь потенциальным воришкам будет куда как непросто запустить лапы в чужие вещи. Хозяина только надо предупредить, горничных всё же жалко… С этими мыслями он сбежал по лестнице вниз, предвкушая добротный завтрак.
***
До блок-поста на въезде в город он добрался на попутном грузовике, бросив мелкую монетку водителю. Лихос провожал гостя по обыкновению мутными небесами, грузовичок, дребезжа и раскачиваясь на ухабах, покатил в соседнюю ферму, а впереди петляла среди низких холмов дорога. Ветер гладил жухлый кустарник холодными пальцами, сопровождая своё занятие тихим шелестом. Аластор встряхнулся и зашагал на север, прокручивая в памяти всё, что успел узнать о злополучном АТК-3.08. Узнать он смог не так чтобы много: офицер городской стражи испытывал к магу профессиональную ревность, а потому общался сухо и новостями делился скупо. Автомобильный транспортный караван номер 3.08 отправился в путь из славного города Ардберга месяц назад. Тридцать мощных тягачей с огромными прицепами, четыре бронеавтомобиля сопровождения и два топливозаправщика. Шесть сотен тонн провианта – муки, консервов и овощей – для голодающего запада, полуторакилометровая громыхающая колонна – всё это пропало бесследно, растворилось в пустошах, среди низких холмов, редких рощиц и чахлых кустиков. Разумеется, не обошлось тут без чьей-то помощи, будь то нападение или политические интриги… Аластор достал карту и принялся изучать её на ходу, бормоча под нос. Между двумя городами пролегал необустроенный тракт, движение по которому было нерегулярным и редким. Вокруг Ардберга – сплошная равнина, да и места обжиты поболее. Чтобы спрятать караван, нужны складки местности, холмы и низины… А если не прятать? Если угнать и продать? Но кому в конфедерации можно продать шестьсот тонн казённого груза? А до границы не добраться, минуя оживлённых дорог. Значит… Палец медленно вёл по карте, пока не уткнулся в отметки высот на северо-запад от Лихоса. Десять дней пути. Почти рядом. Наверняка экспедиция стражи облазила там каждую щель… Тут Аластор с удивлением обнаружил, что уже несколько минут бредёт, не разбирая дороги, а сверху начал накрапывать мелкий дождь. Ветер задул сильнее, бросая в лицо холодные капли, некстати накатили мысли о крыше над головой и горячем кофе, потом вспомнился уютный зал «Лунной кошки» и наконец, вполне отчётливо нарисовался образ, о котором маг предпочёл бы скорей забыть. Направление, выбранное эмоциями, внушало тревогу. В кои-то веки хотелось вернуться в какое-то место, и совсем не хотелось идти вперёд, преодолевая бездорожье, непогоду и грязь. Усилием воли он заставил лицо Силь разбиться на мириады осколков, вызвал Сияющий Символ Вечности и начал медитировать, отрешившись от внутренних соблазнов и внешних тревог. Ночь – мокрую и ненастную – волшебник провёл под случайным деревом, завернувшись в плащ и согреваясь Словом Огня. Символ Вечности сменился Серебряным Оком, потом – беспокойным сном, в котором сплелись воедино Силь, шум дождя, исчезнувший караван, горячая отбивная, неведомые враги и ощущение непонятной утраты. Утром на землю выполз туман, мокрая земля неприятно чавкала, а вокруг плыли странные тени – похожие на людей, животных и даже машины. По мере приближения они неизменно оборачивались кустами и деревьями на пригорках, но чувство постороннего присутствия не желало проходить, заставляя глаза напряжённо всматриваться в молочную пелену. К полудню мороки рассеялись и в дыры облачного одеяла заглянуло столь желанное солнце. Аластор приободрился, сжевал сухарь с колбасой и заел обед шоколадной конфетой. Ноги несли его к обозначенным на карте холмам, посторонние мысли попрятались в тёмных углах сознания, всё на свете казалось возможным и исполнимым. Главной задачей маг по-прежнему считал поиск. О том, как справиться с похитителями, если таковые окажутся на пути, он не думал – сила Нереальности давала своему повелителю немалые преимущества. И всё-таки… Всё-таки смутное чувство тревоги, такое незнакомое и чужое, обосновалось где-то на самом краешке восприятия, словно чёрная линия, едва видимая и ускользающая, стоит только посмотреть в её сторону. Прошло три дня. Дожди прекратились, и Аластору всерьёз казалось, что небесную влагу как магнитом притянул Лихос – уж там-то и дня погожего не выдавалось за всю неделю. Четвёртый день ознаменовался обнаружением колеи – судя по ширине, от обычного армейского броневика. Колея уходила в том же направлении, куда упорно двигался маг. На пятый день он остановился и сел на землю. Делать вид, будто ничего не происходит, было уже невозможно и даже небезопасно, а наставник учил, что худший обман – это обман самого себя. В этом Аластор безоговорочно поддерживал вздорного и сердитого старикашку. Во-первых, он стал явно неравнодушен к Силь. Это неприятно, но не смертельно, если признать сам факт. Забудется через месяц, в крайнем случае, через два. Во-вторых, чувство тревоги, появившееся после странного сна в гостинице, было слишком навязчивым, неслучайным. Это могло означать что угодно – но в первую очередь угрозу, выходящую за рамки привычного мира людей. В-третьих, интуиция упорно вела его туда, где, без всякого сомнения, успела побывать стража, а своей интуиции маг привык доверять больше, нежели чьим-то советам. Препарировав проблемы, он почувствовал облегчение. Нет, вопросы никуда не делись, но когда знаешь, что тебя тревожит, когда вытаскиваешь сомнения и страхи на яркий свет – они теряют львиную долю власти. Снова дни сменялись ночами; серые туши облаков тонули в прорезавшейся синеве, холодные огоньки звёзд смотрели колючими взглядами на одинокую фигурку, примостившуюся под деревом или в сухой ложбине, луна прятала мягкое сияние своего лица среди гонимых ветром ватных клочьев, то посеребрённых её красотой, то чёрных, словно крылатая тьма. Не раз и не два Аластор смотрел в ночное небо с вершины холма, вдыхая полной грудью чистый прохладный воздух и устремляясь мыслями в неведомые дали огромной бездны, что днями прячется за нарядным бело-голубым фасадом, и лишь ночью являет своё истинное великолепие – нечеловечески притягательное и грозное. В эти мгновения он забывал о своей задаче, о людях, оставшихся позади и о лежащих в тумане будущего делах, разум его парил над миром, восторгаясь чудесами, с которыми не сравниться никакой магии. Шёпот сухой травы казался музыкой столь совершенной, что столичные оркестры и композиторы по сравнению с ней уподоблялись загулявшим пьянчугам, горланящим свои неказистые песни, а свет, преодолевший тысячи долгих лет в пустоте, что холоднее самого холодного льда, был чище алмазов, украшавших императорскую корону Востока. Вновь наступало утро, рассвет выплёскивал на светлеющий небосвод розовую и алую краски, солнечной кистью смешивал их в самых изысканных комбинациях, оттенял расплавленным золотом – чтобы уступить место дню, за которым следовал художник-закат, наделённый столь неисчерпаемой фантазией и талантом, что любовавшийся его полотнищами маг забывал дышать. Разумеется, Аластор не был бы Аластором, если бы упустил шанс напомнить самому себе (за неимением иных собеседников) о несовершенстве мира, вылившемся в однообразную пищу и отсутствие возможности искупаться – в холодных ручьях, которые изредка попадались на пути, мыться было смерти подобно. Особенно сильно волшебник тосковал по чаю, но здесь ему приходилось винить исключительно свою лень: искать топливо и разводить костры было долго, к тому же скучно. Размеренный, убаюкивающий ритм похода прервался, когда впереди замаячили известковые откосы крутобоких холмов, являвшихся его целью. Идти стало гораздо труднее, под ногами попадались острые камни, то и дело приходилось взбираться вверх, цепляясь за торчащие корешки, чтобы через минуту, с такими же сложностями, съезжать вниз. Вдобавок, чувство направления, все предыдущие дни ощутимое почти физически, как привязанная к шее верёвка, куда-то делось, оставив своего хозяина одного посреди лабиринта каменистых склонов, осыпей и густого кустарника. Пришлось вплотную заняться картой: определив наиболее предпочтительный маршрут, Аластор продолжил свой путь, то и дело беззвучно чертыхаясь по поводу вездесущих колючек. Снова, совершенно некстати, вспомнился Лихос. Город теперь казался невероятно далёким и далеко не таким унылым, как раньше, а гостиничная кухня – верхом кулинарных изысков. На двенадцатую ночь, вечером, он обнаружил, что холмы стали понижаться, растительность поредела, а земля всё реже обнажала твёрдые кости камня. Впереди маячила ещё одна гряда, за которой начиналась дикая равнина, простиравшаяся на многие сотни миль к северу. Над головой высыпали первые звёзды, укрыться от вечерней прохлады было негде, и маг со вздохом постелил плащ на траву – тепло Слов не давало совсем замёрзнуть, но и согревало не так, как живой, багряный огонь сгорающих дров. Некоторое время он по привычке смотрел на рисунок созвездий, отыскивая знакомые и придумывая новые, пока ночь окончательно не вступила в свои права. Над грядой впереди появилось неяркое свечение. Сперва Аластор не обратил на него внимания, а когда зрительные образы оформились, наконец, в мысль, сон и усталость испарились, словно их никогда и не было. Свет, поднимавшийся над гребнем холмов, шёл снизу. Долгий поиск закончился.
***
Один, два, три… Тринадцать… Двадцать четыре… Тридцать. Все здесь. Большие четырёхосные грузовики выстроены в два ряда, кузова и прицепы затянуты зелёным брезентом. В стороне приткнулись заправщики. А это… Это, похоже, броневики охранения. Аккуратные машинки, острые стыки бронелистов, пулемётные башенки… Целые. Не видно ни пробоин, ни вмятин. Лишь на крайней – чёрные пятна, словно корпус облили горящим маслом. А вот и транспорт таинственных похитителей… Впрочем, похитителей ли? Несколько длинных чёрно-красных вездеходов на больших колёсах стоят перпендикулярно остальной технике. Автопарк на выезде, да и только… Они что, помешаны на аккуратности? Лагерь дышит уверенностью, которая отнюдь не присуща всяким разбойникам. Прожектора на столбах, тарахтение мобильной электростанции, дымок от походной кухни… Аластор оторвался от бинокля и отполз пониже, чтобы ненароком не выдать своё присутствие. Веточки травы кололи лицо, пахли дождём и увяданием, оставляя на губах свою горечь, но засевший на холме чародей не уделял им внимания. Мысли неслись в его голове подобно табуну лошадей, убегающих от степного пожара, и были столь же тревожны. Наступала пора действовать: адреналин будоражил кровь, обостряя все чувства, Символы Нереальности всплывали из глубин подсознания, бродили у самой поверхности, просясь наружу, во внешний мир, но действовать наугад – этого он позволить себе не мог. Только не сейчас. Слишком много непонятного, неопределённого и неправильного. Слишком серьёзно предстоящее дело. А хуже всего – пульсирующая где-то внутри ниточка страха. Итак, проанализируем ситуацию. Соединим мазки фактов на одном полотне, чтобы картина происходящего обрела законченный вид. Первое, и самое важное – на машинах нет повреждений. Представить, что неизвестные на своих вездеходах без боя взяли вооружённую колонну, без малого сотню человек с пулемётами и винтовками? Такого попросту не бывает. Предательство? В которое замешана вся охрана? Версия, конечно, получше, тем более, что других пока нет. Охрана оказалась в сговоре с некой группой, дождалась условленного места, остановила конвой... Тут и подоспели остальные участники, ожидавшие где-нибудь за холмами. Ладно, пусть будет так. Но зачем? Зачем всё это затеяно, в чём выгода организаторов такого сложного плана? Незаметно доставить груз туда, где его можно продать – почти невозможно. Слишком примечателен транспорт, слишком далеко, слишком рискованно… Потребовать выкуп с голодающих городов? Ближе к истине. Но с момента исчезновения каравана прошло уже много времени, а никаких предложений совет Лихоса так и не получил. Остаётся ещё один вариант. Неприятный, зато полностью согласованный с фактами, согласно которому конечная цель похитителей – вовсе не деньги от реализации груза, а сам факт его исчезновения. Дальше можно предполагать всё, что угодно – интересы продовольственных спекулянтов, руку иностранных держав, пытающихся откусить от конфедерации проблемный кусок… В течение следующего часа бинокль неотрывно соединял глаза Аластора с конечной точкой его пути. Часовые в серых бушлатах прохаживались вдоль границ стоянки, облитой электрическим светом. Несколько человек возле костра. Временами кто-то ныряет внутрь своих машин или выходит наружу. Туалет – в строго отведённом месте, никаких бесцельных прогулок, всё чётко и по-военному. Предположения о задачах похитителей подтверждались. Наконец, когда маршруты перемещения маленьких фигурок отпечатались в памяти, бинокль снова исчез в рюкзаке. Аластор взъерошил волосы и перевернулся на спину. В глаза безучастно уставились игольчатые огоньки звёзд, обрамлённые высокой травой. Насчитать удалось не менее двадцати человек. Умножаем на два помня про спящих, прибавляем десяток для верности… Как минимум полсотни противников. Полсотни людей, которых надо превратить в трупы. Страшновато? Разумеется, страшновато. Убивать стольких сразу раньше не приходилось. А вот жалости, к счастью, нет. Особенно, если помнить про экипажи грузовиков, от которых не видно ни малейших следов. Вернее всего, валяются кучей в какой-то яме. А ведь их кто-то ждал, кто-то и сейчас не спит в славном Ардберге, смотрит в ночь, представляя себе точки фар, ползущие по равнине. Родители, любимые, дети… Ладно, хватит сентиментальностей. Они для мага непозволительны. Он проверил «Звейгцандер» и кобуру, глубоко вдохнул, отгоняя тревогу и страх, затем поднялся и зашагал вниз по склону.
***
Шаг, другой, третий… Шуршит трава, стрекочут сверчки. Воздух свеж и прохладен, над головой – чёрная бездна неба. Раз, два, три… Шаг за шагом, мгновение за мгновением, мысль за мыслью – утекают, растворяются, исчезают. Совсем немного до линии, на которой рукотворный свет мешается с тьмой. На самом деле тьма с обеих сторон. Снаружи – ночная, внутри – та, что клубится в коконе человеческих душ. Шаг, другой, третий… Слово за словом выплывают, образуя узоры, узоры превращаются в Знаки, Знаки изменяют реальность, рисуя незримые очертания Акро-машин, колеблющиеся на самом краю сознания. Разум становится незримой точкой, в которой Реальность и Нереальность соприкасаются, проникая одна в другую, сводя с ума хаосом вероятностей, картинами, осознать которые не в силах слабое существо по имени человек. Держи, крепко держи этот поток, ни на миг не ослабляй хватку пальцев железной воли, иначе точка исчезнет… А вместе с ней исчезнешь и ты. Магия – совсем не то, что представляют себе глупые обыватели - чудо, фокусы, божья воля… Мир имеет два лица, две стороны, одна из которых – тверда и незыблема, другая же – текуча и горяча, будто расплавленный в алхимическом тигле свинец. Тот, кто способен дотянуться до Нереальности, может вылить этот свинец на другую сторону, размягчить её, придать новую форму и остудить – одной лишь мыслью меняя ход бытия вокруг. Нарушить закон. Убить часть реальности, чтобы из ничего создать новое – вот что такое магия. Просто смерть. Когда маг достиг освещённой зоны, всё лишнее из его существа уже смыло волной осознания. Слишком давно он не стоял лицом к лицу с этой силой, слишком давно не ощущал сверхтонкой вибрации равновесия двух вселенных, слишком… Слишком очеловечился. Перед лицом истины остальное меркнет, как сон. Часовой заметил чужака всего за двадцать шагов. Вытянулось лицо, собрались морщинки над переносицей, рука потянула с плеча винтовку… Мысли – как на ладони, чувства – яснее ясного, будто и не человек вовсе, а лист бумаги. Лист, с которого сейчас сотрут нелепые буквы. Выстрел разорвал покой приглушённых звуков, резкий и неуместно громкий. Это ненадолго – скоро треск пальбы разбудит холмы, разнесётся далеко окрест, успеет стать привычным и снова уступит место тишине – теперь уже окончательной. Тело с пробитой грудью рухнуло на спину, черты лица обрели законченность, подчёркнутую тенями. С другой стороны лагеря донеслись крики. Сейчас. Пока они не знают, что здесь произошло. Ни мгновения на раздумья, ни мгновения, чтобы позволить врагам стать единым механизмом вместо толпы ошеломлённых людей. Убивать. - Иллюзия отражения – шептали губы, пока он вынимал из бездны позади своего разума кипящий клубок возможностей и вкладывал его в мёртвую формулу. - Чёрная душа Амаренто – и оживают невидимые конструкции, годы назад отпечатавшиеся в памяти. - Танец, Алая Смерть – сила преобразует силу, заставляя воздух дрожать от огромного напряжения. Незыблемый Символ – чтобы контролировать мысли. Серебряный Компас поможет управлять призванными Машинами. Аметистовая Слеза – зрение, проникающее сквозь покровы. Три логические абстракции, которые станут костылями перегруженного работой разума, породившего их. Да, вызвать сразу три Символа – всё равно, что делать три дела одновременно, но это – не предел для тех, кого годами истязают в науке управления своим непослушным сознанием. Акро-машины дрожали, наливаясь силой и мощью.
***
Котелок закипел и начал источать соблазнительный аромат горячей еды. Настоящий ужин – совсем не то, что набившие оскомину сухие пайки. Да и провианта теперь завались, и за год не съешь. Аллен с упоением вдохнул пряный запах и одобрительно подмигнул колдующему возле костра приятелю. Майер оказался настоящим поваром – после признания его таланта мастером-командором бойца освободили от несения дозоров и назначили главным по части питания. Решение было удачным – как и все решения, принимавшиеся мастером с того дня, когда он возглавил отряд, изрядно потрёпанный войсками конфедерации. Аллен присел на походный стульчик, разместив на коленях свою винтовку. Поесть – а там и на дежурство пора. Мысли невольно скользнули куда-то в сторону, пока взгляд ловил отблески пламени на шлифованной оружейной стали. Временами поступки командора пугали. Нет, они всегда приводили к успеху, но каждый раз казалось, что за успехом скрывается нечто большее – какая-то иная, чуждая цель. Аллен не страдал человеколюбием – деревня, в которой он рос, давно скрылась за туманом пропахших порохом и кровью воспоминаний, но иногда… Иногда сомнения всё же были. Подлая жизнь. Сколько повидал, а треклятые водители всё равно перед глазами встают. Сопротивлялись бы до конца, пулю в лоб – а так… Зато свои живы. Ладно, мастер-командор пусть об этом думает, а ты, солдат, денежку получил – и доволен будь. Когда-нибудь… Когда-нибудь… Свой дом, мастерская или ещё какое хозяйство. Жена, дети… Как-то даже не верится. Слишком призрачно. Ну да всякое в жизни бывает – не раз уже невозможное становилось реальным, а там… Может, и не будет семьи никакой, а будет офицерский чин за границей, да нескучная жизнь. И то дело. Даже и лучше. Вот только… В этот момент с противоположной стороны лагеря грянул выстрел. Ночной воздух ещё разносил его эхо, в голове ещё не успели пронестись заполошные мысли, а тело уже подхватило винтовку, уже двигалось, пригибаясь, к шеренге грузовиков. Нападение? Стража? Новой пальбы не слышно… Зверь какой? Аллен выглянул из-за широченного колеса, приметив краем глаза движение – бойцы занимали оборону, в стороне зафырчал вездеход, пулемётная башенка шевелит хищным стволом. Молодцы, без паники действуют. Если враг – несладко ему придётся, а ложная тревога – значит, у кого-то будет весьма неприятный разговор с мастером… Аллея меж двух рядов молчаливых машин оставалась пуста, едва освещённая слабыми фонарями. Кто-то пошёл в обход – без команд и напоминаний. Раз часовой не отменил тревогу, значит – не смог. А раз не смог… В этот момент что-то шевельнулось с той стороны прохода. Неверный свет скрадывал очертания, казалось – по жухлой траве идёт фигура, сотканная из пляшущих теней, из эфемерных полотнищ мрака. Аллен моргнул. К ним явно приближалось нечто, имеющее очень неприятные свойства. - Огонь! Поймать пришельца в прицел винтовки оказалось непросто. Силуэт мотался из стороны в сторону, будто паяц на ниточках, пули уносились вперёд, временами пятная грузовики, но главная мишень этого инфернального тира ничуть не страдала от близкого соседства со свистящими убийцами – она по-прежнему шла вперёд, становясь всё более похожей на человека. Они стреляли, не осознавая бессилия своего оружия – пока плеть из алого пламени не разворотила грудь первой жертвы. Тогда и только тогда холодные коготки страха, стремительно набирая сил, начали цепляться за огрубевшие души – чтобы сжать мёртвой хваткой и не отпускать уже никогда. Сержант Лиц Ван Аллен не видел, как рикошетили от пустоты пули, выпущенные почти в упор, как рассыпались снопами искр, не видел предсмертного ужаса на знакомых лицах, не видел змеящихся бичей разящего пламени, рождающихся из пустоты и разящих без промаха. Остекленевшими глазами он смотрел в бездушное небо и не видел вообще ничего. Впрочем, небо тоже не видело сержанта Лица Ван Аллена.
***
Ночь получила краски, тьма обратилась в свет. Звуки увязли в прозрачности застывшего воздуха. Глупо, смешно… Неважно. Сейчас незримые символы, невероятно сложные абстрактные узоры, живущие где-то внутри, и одновременно – вовне, кажутся гораздо реальнее мельтешащих теней и вспышек. Символы не дают сознанию переступить грань реальности, обломать воображаемые крылья о бритвенно-острые кристаллы иллюзорных миров, а пока сознание остаётся в рамках человеческой логики – акро-машины заклятий продолжат свою работу. Отсюда, из самого центра призванных сил, всё выглядит по-иному. Тусклый свет фонарей становится жёлтым заревом, облившим пространство лагеря, все предметы, столбы, машины видятся невероятно, нечеловечески чёткими, до мельчайших деталей, до царапин на краске – разум отказывается воспринимать такой мир, искажает его, отталкивает, и от этого контуры объектов начинают изгибаться, словно какие-то миражи. Мечутся люди – чёрные тени, острые и медлительные. Их можно отстреливать, словно в тире – левая рука неспеша поднимает пистолет, ствол колеблется где-то сбоку, дёргается – ещё один ломаный силуэт валится на истоптанную траву. Странное, непривычное действие. Зачем такие сложности, если достаточно пожелать? Пожелать – и огнистые нити прочертят путь туда, куда захочет их повелитель, пронзят, разметают и бросят на землю – быстрее, чем удар сердца. Слабая вспышка, толчок – винтовочная пуля деформируется, встречая на пути незримую стену перестроенного пространства, а пославший её не успевает даже удивиться – бичам Алой Смерти не нужно целиться, чтобы настигнуть жертву. Кажется, эффекта внезапности добиться не удалось – слишком слаженно безликие фигурки пытаются задержать врага. Что ж, тем проще. Чувство прекрасного испытывает отвращение от такой грубой и безыскусной бойни, но это вполне терпимо. Пусть совершенные формы останутся для того, кто способен их оценить, а сейчас – сейчас надо просто перебить пятьдесят человек, которые со своим оружием не имеют и шанса. Наставник назвал бы это провалом. Использовать обычную силу, щит против пули, меч против плоти – для него это было равносильно полному поражению. Глупый, бесталанный, неправильный ученик… Грохот очередей вспорол полотно боя – один из вездеходов выехал вперёд и начал бить из пулемёта по напавшему на лагерь чудовищу. Оставшиеся в живых солдаты рассеялись в поисках укрытий, ещё одна машина зачихала двигателем, готовая присоединиться к плюющемуся свинцом собрату. Вздымая клочья земли, смертельные дорожки понеслись к человекоподобной тени, но вместо того, чтобы смять её, пронзили пустоту и канули в ночь. У наводчиков двоилось в глазах: посланные наверняка пули не встречали никакого сопротивления, в то время как другие рикошетили, казалось, от воздуха, разбрасывая яркие искры. Аластор на мгновение остановился. Десятки тяжёлых пуль, столкнувшихся с Иллюзией отражения, поколебали его, рассеивая внимание. Тем временем водитель вездехода, осознав бесполезность обстрела, попытался переломить ситуацию радикально – взревел двигатель и стальная коробка двинулась вперёд, с явным намерением перемолоть колёсами неуязвимого мага. Тот, в свою очередь, с лёгким удивлением наблюдал за приближением к своей персоне железной морды, увенчанной глазами электрических фонарей. Красные полосы на переднем бронелисте, задранном на два метра от земли, несли кое-где следы старых выбоин и царапин, в смотровой щели можно было рассмотреть белые глаза водителя, блестящие неподдельным безумием. Когда маг, наконец, решил, что столкновение с таким количеством металла будет небезопасно, до контакта оставались считанные секунды. Их пришлось потратить без особого ума, но с максимально возможной скоростью: правая рука соединила танцующие в нематериальной форме огненные струны и единым потоком выбросила их навстречу броневику. Извивающийся бич, насыщенный тысячью оттенков багрово-красного, жёлтого, раскалено-белого, пронзил переднюю плиту, прожёг водителя, расплавил двигатель и угас, наполнив внутренности машины огнём вперемешку с удушливым дымом. Тело, не раздумывая, прыгнуло в строну и покатилось под грузовик, а мимо проехала горящая четырёхколёсная туша, пробитая едва ли не насквозь. Как некрасиво…
***
- Сколько? - Девятнадцать убитых, остальные отходят. Один «Лойер» уничтожен. - Как-то легко вы сдались. И это после нашего успеха… Нехорошо. - Мастер, это не человек! Мы не может остановить то, против чего бессильно наше оружие! - Не человек? А что же это? - Это… Это колдовство! - Хмм… - Мы должны отступить. Оно продвигается слишком медленно, и… - Мы? Мы должны? В чёрных глазах заиграл нехороший огонёк. - То есть… - Никогда не указывай мне, что я должен делать. Надеюсь, ты запомнишь это, лейтенант? Человек в измазанном мундире судорожно вздохнул. - Так точно, мастер-командор. Простите за мою дерзость. Тем не менее, даже если мы продолжим сопротивление, то продержимся не более десяти минут. - Если ВЫ продолжите сопротивление, лейтенант. Впрочем, я отнюдь не желаю вам бесполезной смерти. Отступайте вдоль холмов, ждите в точке встречи 4-5 по северо-западному маршруту. - Мастер, вы… - Вы говорите, настоящее колдовство? Давно мечтаю на него посмотреть. Лейтенант уставился на захлопнувшийся люк вездехода.
***
Кровь, пороховой дым, пронзительные лучи прожекторов и крики людей. Темнота, выдыхающая свинец и чад. Минуты, которые растягиваются как расплавленный каучук. Они отступали. Вне всякого сомнения – отступали! Уцелевшие машины срывались с места и ныряли в ночь, уволакивая вслед за собой звуки боя. Аластор не ожидал такого конца. Противник бился грамотно, очень грамотно – даже осознав, что перед ними нечто намного более опасное, нежели человек, солдаты в серых шинелях всё равно продолжали сражаться, используя малейшее преимущество. Они держались вне досягаемости бичей Алой Смерти, стреляли из укрытий, издалека, огрызались пулемётным огнём и даже пытались кинуться врукопашную - такие не бросят поле боя, не побегут просто так. Значит, кто-то приказал отступить. Тем лучше – не придётся их убивать… Он и так поработал мясником, и за это придётся расплатиться – позже, когда всё останется позади. Тогда-то память услужливо вытолкнет на поверхность изувеченные тела, лица, искривлённые гримасами боли и ужаса, запах смерти и чьё-то запоздалое желание жить. Тогда накатится тошнота в сопровождении остальных, не менее забавных эффектов. Позже – но не сейчас. Сейчас надо разобраться с делами. С делами-телами… Забавно рифмуется, правда? Маг криво усмехнулся сам себе. Толчок. Мир отозвался пульсацией, смазалось зрение и чьи-то холодные пальцы осторожно ухватили за сердце. Рябь, как от камня по воде, только вместо воды – ткань реальности. Рано обрадовался. Не всё закончено, далеко не всё. Наоборот – кажется, самое главное лишь начинается. Жаль, все зрители убежали. Там, где раньше стояла линейка броневиков, теперь виднелась одинокая человеческая фигура. Освещение погасло, лишившись питания, но догорающий «Лойер» давал вполне достаточно света, чтобы усиленное символом Аметистовой слезы зрение рассмотрело его в мельчайших деталях. Опрятный чёрный мундир без знаков различия, бледное лицо и аккуратный ёжик тёмных волос. А вот глаз – не видать, глаза прячутся в глубокой тени, намертво угнездившейся под бровями. Рефлексы отозвались раньше, чем ленивая мысль попыталась сделать хоть что-нибудь. Выудить из глубин сознания чертежи нужной акро-машины, построить её каркас, наполнить силой и активировать – почти то же самое, что нарисовать по памяти все детали сложного двигателя, а потом собрать из них функционирующий агрегат. Видимые одному лишь магу нити складывались в фигуры, сверялись с намертво впечатанной годами обучения схемой и обретали форму, наполняясь силой нереальности. Канал вибрировал, поглощая участок живого мира, и Аластор почти физически осязал, как гибнет вокруг него что-то, чему нет названия, уступая место чуждой конструкции, созданной его разумом. - Сияющие доспехи безумия! Словесная формула – традиция закрепления, она взывает к другим рефлексам, тем, которые активируют заклинание, дадут новосотворённой акро-машине первый толчок. Из ничего возник свет, заключивший тело мага в кокон из сотен пересекающихся плоскостей. Там, где они касались друг друга, свет был ярче, придавая всему доспеху вид фантастического собрания призрачных драгоценных камней. - Так-так-так… И кто же тут у нас такой шумный? Несколько неосязаемых игл попытались проткнуть сердце, но сломались о непроницаемую поверхность доспехов. Ещё не удар – просто разведка, небрежно брошенное волшебное Слово. - Грубый, непочтительный, наглый… Но самое печальное – неуместный. Голос рождался где-то в пространстве и достигал слуха, ничуть не смущаясь воздвигнутыми слоями защиты. В нём слышались равнодушие и презрение, но где-то на периферии, едва различимый, прятался гнев. Холодный, опасный гнев, какой бывает у людей того сорта, что сначала наносят удар, а потом плюют на могилу врага. - Благородные люди не приходят без приглашения. Но если визита не избежать – ведут себя сообразно своему положению. Увы, увы, судя по тому, что я здесь вижу – незнакомец картинно огляделся вокруг – ты не знаком не только с хорошими манерами, но даже с правильным способом нанесения оскорблений. Впрочем, я прощаю тебя. За одну только радость встретить другого мага – прощаю. Не думать. Не думать ни о чём лишнем. Позволишь словам отвлечь тебя – проиграл. Аластор отпустил Чёрную душу Амаренто и Танец Алой смерти, одновременно создавая новое, многократно более сложное заклинание. Повелитель Нереальности. Вторая за всю жизнь схватка с магом. Формулы и структуры проплывали перед глазами, Знаки рождались сами собой, подставляя костыли перегруженному сознанию, уложенные на дальних полках уроки, посвящённые именно таким поединкам, раскрывали свои пергаментные страницы. Тело боялось. Кажется, у него бешено колотилось сердце и холодело где-то в области живота. Хорошо, что тело – всего лишь одежда разума. Фермер не спрашивает у трактора, желает ли тот пахать. Маг не спрашивает у своей оболочки, хочет ли она жить. - Песня чёрная летит над горами вороном, кто услышит – не простит, сердцем да разорванным, камни власти на холмах – были, но оставлены, предков одинокий прах тишиной раздавленный… Имя мне – Кильвар, одно крыло, одно начертание и земля серая, смертью полная. Скажешь ли мне свой ответ, тот, кто стал напротив? Вот и закончилось твоё хвалёное самообладание, названный Аластором. Несколько слов – а перевернули всю память, и давно забытое снова кажется произошедшим только вчера. Вспомнились и рассказы, и старинные книги… Народ, в стародавние времена изгнанный с далёкого запада, те, кто в огненной буре столетий сохранили свои традиции и принесли магию на восток. Народ, к которому принадлежал и его наставник. Почти исчезнувший – но так и не покорённый. Племя Повелителей по самой крови своей, и даже прихоть старика, взявшего в обучение чужое дитя, не могло этого изменить. Чужак останется чужаком, лишённым собственной Песни. Лишённым Рода. Нет, он никогда не завидовал – слишком странно было испытывать это чувство к людям, достойным за их судьбу настоящей жалости. Просто понимал – своим, Истинным – он не станет. Впрочем, на отношении Наставника это почти не сказывалось – на жёстком сухом лице эмоции умирали быстрее, чем капли воды в раскалённом горне. А теперь… Теперь он третий раз в жизни видит настоящего Саи, и оживают, оживают, оживают картины прошлого… Стоп. Магу не к лицу думать о чужом превосходстве. - Я – Аластор, ученик Амальва из Книжной Башни. - О! Тот самый мальчик низкого рода, которого старик приютил на старости лет? Как же, как же, ты мне известен. Но я не вижу знаков почтения – ты что же, не узнал Высшего? - Я вижу здесь только вора, и вдобавок – отступника. Такому, как ты, наставник Амальв не позволил бы даже вытирать коленями свой порог. Ну а для меня твоя Песня – вообще пустой звук. Или ты не заметил, что я – не Саи? Что ж, довести его до бешенства, ударив по самым ранимым чувствам всего народа, сыграв на презрении к культуре изгнанников, принадлежа формально к их иерархии – не так уж и плохо. Вот только сработает или нет? - Наставник Амальв… Вот как ты его называешь. Так непривычно… Для меня он всегда звучал как благородный Амальв, крылья ветра и небесное знамя, Истинный Высший рода Саи. Наверное, он и тебя называл по имени? Выживший из ума размякший старик. Последние слова внезапно обрели твёрдость камня. Двое, с расстояния в полсотни шагов ведущие беседу посреди остатков лагеря и разбросанных мёртвых тел, словно выпали из окружающего пространства – теперь не они казались несуразной деталью, напротив: всё остальное потеряло значение, и лишь смертельно опасный воздух между двумя колдунами таил в себе незримые лезвия. Было время – маги сжигали себя вместе с целыми городами. Было время – они шли во главе армий, оставляя позади пустые, мёртвые земли. Сотни раз с тех пор укутывал землю снег, в свою очередь уступая место зелёным всходам, исчезали и возникали целые страны, но неизменным, кажется, осталось одно: эгоизм, делающий смертельными врагами едва ли не всех Повелителей Нереальности. Всей-то разницы между ними – один старается не убивать без нужды, а второй давно наплевал на это. Ничего не изменится, если они поменяются сторонами… Аластор был уверен, что противник многократно более искушён в тонкостях колдовства. Единственный алгоритм победы – сделать ставку на свою силу, ту самую, которую наставник так старался заключить в совершенные формы акро-машин. - Меч искажения! Завертелись ожившие механизмы, разрывающая мир волна рванулась вперёд, чтобы превратить ненавистного врага в миллионы фрагментов-клочьев. Аластор тянул и тянул из себя бесконечное лезвие перестроенного пространства, канал силы пульсировал, наполняя всё существо мага палящим жаром, время замедлилось настолько, что разящий клинок, казалось, еле ползёт, по миллиметру приближаясь к заветной цели. Вот он почти коснулся груди врага, ещё мгновение и… Всё исчезло. Реальность растворилась, оставив вместо себя пустоту. Пустота разделилась на верх и низ: верх был непроницаемо чёрен, плоскость низа расцвечивали едва различимые багровые туманности. Появились звёзды – тусклые и очень далёкие. Последней, прямо в центре странного мира, возникла воронка – дымчатая, невероятно огромная – хотя сравнить было всё равно не с чем. Багрово-красная. Ни тела, ни зримой точки опоры. Маг попытался дотянуться до своей силы, сделать хоть что-нибудь – и ощутил ужас. Нереальности не было. Не было той точки где-то в глубинах разума, присутствие которой ощущалось даже во сне. Не было силы, которая стала частью его существа. Он попытался кричать, но не услышал своего крика. Вместо него со всех сторон зазвучал голос, и голос этот был подобен миллионам чёрных шипов, впивающихся в сознание. - Как грустно… Всё закончилось раньше, чем началось, и я несказанно разочарован. Позволь же, в качестве компенсации, немного поиграть с тем, что от тебя осталось. Ты ведь не против? Ах да, не можешь ответить… Какая жалость. После этих слов пришла боль, хотя, казалось, нет больше ничего, что способно её испытывать. - Ну что? Ещё не хочется умереть? Нет? Это скоро пройдёт. Ты, наверное, уже догадался, где очутился? Правильно - с другой стороны. Разум, как видишь, может выжить и здесь… Правда, недолго. Бедняга, как, наверное, тебе не хватает твоей «Нереальности»… Страшно, когда не к чему обратиться и не на что опереться? Остатки Аластора дребезжали, грозя рассыпаться. Вот оно что… Хорошо управлять потоком воды, открывая заслонку на водяной мельнице, но что делать, когда ты сам – частичка, влекомая водопадом? Думать дальше ему не дали. Воронка, бывшая центром вселенной, внезапно взорвалась, поглотив всё вокруг.
***
Мальчик стоял на обочине дороги и сосредоточенно складывал из камней пирамидку. Хмурые предгорья дышали ветром, но он не оставлял своего занятия. Камень за камнем – их много здесь, в серой, пустой стране, единственные жители которой – редкие птицы. Где-то на западе тлеют облака, но этот огонь далеко – он не достигнет противоположного края неба, не разметает рыжими языками пламени пепел, засыпавший голубой цвет. Потом появилась лошадь. Вернее, сначала раздался звук – замечательный звук, который издают копыта, стуча по камню. Вскоре большое и тёмное заняло половину мира и остановилось. Оно стояло так долго, что стало вполне привычным – а потом преподнесло ещё один сюрприз. У лошади оказался всадник. Белобородый старик в плаще с капюшоном наклонился и протянул мальчику руку. Лицом он напоминал обветренную скалу, глазами – небо, полное могучего ветра. Мальчик помотал головой, показал на недостроенную пирамиду и продолжил свою работу. Старик кивнул в ответ, слез с лошади и принялся подавать камни. Через некоторое время, когда стук копыт затих вдалеке, а небо окончательно потемнело, только невысокий монумент напоминал о присутствии в этих краях человека.
***
Тренировка – это боль. Обучение – это боль. Знание – это боль. Есть два типа вещей: боль и всё остальное. Размеренный голос доносится откуда-то сбоку: - Мы стремимся к высокому, обладая лишь низким. Бесполезно умолять низкое помочь тебе; единственный путь заключается в том, чтобы заставить его. Посему наша задача весьма проста: оставить для тебя одну только возможность избавиться от страданий – достичь вершины. Боль – порождение слабости. Слабость – это враг. Враг должен быть уничтожен. - Никогда не испытывай жалости к тому, что встанет у тебя на пути. Жалость – бесполезное чувство, оно делает тебя слабее, а противника – сильнее. Не жди, что кто-то пожалеет тебя, напротив - стань тем, кого нет надобности жалеть. Боль – порождение слабости, преодоление боли – суть проявление силы. Что есть сила? Сила – это власть над самим собой. Что есть абсолютная сила? Это вечная боль и вечное её преодоление.
*** Он сходил с ума в попытках объять разумом больше, чем способен объять человек, сходил с ума, часами удерживая перед внутренним взором сложнейшие образы во всех мельчайших подробностях, а когда начинал балансировать на грани саморазрушения – ментальные тренировки сменялись физическими, рождающими в голове благословенную пустоту. И каждый раз, когда старая боль становилась привычной, наставник создавал новую. Аластор не знал, что бывает столько разновидностей боли и даже не подозревал, что у человека есть столько возможностей её испытать. Со временем он узнал и о том, как причинять её другим людям. В первый раз – когда наступил очередной праздник жизни: поездка в маленький городок, прилепившийся к горам в сотне километров от башни наставника. Поездка всегда была маленьким чудом: неожиданно кончались тренировки, выворачивающие наизнанку всё существо, и можно было любоваться пейзажами, проплывающими за бортами старой машинки. А потом – наблюдать за чужими людьми и учиться, но учиться по-другому, без боли – отстранённо и с любопытством. Иногда в городе случались фестивали, и тогда прямо на узких улочках продавали жареные орехи, лимонад, фрукты в сахаре – всё то, чего никогда не водилось в Книжной Башне, насквозь пропитанной древним знанием. Горожане в разноцветных одеждах плясали и пели, неизменно вызывая удивление Аластора. В один из таких дней он и наткнулся на компанию подростков, когда гулял, оставив наставника заниматься своими делами. - Эй, ты, что ли, тот ублюдок из старой башни? - Он, он, я сам видел – со стариком приехал. Саи! Говоривший плюнул на землю. - Ты что, не знаешь – отбросам вроде тебя тут шляться запрещено? Здесь нормальные люди живут, не то, что всякие крысы… Те пятеро очень хотели его унизить. И сделать больно. Самый старший отвесил первую оплеуху, и компания дружно захохотала. А ученик мага вдруг понял, что ему совсем не обязательно терпеть эту боль. Иронию того, что люди ненавидели его за принадлежность к Саи, а Саи, в свою очередь, считали низкорожденным чужаком, Аластор понял только потом. В тот момент он испытывал неизведанное до той поры чувство внутренней свободы – и власти. Слова Силы – простейшие акро-машины, доступные ученику – срывались с губ уверенно и легко. Он удовлетворился их корчами и криками боли, не причиняя вреда сверх необходимого – ибо уже тогда ценил реальность, как ценят её только маги: в виде ресурса, расходовать который надо аккуратно и бережно. Первые капли крови упали в дорожную пыль.
***
Он научился убивать, хотя совершенства в этом деле достичь не сумел. Граница между добром и злом, пролегающая в сознании мага, отличается от таковой в сознании человека, в первую очередь потому, что над магом довлеет гораздо меньше ограничений и чужих правил. Именно мораль – хотя зачастую весьма извращённая – определяет, в основном, его действия. Мораль, которую создал для себя Аластор, была предельно проста: относись к человеку так, как тот сам относится к ближнему. Убивай тех, кого считаешь плохими. Те, кто тебе мешает – плохие? Убивай их. Была тошнота, потому что он так и не сумел провести чёткую линию между собой и остальным человечеством. Были странные мысли. А ещё – была кровь, оставленная за спиной. Грабителей, требовавших всего-то еды и денег. Насильника, выпотрошенного заклинанием. Трёх солдат иноземной державы, за которых заплатили полновесными кронами. Других. И после каждого следы, оставляемые магом на дороге, становились чуть более красными.